Держава (том второй) - Валерий Кормилицын

— Да здравствует Татьяна, Татьяна, Татьяна.

Вся наша братия пьяна, пьяна, пьяна…

В Татьянин славный день…

— А кто виноват? Разве мы-ы? — песенно–философски, дурным голосом вопросил Кусков, и сотня голосов невозмутимо, но громогласно ответила:

— Не–е–т! Татьяна, Татьяна, Татьяна…

Да здравствует Татьяна, Татьяна, Татьяна…

— Нас Лев Толстой бранит, и пить нам не велит… А кто виноват? Разве мы? — вновь риторически пропел — проорал Кусков.

И хор торжественно просветил неразумного:

— Не–е–т! Татьяна, Татьяна, Татьяна.

Да здравствует Татьяна, Татьяна, Татьяна…

И пока Натали под руку с Глебом огибали не совсем стройные хоровые ряды, они слышали жалобно — голосистое кусковское:

— В кармане без изъяна, изъяна, изъяна…

Все пусты кошельки, заложены часы…

А кто виноват? — рыдающим голосом вопросил пьяный солист.

И дружный ответ загулявшему студенту:

— Татьяна, Татьяна, Татьяна…

Да здравствует Татьяна, Татьяна, Татьяна…

К удивлению Натали, все возчики, дежурившие у ресторана, оказались пьяны в вожжу, как сами они доложили.

— Барынька, господин скубент, — обратился к ним раскачивающийся на облучке кучер. — Ноне во всей Москве лишь два непьющих кучера: один на Большом театре, другой — на Трухмальных, — запутался он в буквах, — воротах… Да и то Трухмального, как он кажный год не отказывается, к утру скубенты непременно накачают.., — заржал сивым мерином над избитой извозчичьей шуткой.

Вечером следующего дня, сидя за столом в доме Бутенёвых—Кусковых, Глеб с умилением глядел на понурого с перепоя студента, которого строго, по–военному, воспитывал дядя:

— Вот, господа, полюбуйтесь, — выводил на чистую воду племянника. — Из кутузки сегодня эту запойную интеллигенцию выручал, — сверкал он очами. — Под утро уже, забрался с бутылкой водки на Триумфальные ворота, душевно угостить, как написал в протоколе полицейскому приставу, страждущую от жажды, бронзовую фигуру–аллегорию…

— Молодец! — поддержал студента Бутенёв. — Вот у нас в полку один подпоручик напоил командирского коня…

Но, как водится, ему не дали досказать, как потом прошёл дивизионный смотр…

«Студенты, оказывается, в большинстве своём, тоже нормальные люди», — пришёл к умозаключению Глеб.

____________________________________________

Аким Рубанов праздник российского студенчества не отмечал, зато 19 января, вместе с Гришкой Зерендорфом лихо отплясывал на Большом балу в Зимнем дворце.

На этот раз в форме лейб–гвардии Павловского полка, а не в платье сокольничего.

На балу, как водится, веселились все, кроме императора. Государь работал.

Особенно его волновала обстановка на Дальнем Востоке и потому он долго беседовал с министром иностранных дел, графом Ламздорфом.

— Владимир Николаевич, — устроившись за отдельным небольшим столиком, вопросил сановника император, — каково на сегодняшний день ваше видение русско–японских отношений?

— Как и раньше, ваше величество. Ничего не меняется. Япония требует, мы не уступаем.

— Неуступчивость, Владимир Николаевич, должна иметь разумные пределы. До 1905 года нам воевать, безусловно, нельзя. Не готовы будем. И хотя в конце прошлого года мы отправили на Дальний Восток броненосец «Цесаревич», броненосный крейсер «Боян», несколько крейсеров и миноносцев но, по словам морского министра адмирала Авелана, японский флот, на данный момент, сильнее нашего. Генерал Куропаткин доложил, что численность войск на Дальнем Востоке всего 98 тысяч. 78 тысяч разбросаны по Уссурийскому краю и Маньчжурии, а 20 тысяч — гарнизон Порт—Артура.

— Ваше величество, как сообщает наш посланник в Токио, барон Розен, японские верхи не представляют собой монолитной силы по вопросу о войне, и большинство их склоняется к миру с Россией. Но в отличие от нашей, у них другая ситуация в обществе. Большинство профессоров и редакторов газет стоят за войну и формируют в этом русле общественное мнение. Их газеты сообщают, что простой народ и учащаяся молодёжь, приняли твёрдое решение в пользу войны, и напоминают вулкан накануне извержения. Наша, так сказать, прогрессивная общественность, абсолютно не интересуется Дальним Востоком, а простой народ, уверен, даже не знает, где он находится. Слышали лишь, что там проживают жёлтые мартышки, — развеселил императора. — Так что, ваше величество, верхи против, а профессора и большинство газет куют общественное мнение в «пользу меча».

