Мой бедный богатый мужчина - Мария Воронова

– Хорошо, поедем. Только давай все-таки на «Мазде». В твоей машине я ни разу не сидела за рулем, буду на каждом светофоре глохнуть.

– Конечно, зайчик, как тебе удобнее.

Когда они выехали на трассу, Розенберг сказал:

– Хорошо, что ты поехала. Не хотелось мне сегодня разлучаться с тобой.

Но это было, конечно же, вранье…

В больнице царила знакомая атмосфера деловитого хаоса, чуть-чуть приправленного абсурдом. Они сразу направились в комнату дежурных, где обнаружились и Лада Николаевна, и Колдунов, и начмед Илья Алексеевич по прозвищу Всадник. Поприветствовав супругов, Колдунов повернулся к начмеду.

– Ну заплати-и-и! – заныл он голосом детсадовца, которому не покупают мороженое. – Ну хоть пятьсот рублей!

– Отвяжись! Из каких закромов я тебе достану? У меня такой статьи расхода нету! – отбивался начмед. – Не хочешь бесплатно оперировать – иди домой, пусть дед помирает.

– Ты знаешь, что я останусь, и пользуешься! Я обещал жене отпустить ее на концерт в консерваторию, и она ужасно расстроится, что не попадет туда. Ну да ладно, она поймет. Но я хоть принесу ей за это денежную компенсацию. Выпиши мне какую-нибудь специальную премию. Ладно, четыреста рублей, и я останусь!

– «Если хочешь остаться, останься просто так», – довольно верно пропел Илья Алексеевич хит «Дискотеки Авария» и нежно обнял Колдунова за талию, – сделай это ради меня.

– Противный, ты вьешь из меня веревки! Только из любви к тебе я остаюсь часов на шесть сверхурочно. И совершенно бесплатно…

– Я тоже останусь, – улыбнулась Лада, – дам сама дедушке наркоз, а то сегодня смена не очень… Как бы они не обнулили все ваши, Ян Александрович, титанические усилия. Заодно будете знать, что не вы один такой дурак бесплатно работать. Все полегчает.

– Ладушка, вы настоящая фея! – Колдунов припал к ее руке и несколько раз страстно чмокнул.

– А я за это уничтожу половину написанных на тебя жалоб, – пообещал начмед.

Колдунов посмотрел на него презрительно:

– Разодолжили, отец родной! Конечно, уничтожишь, куда ж ты денешься?

Начмед повернулся к Розенбергу.

– Может быть, вы, дорогой Яков Михайлович, объясните товарищу Колдунову, что хамить больным нехорошо. Наверняка в вашей клинике это не принято.

– В любой ситуации нужно оставаться корректным, – сказал Розенберг и достал свои курительные принадлежности.

Колдунов посмотрел на часы и резко переменил тему:

– Лада, так мы работаем? Давай деда в операционную, начинай наркоз, я сейчас одну проблемку с Розенбергом решу и тоже приду.

– Терапевта ждем.

– А зачем? Даже если терапевт кучу противопоказаний найдет, все равно надо оперировать, иначе смерть неизбежна. Расслаивающая аневризма аорты сама не рассосется. И без терапевта понятно, что в нашем случае аневризма развивается на фоне мощного атеросклероза, когда и мозги уже никуда не годятся, и сердце. Чем раньше начнем, тем меньше крови потеряем.

Диана вдруг остро пожалела, что уволилась с работы. Сейчас могла бы готовить пациента к операции, и Ян Александрович восхищался бы, какая она ловкая и расторопная… Кофе, что ли, им всем приготовить? Она взялась за дело.

– Не хочу каркать, но при аневризмах сами знаете, какая статистика. А уж при расслаивающих и говорить нечего… Если неблагоприятный исход, первым делом вас вздернут за отсутствие записи терапевта. Затевая рискованную операцию, самое главное оформить историю как следует, ибо человек приходит в этот мир и уходит, а история болезни остается, – заметил Илья Алексеевич. – Сейчас позвоню этим курицам, простимулирую. А то наши терапевты, пока восемнадцать чашек чаю с вареньем не выхлебают, с места не сдвинутся. Кого вызвали, Касьянову?

Он решительно подвинул к себе красный пластмассовый телефон с отбитыми углами и набрал номер.

– Елену Филипповну позовите… Добрый день, Елена Филипповна! Какого хрена ты там сидишь, корова?! – вдруг гаркнул он. – Тебя когда в реанимацию позвали?.. Вот десять минут назад надо было жопу поднять и бежать! Через тридцать секунд чтоб тут была, я время засекаю!

– И этот человек призывает к вежливости! – фыркнул Колдунов.

– Я просто строгий руководитель.

– Ян Александрович, – не выдержал Розенберг, – вы сейчас оперировать уйдете, и мы поговорить не успеем.

– Ах да. Но пока терапевт смотрит больного, пока Лада наркоз дает, у нас еще полчаса есть. Честно говоря, я иначе представлял нашу встречу. Думал, мы спокойно проконсультируем больную, а потом посидим за чашкой доброго сакэ. Но объективная реальность в виде деда с аневризмой перечеркнула все мои творческие планы. Илья Алексеевич! – воззвал он к начмеду. – Неужели я не заслуживаю денежного поощрения хотя бы за то, что не выпью с уважаемым коллегой?

– Иди оперируй, я сам с ним выпью. – Илья Алексеевич принял из рук Дианы чашку кофе.

Колдунов окинул начальника ядовитым взором и принялся рыться в ящике с рентгенограммами.

– Вот, полюбуйся, – он вынул из ящика конверт и протянул Розенбергу, – тут рентген, компьютер, магнитный резонанс. И фотография опухоли, только это зрелище не для слабонервных.

Розенберг достал фотографию, присвистнул и поспешно засунул обратно в конверт. Подошел к окну и стал разглядывать пленки компьютерного и магниторезонансного исследований.

– Страшное поражение, – сказал он после долгой паузы, – похоже, затронуты сосуды шеи, и вена, и артерия. Хочешь сказать, что ты готов протезировать? Бессмысленно, вся левая половина шеи практически замещена опухолью.

– Да, но позвоночник-то цел! – Колдунов резко встал, расплескав свой кофе, и подошел к Розенбергу. – Вот смотри. – Он обвел границы опухоли черенком чайной ложки.

– А чем ты собираешься закрывать кость, нервные пучки и свои сосудистые протезы?

– Об этом я хотел спросить у тебя. Взять кожно-мышечный лоскут на ножке, развернуть, пришить аккуратно, если на всю раневую поверхность не хватит, хотя бы центр закрыть. По краям потом можно островковую пластику сделать, но это уже детали.

Розенберг отложил трубку, прижал снимки к стеклу и стал рассматривать их более внимательно.

– Идеи ваши, товарищ Колдунов, попахивают маразмом, – наконец резюмировал он.

– Маразм у тех, кто считает, что с такой опухолью можно жить! – парировал Ян Александрович. – Во-первых, она постоянно кровоточит, во-вторых, давит на сосуды, пищевод и трахею. Бабушка не может ни дышать, ни есть нормально, а от нарушения кровообращения в мозгу испытывает постоянные головные боли. Эта чертова опухоль весит килограмма четыре, больше, чем новорожденный ребенок, потаскай-ка такое на шее! Не говоря уже о том, что это фабрика разных токсинов и дурных гормонов. И ты только представь, что будет, когда опухоль проест сонную артерию! Бабушка же в собственной крови утонет!