Крутой мэн и железная леди - Елена Арсеньева

Неужели и ног уже нет?!

Алёна проснулась от этой ужасающей мысли задыхаясь, вся в поту. Отбросила толстое одеяло, которое наползло на лицо, села и схватилась за то место на кровати, где теоретически, учитывая положение в пространстве туловища, должны были лежать ее ноги.

Они там и лежали, никуда не делись – слава богу! – однако были такие ледяные, словно только что из холодильника. Ну понятно: одеяло сползло. И, видимо, уже давно.

Алёна поспешно закутала их и подтянула к подбородку. Свернулась спасительным клубочком, унимая дрожь.

Это закон природы – как замерзнешь, начинают кошмары сниться. Снились они Алёне также на переполненный желудок, от усталости, нервных потрясений и от духоты. Нынче ночью имели место все необходимые условия. И вот вам результат!

За окном как-то подозрительно серело. Неужели уже светает? Наверное, сейчас еще только часа три или четыре, надо постараться снова уснуть.

Постаралась. Но не удавалось.

Ничего удивительного, между прочим: вчера рухнула-то часов в десять, так что выспалась. Ну и прекрасно. Романчик про Федру кто писать будет, Пушкин? Он-то написал бы, а вот ты… Между тем писать его надо скорей, скорей, а ты вчера к нему даже и пальцем не притронулась!

Предрассветный час – что может быть лучше для работы? Ночь неохотно отступает, духи и демоны еще роятся в полумраке, глядишь, меж ними отыщутся духи героического Тезея и его злосчастной жены Федры, терзаемой своей запоздалой страстью к Иго… тьфу ты, пропасть! К Ипполиту!

Алёна закуталась в халат, причесалась, побрызгала в лицо минералкой из пульверизатора (такими в парикмахерских смачивают высохшие волосы, штука удобнейшая, а чем меньше прикасаешься пальчиками ко все еще лилейному личику, тем лучше, минералка же – только не слишком щелочная – вещь для кожи пользительнейшая!) съела банан, потом выпила кофе (на пустой желудок, говорят, вредно), включила компьютер и, не запуская «Outlook», чтобы не отвлекаться на всякие прилетающие тела – сейчас ее интересовали только души! – сразу открыла в «Word'e» файл со своим романом.

Произведение хоть и писалось по мотивам античного сюжета, все же было вполне современным. Тезей, царь Афинский, чем-то напоминал Тита Андроника из жуткого и великолепного фильма «Титус», да и вообще, не то рокерская, не то античная эстетика этого фильма явно переночевала в еще не дописанном романчике Алёны Дмитриевой. Тезей почитал «отца своего Посейдона» и тем не менее грозил дерзким разбойникам [15] с Истмийского тракта «мочить их в отхожем месте». Ну а Ипполит, жрец ревнивой богини Артемиды, конечно же, учил свою застенчивую, неуклюжую мачеху танцевать ритуальные танцы…

В процессе этих уроков Федра в него и влюбится смертельно – совершенно так же, как Алёна влюбилась в Игоря.

О господи, медленный фокстрот с Игорем! А румба? Особенно когда закидываешь ножку на его бедро?! Как он прижимал к себе Алёну в эту минуту! Кажется, не было ничего лучшего в ее жизни. Его невероятные глаза, его улыбка, его запах и запах этого его дурацкого «Фаренгейта»!.. Всё вранье, конечно, он всем одинаково улыбается, черные солнца сияют для всех одинаково, и в танце невозможно не прижимать к себе партнершу, но все же, все же, все же… Неужели больше никогда?!..

«Переживу я это или нет?» – всхлипнула писательница, вяло опуская пальцы на клавиши и уныло глядя на экран, на текст своей очередной нетленки.

Ладно, «Достоевский», забудь о своей рефлексии! Разгони черные туманы! Вперед, к роману!

Итак, добродушный Терамен, наставник Ипполита и друг Тезея, пытается объяснить Федре, что своей замкнутостью и провинциальными, завезенными с Крита манерами она просто-напросто компрометирует царя.

«Молю вас о прощенье, госпожа… не мне, конечно, вам напоминать, вам лучше моего сия простая истина известна: с волками жить – по-волчьи выть. В Трезене все должны обычаи Трезены соблюдать, и псарь, и царь, и вы, моя царица!»

Кстати, о птичках. Страсть к стилизации порою доходит у писательницы Дмитриевой до патологии. Согласно Гомеру и прочим античным классикам, в те легендарные времена все как на подбор, и люди, и боги, изъяснялись исключительно гекзаметром. И в любви объяснялись гекзаметром, и дорогу спрашивали у случайного прохожего. И на здоровье только так жаловались, и сплетничали! Тяжеловесного гекзаметра («Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына и т. д…») Алёна не осилит, а главное, этого не переживут ее издатели. Однако в романчике «Федра, или Преступная мачеха» все герои будут изъясняться белым стихом, каким-нибудь, условно говоря, бесцезурным ямбом. Подобно героям Шекспира или Лопе де Вега. А почему нет? Не принято? Но ведь «Достоевского» хлебом не корми – только дай поломать какой-нибудь шаблон! А если это кому-то напомнит не величавую поступь Гомера (Шекспира, Лопе де Вега), а речения Васисуалия Лоханкина, то это их личные трудности. Каждый понимает вещи согласно своей испорченности.

Словом, Терамен продолжает:

«Ваш Крит родной – он столько горя причинил Элладе! Жива, еще жива об этом злая память! Вас встретили враждебно, это правда, но вы что сделали, чтоб эту победить вражду? Увы, моя царица, ничего! В себе замкнулись, ни на шаг из дому. Подумать можно, что у вас кривые ноги, проказа на лице, горб на спине и лысина вдобавок! А ведь вы прекрасны, о моя царица! Как величава, горделива ваша поступь… Ну разве, может быть, чуть-чуть излишне величава… и тяжела, скажу вам откровенно. Когда б во храме Артемиды вы плясали – здесь все помешаны на танцах Артемиды, известно это вам, ну что ж, сие диктует мода! – итак, когда б во храме Артемиды вы плясали, вы б двигались воздушней, грациозней, легче, и стан бы ваш… того… немножко похудел… О да, красавицы должно быть много, это любят боги, но… сбросить где-то как-то сотни три талантов, а лучше втрое [16] – вам не повредит. Вам Ипполит поможет! Царевич в танце – просто совершенство, вполне достоин он святилища, в котором служит. Вас танцевать охотно он научит – он добр и чуток, реноме отца блюдет: сам говорил, как тошно ему слушать, что вас провинциальной неотесой называют!»

Федра уныло отвечает:

«Да я и есть такая неотеса. Читала много книг, старинных фолиантов, а вот танцы… о, на них смотрела я как на пустейшую забаву! Вы думаете, нужно научиться? Конечно, Ипполит танцует бесподобно… и Афродита восхитится, глядя, как румбу исполняет наш царевич или, к примеру, медленный фокстрот… но я… я не смогу! Нет, это невозможно! И нелепо!» Но Терамон не хочет угомониться и убеждает:

«Noblesse oblige? K.,tpyfz wfhbwf! Exbnmcz nfywtdfnm ghbltncz dct ;t! Dfv 'nj ye;yj? ye;yj? edthz.! Yt njkmrj kbim lkz ntkf – lkz leib///»

– Ой, – сказала Алёна, остановив перестук по клавишам и поглядев на экран. – Что ж это я делаю?

Все понятно. Чтобы написать «noblesse oblige», что означает – положение обязывает, она переключилась на английский текст, а потом забыла снова нажать на нужные клавиши и вернуться к русскому шрифту. Вот и получились глюки несусветные. Такое, между прочим, бывало частенько из-за глобальной рассеянности писательницы. Алёна всегда стирала текст автоматически, даже не глядя. Вот и сейчас уже повела мышкой, выделяя набор дурацких знаков, чтобы одним нажатием на «Delete» уничтожить их все, как вдруг взгляд ее упал на слово leib.

Знакомое словечко! По-немецки – тело. Но откуда это тело прилетело в данный конкретный момент? Алёна ведь ничего не писала по-немецки. Она хотела написать всего лишь слова Терамена:

«Noblesse oblige, любезная царица! Учиться танцевать придется все же. Вам это нужно, нужно, уверяю. Не только лишь для тела – для души…»

Из обычных фраз получилось просто нечто… То есть «leib» появилось вместо «души». Забавно! Тело вместо души!

Алёна усмехнулась – и замерла. «Leib» появилось вместо «души»! А вместо многоточия появились три косые черты – ///. И…

Она уставилась на клавиатуру, словно впервые ее видела. На каждой клавише два буквенных обозначения. Английское L – это русское Д. E – это У, I – Ш, B – И, косая черта / – точка. А точка обозначена как ?.

– Боже мой… – прошептала Алёна, зажмурившись. Но именно в этот миг, с закрытыми глазами, она вдруг ясно увидела все, что несколько мгновений назад казалось ей скрытым, разгадала то, что чудилось не разгадываемым!

Она открыла глаза, а заодно – файл, в который копировала электронные глюки от МОНа. От Олега!

Так… Вот самое первое письмо.

Bp bcnjhbb ,ke;lfybq vjtq leib

Английское B на одной клавише с русским И, p – это з, b – и, как уже было сказано, c – оно и в Африке с, n – т, j – о, h– р, опять b – опять и, снова b – снова и, теперь , – это по-русски б, k – л, e – у, значок ; – это ж, l – д, f – а, y – н, b – и, q – й, v – м, j – о, t – е, q – й, l – д, e – у, i – ш, b – и.

Читаем все вместе: «Изисторииблужданиймоейдуши».

Из истории блужданий моей души …

Души, а не тела!

Тела без души не бывает!

При чем тут немецкое leib?! Совершенно ни при чем! Оно просто-напросто сбило ее с толку, и сбило надолго!