— Но решают не они, а правительство, — улыбнулся Николай.

— Так–то оно так, но после того, как наши корабли направились к берегам Дальнего Востока, в канцелярию микадо пошли многочисленные петиции от японских общественных организаций и частных лиц, обладающих определённым влиянием. Особенно настаивает на войне партия «Тайро Досикай», что переводится как «Антироссийское товарищество». Японские газеты напечатали партийную декларацию к правительству. Я специально заказал перевод и сейчас прочту вам, — развернул лист Ламздорф: «Хотя мнение народа сложилось в пользу войны, правительство до сих пор остаётся пассивным, что вызывает у людей сомнение, страх и возмущение. Если ответственные лица в правительстве упустят выгодный для нашей страны шанс, какие предоставляются раз в тысячу лет, из–за нерешительности и колебаний, что нанесёт непоправимый ущерб Японии, их вина никогда не будет искуплена, даже смертью». — Как видите, ваше величество, смеют угрожать высокопоставленным сторонникам мира, — сложил листок и убрал во внутренний карман сюртука. — Посланник в Японии барон Розен, представил министру иностранных дел Комуре, пакет предложений, с требованием ограничения влияния Японии в Корее, и чтоб на территории Кореи, севернее 39 параллели, была установлена нейтральная зона. Вопрос вывода наших войск из Маньчжурии мы даже не обсуждаем. Это нонсенс, так как в Японии, под давлением низов, активно готовятся к войне.

— В низах могут готовиться сколько хотят, — поднявшись из–за стола, — добродушно произнёс Николай, — но коли два императора против — войны не будет, — прошёл он в зал.

— Владимир Николаевич, миленький, — не соблюдая великосветских приличий, уцепилась за рукав министерского сюртука графиня Бенкендорф, — я обращаюсь к вам не как жена русского посла в Лондоне, а как мать флотского офицера Порт—Артурской эскадры…Возможна ли война с Японией?

— Сударыня, — с трудом отцепил от себя женскую руку Ламздорф. — Вздор! Никакой войны не будет, — зашагал к выходу, брезгливо отряхнув рукав сюртука: «Как я ненавижу этих женщин», — кокетливо улыбнулся гвардейскому поручику, томно подкрутив кончики ухоженных усов.

____________________________________________

Петербургская жизнь в январе, согласно давней традиции, бурлила и кипела: балы, рестораны, театры и концерты…

Какая там служба.

После небольшого отдыха вновь: балы, рестораны, театры и концерты…

На Восточной окраине России, а именно в Порт—Артуре, жизнь тоже бурлила и кипела.

Но несколько в другом ключе.

Утром 20 января, на борту флагманского броненосца «Петропавловск» намечалось совещание под председательством наместника адмирала Алексеева.

Когда адмирал вошёл в просторную кают–компанию, высшие чины Тихоокеанской эскадры, во главе с вице–адмиралом Старком поднялись из–за стола и поприветствовали его.

По–военному коротко кивнув им головой, шестидесятилетний, коренастый, с благородной сединой наместник, в элегантно сидящем чёрном морском сюртуке с тремя вышитыми державными орлами и вензелем императора на золоте погон, что соответствовало чину полного адмирала и званию генерал–адьютанта, лёгкой мичманской походкой прошёл к своему месту во главе стола и, оглядев тёмными восточными глазами присутствующих, предложил им сесть.

Собираясь с мыслями, задумчиво пригладил чуть седеющую густую чёрную бороду.

— Господа, — тихо начал он. — Мы все понимаем, что война неизбежна. Об этом же говорит анализ полученных из Токио разведывательных сводок. Считаю, — властно прихлопнул ладонью по столу, — что необходим упреждающий удар, дабы сорвать военные планы противника, — оглядел подчинённых.

Против никто не высказался.

— Предлагаю просить разрешения государя на выдвижение флота к Чемульпо. Тем более, что там находятся два наших боевых судна: «Варяг» и «Кореец». Задача — противодействие высадке японских войск морскими силами. Сейчас зачитаю текст телеграммы: «Непрекращающиеся приготовления Японии достигли опасного предела. Полагаю необходимым немедленно объявить мобилизацию Дальнего Востока и Сибири, и не допускать высадки японцев в Корее. Приказал эскадре выйти на внешний рейд, дабы немедленно, по получении Вашего ответа, атаковать неприятеля».

И видя удивлённые глаза капитанов первого ранга и адмиралов, пояснил: