Укрой меня от замыслов коварных; Делирий; Возвращайтесь живыми!; Шанс на независимость - Василий Головачев

– Откуда он тебя знает? – отрывисто спросил Войнович, не сводя глаз с экрана компьютера.

– От Волкова.

– Откуда у него сведения о местонахождении Волкова?

– В греческом отеле работает его человек.

– Что предлагаешь?

– Послать А–команду. Полечу сам.

– Кого включил в группу? – О целесообразности операции Войнович не сказал ни слова, и Афанасий взбодрился.

– Криста, Джокера, Зюму плюс троих парней из спецназа, знающих специфику греческой жизни. – Афанасий помолчал и пошутил: – Давно не был в Греции, хоть искупаюсь в море.

– В море сейчас холодно, не простудись. Связь с Волковым есть?

– Он сейчас в отеле…

– Я спрашиваю: связь есть?

Афанасий обругал себя самыми последними словами. Надо было догадаться позвонить Роману и выяснить обстановку в месте его проживания.

– Есть.

– Звони.

Он молча набрал номер мобильного Волкова.

– Абонент не отвечает или находится вне зоны доступа, – ответил ему женский голос.

– Не отвечает.

Войнович покачал головой.

– Не нравится мне эта суета. Звони ему каждые пять минут. Когда вылетаешь?

Афанасий бросил взгляд на часы.

– Через полтора часа, из Шереметьево.

– Держи в курсе. В случае чего – ссылайся на меня.

Афанасий кивнул, вышел и только за дверью кабинета вздохнул с облегчением. Георгий Евсеевич недаром слыл человеком «правильной» интуиции и редко ошибался. Он не стал обвинять зама, хотя было в чём, и хорошо понимал последствия своевольного решения Вьюгина послать группу на выручку экстрасенса.

Позвонил Шаймиев:

– Все на месте, вопрос доставки решён, паспорта на руках, нужны плавсредства.

«Плавсредствами» он называл деньги.

– Раздам в аэропорту.

– Мы поехали.

– До встречи.

Афанасий быстро решил попутные вопросы экспедиции, включая обеспечение группы денежным довольствием, поколебался немного, звонить или не звонить жене о неожиданной командировке, потом решил не звонить. Но она напомнила о себе сама, когда он выбрался с Кольцевой на Ленинградское шоссе:

– Димыч, мы тебя ждём в «Белом солнце».

– Не ждите, – отозвался он, переживая острое желание спросить: не Сима ли настропалила её позвонить? Добавил с интонацией закопавшегося в бумагах человека: – Буду поздно, начальник грозится лишить премиальных, так что придётся корпеть над бухгалтерией до победного конца.

Трубка донесла чей–то смех, женский щебет, голоса.

– Сима предлагает заехать к тебе на работу с бутылочкой виски.

– Ты же знаешь, я виски не пью. Да и охранники у нас строгие, не пропустят. Я позвоню попозже.

Афанасий подержал телефон в руке, удерживая в памяти взгляд подруги Лики, вспоминая её участившиеся в последнее время визиты, и ткнул пальцем в сенсор набора номера Войновича.

– Что ещё? – возникла над торцом трубки голова генерала.

– Прошу проверить мой домашний телефон, Георгий Евсеевич.

– Что такое?

– Есть подозрение, что он прослушивается.

– Час от часу не легче! Чем рождено твоё подозрение?

– К жене зачастила подруга Сима… Серафима Коллонтай, которая под видом шутки интересуется, куда я исчезаю.

– Хорошо, – после паузы ответил Войнович. – Ох и не нравятся мне твои сюрпризы, майор. Звони, как пойдут дела.

– Если бы я знал, как они пойдут, – пробормотал Афанасий, бросая телефон на сиденье справа. Но тут же взялся за него снова и набрал номер Олега Харитоновича.

Президент АНЭР ответил без задержки:

– Слушаю, Афанасий Дмитриевич.

– Роман не отвечает.

– Он сейчас находится на острове Скиатос, за ним и его женой приглядывают наши люди, но положение у них аховое. Через пару–тройку часов их хватятся и начнут искать.

– Мы будем в Афинах через три часа с минутами. Оттуда до порта в Нафплио ещё минут сорок.

– Попробуем продержаться. У Пелопоннеса случайно нет наших военных кораблей?

– Не знаю, – хмыкнул Афанасий.

– Нужно нестандартное решение проблемы.

– Уже сообразил. – Афанасий переключился на второй канал: – Георгий Евсеевич, в заливе Арголикос или в Эгейском море случайно нет наших подводных лодок? На худой случай – надводных кораблей?

– Я думаю над этим, – коротко сказал Войнович.

Афанасий выключил телефон, улыбнулся. В особо ответственные моменты Георгий Евсеевич действовал быстро и креативно, подтверждая реноме самого динамичного офицера конторы. Звание генерала досталось ему по праву.

В аэропорту Афанасий оставил машину на стоянке, прошёл в зал терминала «Е», где его ждал Шаймиев. Они встали в очередь на посадку.

Капитан, как всегда, сделал своё дело безукоризненно.

– Наши все здесь, – сказал он, бросив в рот пластинку жвачки.

– Вижу, – буркнул Афанасий, пытаясь отстроиться от нехороших предчувствий.

Он и в самом деле заметил экстрасенсов команды, пьющих кофе в баре, но подходить к ним не стал.

– В Афинах нас встретят.

– Хорошо.

До посадки они больше не разговаривали.

В три часа дня самолёт Москва – Афины взлетел из аэропорта Шереметьево, имея на борту среди других пассажиров восьмёрку «оперативного фокстрота», в том числе Шаймиева и самого Вьюгина.

Ещё через три часа самолёт приземлился в международном афинском аэропорту, где у микроавтобуса «Пежо» чекистов из Москвы ждал сотрудник посольства России в Греции.

5

Вопреки опасениям Романа Даниэла не стала его пилить, обижаться, сердиться и пугать возвращением к матери. Возможно, она не понимала до конца, какая опасность им угрожает, а Роман не пытался максимально заострять внимание на их положении. Единственное, что он позволил себе сообщить любимой, что противником его является американец с задатками мага.

– Тот самый, с кем ты подрался на Княжьем озере? – уточнила расстроившаяся жена.

Он улыбнулся.

– Подрался… он очень сильный пси–оператор, может читать мысли и воздействовать на людей на расстоянии.

– Но ведь ты победил? Значит, и ты можешь воздействовать? – Она слегка оживилась. – На меня тоже?

– Могу, – серьёзно кивнул Афанасий. – Но не хочу и не буду.

Они остановились под стеной разрушенной почти до основания крепостной башни.

Вид на залив отсюда был великолепный, и если бы не ощущение нависшей над головой грозовой тучи, настроение у Романа было бы отличное. Но он чувствовал медленное неуклонное приближение «грозы», нарастание «электрических» потенциалов, вполне способное вылиться в перестрелку или в ментальный поединок, и готовил себя к самому худшему, настраивал нервную систему на длительное напряжение, чтобы защитить не только себя, но и жену, а тело – на подчинение инстинктам в моменты «выхода» из него «сознательной основы» – души.

К счастью, Даниэла не ощущала его переживаний. Она всё ещё надеялась на чудо, в силу мягкого характера считая мир вокруг тёплым, приятным, интересным и добрым.

Роман в принципе был с ней согласен, потому что давно понял: жестоким мир делают люди. И в реальности изменить эту ситуацию можно было, только изменив самих людей, их отношение к природе и жизни вообще. В противном случае их ожидала та же участь, что постигла исчезнувшие древние цивилизации – забвение.

– Пить хочу, – тихо сказала Даниэла.

Роман задавил вспыхнувший в душе гнев, обращённый к тем, кто заставлял его воевать. Как говорил Олег Харитонович, гневаться не стоило ни при каких обстоятельствах. Несмотря на старинный смысл слова «гневный» – огневой, оно несло в себе сакральные смыслы, вложенные предками: «глаголь не ведая», – то есть являло пример неправедного возбуждения, безразборного поведения, поведения не по совести и не по справедливости. Но даже праведный гнев – огнь–свет против тьмы – не давал человеку преимуществ, требуя энергетических затрат и мешая побеждать.

– Пойдём в порт, посидим в кафешке, пообедаем.

– А потом?

– Подождём наших парней и вернёмся.

– В отель?

Он задумался на мгновение.

– Конечно, в отель, куда ж ещё.

Он вовсе не был уверен, что они ограничатся прогулкой по крепости Буртзи, но признаваться в этом Даниэле не стоило. Где–то далеко медленно таяла надежда, что всё закончится благополучно, они действительно вернутся в отель и будут отдыхать, как прежде.

– Устала?

– Немного.

– Могу взять на руки.

Даниэла улыбнулась.

– Я тяжёлая.

– Понравилась крепость?

– Понравилась. Но здесь… неуютно.

– Ещё бы, этим стенам тысяча лет. Дом–музей красивый, да?

Даниэла кивнула, пряча руки в рукава курточки.

Роман обнял её, прижал к себе, чувствуя, как зябко вздрагивают плечи жены. В душе снова проснулся гнев: на обстоятельства, на затаивших недоброе негодяев, на самого себя. Олег Харитонович был прав: надо было или оставаться в своём амплуа целителя и эксперта Ассоциации, или решительно переходить в состояние активника, не принадлежащего самому себе. Готов он сделать это, совершить поступок ? Или его предел – изредка напрягаться до предельной динамики, а потом делать вид, что всё это его не касается?