Пелопоннесская война - Дональд Каган

в ходе войны (см. карту 1). Аргосские союзники отрядили воинов для защиты самой Мантинеи, а ее граждане тщетно пытались оборонять оказавшуюся под угрозой территорию. Восстановив независимость Паррасии и уничтожив возведенное мантинейцами укрепление, спартанцы отступили. Затем они выслали гарнизон, чтобы взять под контроль Лепрей, находившийся между Элидой и Мессенией и служивший причиной раздоров с элейцами.

Эти действия обеспечили определенный уровень безопасности на границах Спарты и в землях илотов, но спартанцы сталкивались и с внутренними неприятностями. Клеарид вывел из-под Амфиполя войско Брасида, в состав которого входили семьсот илотов, заслуживших себе свободу и право поселиться там, где пожелают. Эти семьсот илотов, свободно перемещавшихся по Лаконии, не могли не беспокоить спартанцев, так же как их беспокоило появление нового сословия – неодамодов. Носители этого статуса, первые упоминания о которых относятся к данному периоду спартанской истории, были получившими свободу илотами, жившими без видимых ограничений. Вероятно, их освобождение также было наградой за исправную военную службу. Кроме того, спартанцам приходилось считаться с неуклонным сокращением населения, из которого они комплектовали свое войско. По целому ряду причин число «равных», пополнявших ряды спартанских гоплитов, падало на всем протяжении V и IV вв. до н. э., сильно уменьшившись по сравнению с 5000 при Платеях в 479 г. до н. э. Однако необходимость разместить в Лепрее гарнизон помогла спартанцам решить оба вопроса сразу. Заселять территорию вдоль границы с Элидой они послали как ветеранов Брасида, так и неодамодов.

Еще одной проблемой, с которой столкнулись спартанцы, было возвращение воинов, взятых в плен на Сфактерии и проведших годы в качестве узников в Афинах. Поначалу бывшие заложники просто возвращались на свои прежние, нередко высокие и влиятельные позиции в спартанском обществе; некоторые из них даже заняли государственные посты. Однако со временем спартанцы начали опасаться, что вчерашние пленники могут стать источником осложнений из-за бесчестия, которое они навлекли на себя, согласившись сдаться в плен. Как итог, представителей этой потенциально опасной группы лишили некоторых гражданских прав, хотя и позволили им остаться в Спарте. Необходимость противостоять подобным внутренним угрозам отчасти объясняет, почему спартанцы в большинстве своем не прекращали быть сторонниками осторожной и миролюбивой внешней политики. Недавнее улучшение ситуации с безопасностью на элейской и мантинейской границах, снижение угрозы со стороны Аргосской коалиции и отсутствие агрессии в поведении афинян – все это служило на пользу партии мира.

Афиняне, однако, по-прежнему испытывали чувство обиды из-за того, что Спарта не выполнила часть своих обязательств по договору. Хотя спартанцы постоянно обещали Афинам свое содействие в том, чтобы силой заставить Коринф, Беотию и Мегары принять условия мира, они забывали об этом всякий раз, когда доходило до дела. Поведение Спарты в случае с Амфиполем раздражало еще больше. Вместо того чтобы использовать свое войско для принуждения Амфиполя к возвращению под власть Афин, спартанцы отвели его домой, тем самым явно нарушив условия соглашения. Афиняне все больше убеждались в том, что спартанцы сознательно обманывают их. Подозревая, «что лакедемоняне нисколько не помышляют о соблюдении справедливости», афиняне отказались вернуть им Пилос; они «раскаивались даже в том, что выдали обратно пленных с острова, и решили удерживать за собою все прочие занятые ими до тех пор пункты, пока и лакедемоняне не выполнят условий мира» (V.35.4).

Со своей стороны, спартанцы не переставая просили афинян передать им Пилос или, по крайней мере, удалить оттуда мессенцев и поселившихся там беглых илотов. Они заявляли, что сделали все возможное для возвращения Амфиполя, и уверяли афинян, что выполнят и прочие обязательства. Одним словом, спартанцы не предлагали ничего, кроме новых обещаний вместо старых, оставшихся нереализованными, но сторонники мира в Афинах были еще достаточно сильны и сумели убедить сограждан пойти на дальнейшие уступки. В результате афиняне вывезли мессенцев и илотов из Пилоса и поселили их на острове Кефалления.

Как раз в то время, когда афиняне предприняли очередную попытку умиротворения, приверженность Спарты делу мира вновь оказалась под вопросом. В начале осени 421 г. до н. э. в должность вступили новые эфоры. Среди них были и те, «которые всего больше желали разорвать договор» (V.36.1), – Ксенар и Клеобул. Они придерживались курса на возобновление военных действий против Афин, и возможность для этого вскоре представилась. По инициативе все еще главенствовавшей партии мира в Спарте как раз собралось совещание, на котором присутствовали послы Афин, верные союзники спартанцев, а также беотийцы и коринфяне. Целью встречи было в очередной раз попробовать договориться о всеобщем принятии условий мира. Мероприятие закончилось полным провалом, и это, вероятно, вдохновило Ксенара и Клеобула на попытку реализовать свой непростой замысел.

Пока коринфяне пытались посеять среди спартанцев панику и вынудить их нарушить мир, используя в качестве пугала Аргосский союз, воинствующие эфоры решили зайти с противоположной стороны. Они полагали, что спартанцы заключили мир и союз с Афинами главным образом из-за угрозы со стороны Аргоса и желания вернуть сфактерийских пленников и Пилос. Как только эти вопросы разрешатся, Спарта, по мнению этих эфоров, будет готова возобновить войну. Оставалось лишь добиться возвращения Пилоса и покончить с Аргосским союзом. Действуя тайно, эфоры посоветовали послам Коринфа и Беотии, чтобы оба этих государства действовали в согласии друг с другом. Беотийцам, по их словам, следовало заключить союз с Аргосом, а затем попытаться подтолкнуть Аргос к альянсу со Спартой. Союзный договор с аргосцами, подчеркивали они, облегчит ведение войны за пределами Пелопоннеса. Кроме того, они попросили беотийцев передать Панакт спартанцам, чтобы те смогли обменять его на Пилос «и тем легче приготовиться для войны с афинянами» (V.36.2).

ЗАГАДОЧНАЯ ПОЛИТИКА КОРИНФЯН

По дороге из Спарты домой коринфских и беотийских послов встретили двое высокопоставленных членов правительства Аргоса, которые предложили беотийцам присоединиться к Аргосскому союзу. На этот раз аргосцы сознательно сформулировали свое предложение крайне неопределенным образом: по их словам, «если бы только это удалось, то, по их мнению, легче было бы в согласии с союзниками воевать или заключать мир по желанию с лакедемонянами или со всяким другим городом» (V.37.2). Аргосцы по-прежнему надеялись добиться гегемонии на Пелопоннесе за счет Спарты, но их двусмысленное предложение допускало и иное толкование, при этом не налагая на Аргос никаких обязательств. Беотийцы с большим удовольствием выслушали эти слова, ведь они полностью совпадали с тем, что уже «поручили им и друзья их из Лакедемона» (V.37.3). На родине беотархи восприняли это известие с неменьшим удовлетворением. Но предложения спартанцев и аргосцев совпадали лишь внешне, ведь конечные цели тех и других были прямо противоположны. Тем не менее беотархи согласились направить послов в Аргос для заключения союза, как только этот шаг будет одобрен объединенным советом Беотии.

Скорее всего, именно коринфяне стояли за дальнейшими событиями: «Беотархи и послы коринфян, мегарцев и из фракийской Халкидики решили сначала клятвенно обязаться защищать друг друга и не начинать ни с кем войны и не заключать союза без общего согласия» (V.38.1). Халкидяне во Фракии были зависимы от Коринфа точно так же, как мегарцы от Беотии. Самим беотийцам такое соглашение было не нужно, ведь они готовились вступить в союз с аргосцами, а поскольку Коринф уже был союзником Аргоса, общее соглашение не давало Беотии никаких дополнительных выгод. В конце концов, этот план совместных действий был всего лишь расширенной версией более раннего плана, предложенного коринфянами, но так и не принятого.

Коринфяне знали, что беотийцы им не доверяют, ведь ранее они уже отклонили предложение коринфян. Кроме того, беотийцы считали Коринф отступником от союза со Спартой и опасались, что любое соглашение, заключенное ими с Коринфом, непременно оскорбит спартанцев. Беотархи доложили объединенному совету, который был наделен высшей властью в Беотии, о своем намерении заключить общее соглашение с участием Мегар, Коринфа и фракийских халкидян. Они не стали раскрывать секретные планы, стоявшие за этим предложением, так как Ксенар и Клеобул могли серьезно пострадать, если бы слухи об их тайных переговорах дошли до Спарты. Беотархи положились на собственный авторитет, которого должно было хватить для того, чтобы предложение было принято, но времена были смутные, и совет отказал им из страха, «как бы клятвенным союзом с коринфянами, отложившимися от лакедемонян, не пришлось действовать наперекор последним» (V.38.3). Этот отказ – совершенно неожиданный для беотархов, но, возможно, не столь уж неожиданный для коринфян – поставил в дискуссии точку. Коринфяне и халкидяне вернулись домой, а беотархи