Теранезия - Грег Иган

— Ты в порядке?

— Да, да.

Он чувствовал пульсацию в руке, но если его и ужалили, то никакой общей реакции организма не последовало.

Грант опрыскала свою правую руку и тушку, затем отломала ветку от куста и воспользовалась ей как крюком. От тела птицы осталось не так уж и много, но и этого должно было с головой хватить для анализа ДНК.

— По крайней мере, это были не муравьи-легионеры, — пошутила она. — Мы были бы рады спасти хоть что-то.

Прабир нервно посмотрел на землю.

— Да, но я не думал, что мы в Гватемале.

Возможно, из-за своего старого имплантата он смотрел на насекомых Теранезии через розовые очки, но он был уверен, что среди них не было настолько агрессивных как эти муравьи.

— Если все дело, — сказал Прабир, — в реакции на генетические повреждения, то нельзя ли выявить это с помощью какого-нибудь эксперимента уже сейчас? Плодовых мушек облучают всевозможными дозами радиации уже сотню лет.

Грант была далеко впереди него.

— Может быть, уже выявили. Но одна или две индивидуальных восстановленных особенности вовсе не обязательно будут выделяться на фоне действительно случайных мутаций. Ведь это не выглядело бы так, будто организм целиком регрессировал к архаичной форме, которую любой компетентный палеоэнтомолог опознал бы мгновенно. Я думаю, то, что происходит с замещаемыми органами у некоторых мутантов, происходит из-за того, что часть зародыша изменяется не синхронно с остальным; результат не является вредным, так как многое сохраняется в промежутке, но это приводит к тому, что детальная анатомия не является ни современной, ни архаичной.

— Точно. — Прабир все еще не понимал, каким образом зубы у какаду оказались расположены настоль эффективно, но он не настолько разбирался в вопросе, чтобы обсуждать его со знанием дела. — Но, если вы посмотрите на оригинальную ДНК голубей с Банданейра, вы сможете увидеть, откуда появились восстановленные особенности? Можете определить, какие последовательности были удалены, а какие активированы у птиц, которых мы видели?

Грант покачала головой.

— Я не думаю, что мне удастся сделать это, пока я не пойму, как работает процесс восстановления. Исходная последовательность может быть вырезана и «вклеена» с помощью слайсинга в новое место и, даже поиск по всему геному на предмет частичного совпадения не обязательно позволит обнаружить ее.

Прабир обдумал ее слова.

— Так все, что вам на самом деле нужно — это поймать ее, так сказать, на месте преступления. Вместо того, чтобы наблюдать геномы в состояниях «до» и «после», если нам удастся найти животное у которого процесс еще не закончился…

— В идеале, да, — сказала Грант. — Хотя я не очень представляю себе, как мы сможем отличить такое животное. Я не знаю, кого нам следует искать.

Он тоже не знал. Но, если это и происходит, то, скорее всего и наиболее явно на острове, где произошло впервые.

Непроходящий страх того, что Грант может наказать его, был абсурдным — ведь они же теперь друзья? И как бы она не разозлилась на то, что он ей лгал, она вряд ли бросит его здесь.

Но Мадхузре обещала молчать. Что она почувствует, когда узнает, что он первым нарушил молчание, не посоветовавшись с ней? И, если Грант, с его помощью, сделает какое-нибудь сенсационное открытие, оно не станет общественным достоянием, а останется в распоряжении ее спонсоров.

— Так что, — спросил он, — все, что нам остается — это собрать, как можно больше образцов, в надежде, что нам повезет?

Грант стоически расправила плечи.

— Увы, это так. Если не знаешь, что ищешь, не остается никакой альтернативы массовым убийствам.

* * *

Они пробыли на острове еще шесть дней. Прабир так и не смог привыкнуть к тяжелой, монотонной работе, но некоторый положительный момент был в том, что он уставал настолько, что засыпал мгновенно, стоило ему принять горизонтальное положение. Они обнаружили еще двадцать три предположительно новых вида животных и растений, хотя Грант отметила, что пара-тройка из них могли быть еще просто не занесены в таксономические базы данных.

Второй остров находился на расстоянии еще одного перехода, продолжительностью в полдня. В течение часа после высадки на берег они увидели, казалось такой же кустарник, таких же мух и таких же злобных муравьев. Они отправились еще глубже в джунгли, оставаясь в виду друг друга, но собирая образцы независимо один от другого. Прабир соорудил программу, которая, получив изображение с камеры планшета, осуществляла визуальный поиск по базам данных на предмет совпадения с описанными ранее видами. Грант пренебрежительно отнеслась к такому подходу — у нее не было энциклопедических знаний о дикой природе региона — но, она, казалось, научилась находить то, что нужно, по самым незначительным признакам в строении тела или окраске. В конце дня, если судить по уже упорядоченным результатам, их КПД оказались практически одинаковыми.

Прабир остановился возле белой орхидеи с одним колоколообразным цветком диаметром в полметра. Ее толстый зеленый стебель обвивал ствол дерева и заканчивался клубком белых корней, которые, цепляясь за кору, частично образовали грибовидный нарост, а частично болтались в воздухе. В зеве цветка сидело насекомое — жук с радужными зелеными крыльями. Прабир присел на корточки, чтобы получше того рассмотреть — он был почти уверен, что это тот же вид, который он обнаружил на предыдущем острове и который, как оказалось, повергся изменениям. Если так, то этого стоило прихватить для сравнения.

Он опрыскал жука инсектицидом и подождал несколько секунд. Но не было, ни предсмертного танца, ни обычных конвульсий. Тогда он взял жука за бока и попытался выдернуть, но тот, казалось, был привязан к лепестку.

Цветок начал закрываться, плавно сжимая лепестки. Прабир отдернул руку, но цветок потянулся за ней — клейкие выделения, которые держали жука, приклеили пальцы Прабира к его панцирю.

— Съешь меня, съешь! — засмеялся он.

Он схватился за стебель растения, и начал тянуть руки в разные стороны, пытаясь вырваться, но его сил оказалось недостаточно, чтобы разрушить клейкую массу или разорвать растение. Его будто приклеили суперклеем к сверхпрочной веревке, обмотанной вокруг дерева.

Цветок уже свободно обхватывал его предплечье, но не прекратил рефлекторных действий. Прабир старался сохранять спокойствие: плотоядным растениям требовались дни или даже недели, чтобы переварить несколько мух; он надеялся, что тот не выделял каких-нибудь веществ, способных разъесть его плоть до кости. Он нащупал свой карманный нож и вонзил его в растение. Оно оказалось жестким и волокнистым, как пальмовый лист, но проткнув его, Прабиру удалось достаточно легко вырезать кусок вокруг жука. Орхидея сразу же начала разворачиваться, возможно, потому, что он устранил источник раздражения. Но почему же она не сомкнулась вокруг одного только жука?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});