Колесница бога - Генри Кеннет Балмер

острие иглы, готовой вонзиться в живую плоть.

— Мы использовали вас с древних пор, еще когда вы были бессловесными животными. Но вы, несмотря на свою умственную слабость, возгордились, когда подняли камень, когда откололи кусок кремня, когда научились добывать и сохранять огонь. Но вы наша собственность и всегда будете ею.

Одан понял, что люди нужны червям, потому что они откладывают яйца в живое человеческое тело. Другие животные для этого не годятся, и поэтому так много животных вымерло, исчезло с лица земли. Одан не рассмеялся. Он только с омерзением плюнул на эту тварь.

— Твои дни кончились. Человек никогда не склонится перед тобой. Твоя комната для кормления покроется пылью и наполнится сухими листьями. Пауки будут плести свою паутину там, где плодятся твои слуги. Я презираю тебя, Равен, червь.

Он сжимал рукоятку меча, ощущая ее твердую полированную поверхность. Он ощущал ток крови в своем теле. Он ощущал — но не мог шевельнуться.

Это заклинание крепко держало его. Оно было сильнее, чем заклинание, которым Асхурнакс хотел вызвать у него паралич. Это заклинание возникло в древние темные времена. Одан попытался вспомнить, что говорили ему Асхурнакс и Киду, что он вычитал на глиняных табличках и папирусах.

Он был полностью убежден в одном: Равен попытается ввести в него иглу, а он должен попытаться воспрепятствовать ей.

Во всяком случае, он не может безвольно ждать, пока она начинит его своими вонючими яйцами. Нет, нет!

Ситуация была кошмарная. Омерзительная вызывающая рвоту масса извивающихся червей, жуткое голубое сияние, породившее гигантского червя, возвышающегося над ним, блестящее твердое черное острие с каплей жидкости на конце, приближающееся к нему…

И в дюйме от его тела игла остановилась.

Блестящие разноцветные ручейки света побежали по телу Равен, разделились и образовали многоцветную радугу. Изменение цвета, вероятно, и есть заклинание. И как только это дошло до Одана, он постиг остальное и приготовился к действию.

Чтобы замаскировать свои действия, Равен опять зашипела, начала издеваться над ним. Острие было готово вонзиться в тело.

— Ты такой большой. В тебе много мяса и крови. Моим яйцам будет хорошо в тебе, Одан-идиот. Приготовься встретить свою судьбу, судьбу, которая ждет всех вас, людей. Вы предназначены, чтобы обеспечить вечное блаженство нам, червям.

Эти слова, которые она говорила, Одан не смог вынести. Его язык и голосовые связки были бессильны перед этими звуками.

Одан почувствовал, что тугие объятия, сковывающие его, ослабевают. Ведь в тело, охваченное параличом, все мышцы которого окостенели, игла не смогла бы войти, и поэтому Равен была вынуждена освободить его от заклинания, прежде чем ввести в него яйца. И Одан был готов.

Простой смертный не смог бы устоять перед этим кошмаром. Он был бы охвачен ужасом омерзением при виде белой массы копошащихся червей. И он лежал бы беспомощный и позволил бы делать все что угодно без применения заклинания.

Но Одан был Хекеу. Он мог бы и не быть полубогом. Но он воспитывался среди Хекеу, он был настоящий зумен, Кудзук, и носил имя саблезубого льва.

Черная игла ударила.

Одан двинулся.

Бронзовое лезвие сверкнуло, как свирепая молния в полутемной комнате.

Червь вскрикнул.

Отросток, наполненный яйцами, с иглой на конце, упал, и с обрубленного конца закапала молочная жидкость с тошнотворным запахом. Червь отпрянул назад. По коже его заметались разноцветные полосы. Но Одан не дал Равен шанса. Меч поднимался и рубил, поднимался снова и снова рубил.

Лохмотья, обрубки червя падали на камни. Масса извивающихся червей моментально исчезла. Зловещее сияние превратилось в болезненно-алое.

Камни исчезли. Одан вдохнул свежий воздух. Эта подземная комната для кормления оказалась иллюзией, как и все остальное. Только огромный червь был реальным.

Равен, женщина-червь, была реальной. И теперь ее окровавленные останки валялись между камнями. Некоторые еще шевелились, сохранив в себе остатки жизни. Одан методично разрубил каждый кусок на ленты. Он был уверен, что яйца не выживут здесь.

Затем он вытер меч о траву, выбрался из расщелины и пошел обратно к Сялу.

Он нашел некромана сидящим в том же положении, с развернутым папирусом на коленях.

Сялу был мертв.

На его одноглазом лице застыло выражение ужаса, навеки запечатленное смертью.

Одан взял свиток и аккуратно свернул его.

Он пошел обратно к колеснице.

Он остановился.

Он посмотрел вверх, сквозь густые переплетения ветвей.

На лице его не было страха или ужаса. На лице Одана-полубога было выражение гнева ярости, дикой первобытной ненависти.

Он закричал в небо со всей силой страсти, гнева:

— Эй вы, боги! Вы, кто играет людьми, как дети игрушками! Я Одан! Я Одан сын бога! Кто же из вас мой отец? Отец, неужели у тебя нет мужества, неужели ты трус, являющийся только по ночам?

Зловещие раскаты грома раскололи небеса.

Одан вскочил в колесницу и помчался прочь от деревьев, прочь от солнца, прочь от неба, населенного богами.

— Я презираю вас, боги! Я должен быть богом! Я должен узнать своего отца, и я должен выразить ему почтение, которого он заслуживает. Но если он прячется под другим именем — Одан Эн-Ке! Существует ли он?

Он остановил колесницу и встал, подняв голову вверх. Его всегда сутулое тело выпрямилось. Он с вызовом смотрел в голубой купол.

— Я сын бога! Кто ответит мне, Одану? Приди, могущественный бог, кто бы ты ни был! Приди и ответь сыну!

И рядом с солнцем высоко в небе поднялось второе солнце.

Глава 19

ЗАГОВОР БОГОВ

— Я Ниргаль Эн-Теус! Я Огненный Ниргаль! Кто ты, называющий меня своим отцом — назови себя, смертный! Встань, чтобы отец мог видеть.

Голос бога громом прокатился по небу. Он звучал из сказочной колесницы. Ослепительное солнце освещало все небо. Земля, казалось, была охвачена пожаром при появлении бога огня.

— Я Одан! Я Одан Кудзук! Ты признаешь меня своим сыном, Ниргаль Эн-Теус?

— Ты говоришь языком богохульника! На колени, пес!

— Если я твой сын, разве я пес?

В небесах вспыхнуло пламя. Это пламя обрушилось на землю, опаляя деревья, траву, сжигая их. И в этом огненном урагане стоял Одан, выпрямив свою вечно сутулую спину, подняв большую голову, с вызовом глядя в небо.

— Я Ниргаль. И я создал сына, чтобы он служил мне. Ты, кто называет себя Одан. Никакого Одана Эн-Ке не существует.

— Если я твой сын — я полубог. И я должен стать богом.

— Ты презренное ничтожество. Бог — это дерзкая шутка.

— Я знаю миф об Абаке.

— Может, и знаешь, но не понимаешь. Брось это, сын, брось. Ты сотворен