Как в кино - Юлия Александровна Лавряшина

что Асе хочется спросить о чем-то, но она не решается. На ум Роману пришло имя, которое чаще других возникало в его мыслях за последние годы, и он сказал, глядя в светящиеся Асины глаза:

– Варю я отпустил. Когда увидел, что рисую только тебя, я понял это. Подсознание сработало первым…

Он был уверен, что это обрадует Асю, но ее взгляд неожиданно потух. Обогнув его, она подошла к окну:

– Совсем зима… Как-то неожиданно. Я даже не помню, чтобы в ноябре когда-то было столько снега.

– Необычный год, – заметил Роман осторожно.

– Я его точно не забуду. Столько всего случилось…

Подавив необъяснимый страх, он шагнул к Асе и встал за спиной, кожей ощущая ее тепло. Было пасмурно, и ее волосы не искрились мандариновым отсветом, напоминая о близости новогодних праздников. Сейчас они скорее напоминали теплую кору у верхушки сосны. Ему захотелось прижаться к ним щекой.

– Ты мне не веришь?

Ее маленькое, но не хрупкое на вид плечико дернулось. Не поворачиваясь, Ася проговорила с тоской, которую ему так хотелось вытеснить из ее души:

– Как в такое поверить? Ты ведь был убежден, что Варя – главная любовь твоей жизни. Может быть, единственная. А теперь говоришь, что отпустил ее. Нет, это правильно, конечно. Как говорится: жизнь продолжается… Ужасное выражение!

– Что в нем ужасного? Горькая правда.

– Значит, ничто не вечно? И меня ждет та же участь?

Боязливо сжав ее плечи, отчего Ася вздрогнула, Роман повернул ее к себе лицом, но головы она не подняла, и ему пришлось поцеловать ее волосы – тоненький пробор между медовыми крыльями. У него так зашлось, а потом заколотилось сердце, точно они испытали момент глубокой близости и то особое наслаждение, которое переживаешь только с любимым человеком. А это было всего лишь невинное прикосновение губ… Как же отзовется в нем большее?

– Нет, не ждет, – ответил он твердо, хотя давно знал, что обещания в любви, по сути, ничего не стоят.

Никто не знает, каким станет через год, через пять лет. И то, что сегодня откликается щемящим восторгом или пронзительной болью, может притупиться или перестать волновать вовсе. Ася была слишком умна, чтобы клясться ей, ведь любые клятвы – это, скорее, договор о намерениях, а не абсолютная уверенность.

Поэтому он сказал:

– Надеюсь, ты переживешь меня… А до этого мы будем так нуждаться друг в друге, что нам не захочется расставаться ни на час.

– Такого не бывает… Людям ведь приходится работать.

– Но мы-то с тобой везунчики! Мы можем работать вместе.

Лишь представив это, Воскресенский испытал такой восторг, что порывисто прижал Асю к груди и воодушевленно заговорил, щекоча губы ее рыжеватыми волосами:

– С тобой мы сможем делать настоящее кино, ведь ты еще и пишешь прекрасно! Твои сценарии будут на порядок лучше тех, которые я использую сейчас.

– Погоди. – Она уперлась ему в грудь. – Но их же пишет твоя сестра.

– Я знаю. – Роман сделала виноватую гримасу. – Лиза старается изо всех сил, но ей просто не дано написать что-то… грандиозное! Она чудесный человек, я ее обожаю, но объективно-то…

– То есть ты поэтому…

– Нет, что ты?! – Он без натуги подхватил Асю на руки и медленно покружил. – Это всего лишь приятный бонус. Звучит отвратительно, но я ведь не мастер слова.

– Я пока тоже.

– Но им станешь. Я верю в тебя.

Вот тогда ее по-детски пухлые губы и раскрылись ему навстречу.

* * *

Выбрать подходящее платье из немудреных нарядов Асиной бабушки оказалось несложно. Темно-синее с закрытым воротом пойдет к седым волосам, решила Лиза, взглянув на фотографию, стоявшую на тумбочке у кровати. На снимке бабушка выглядела еще полной жизни, а маленькая Ася вскарабкалась ей на колени вместе книжкой, которая казалась чуть меньше нее.

И внезапно на миг затосковала по такой вот девочке с пушистой головой, которой она бы тихонько читала сказки, а потом восхищалась ее рисунками с ожившими персонажами. И так явственно почувствовала, что это и было бы ее самым настоящим счастьем, – в груди сдавило. Почему она так и не решилась родить ребенка? Ведь ее работа позволяла постоянно находиться дома, особых проблем не возникло бы…

«У меня всегда был ребенок, – подумала Лиза, с платьем в руках направляясь к Асиной комнате. – Ромка мне больше чем брат. Кроме него мне по-настоящему никто и не был нужен».

Случайные непродолжительные романы не оставили в ее душе глубокого следа, ведь все мужчины, которых Лиза подпускала к себе, скользили по поверхности. Большой любви в ее жизни так и не случилось… Могла бы уйти с головой, если б этого захотел Игорь, но оба испугались, шарахнулись друг от друга…

Все ее мысли, переживания, мечты, разочарования и восторги были связаны только с братом, хотя ни разу, даже мысленно, Лиза не позволила себе греховных помыслов в отношении Ромки. Ведь он для нее так и остался ребенком – не мужчиной.

Различив через дверь его голос, звучавший сейчас непривычно мягко, Лиза невольно прислушалась прежде, чем постучать.

– С тобой мы сможем делать настоящее кино, ведь ты еще и пишешь прекрасно! Твои сценарии будут на порядок лучше тех, которые я использую сейчас.

Она обмерла, машинально продолжая ловить его слова и ответные Асины. Дышать стало так больно, что Лиза скрючилась, хватаясь за стену. Этот разговор она не должна была услышать… Или как раз должна была? Чтобы перестать жить иллюзией, которой Лиза нежила себя столько лет, уверенная, будто они с братом единое целое во всем, и в творчестве тоже. А он, оказывается, мечтал найти сценариста, способного написать нечто «грандиозное»… Что за слово дурацкое? Как сценарий может быть грандиозным? О чем он вообще?

Все эти мысли пронеслись иссохшими от боли листьями и рассыпались под натиском зимы, бесцеремонно захватывающей ее душу. Плевать, что еще не время – ноябрь на дворе – и до старости еще шагать и шагать. Для Лизы она уже наступила. В тот самый момент она осознала, что больше не нужна своему ребенку…

Не замечая, что комкает платье, выбранное для морга, Лиза отошла от двери, за которой продолжался разговор, затягивающий петлю на ее шее. Она задыхалась от беспомощности: «Что мне делать? Как же теперь жить?!» Минуту назад Лиза была уверена, что это она пришла на помощь осиротевшей девочке, и даже испытывала душевный подъем, чувствуя свою нужность. Конечно, она не призналась бы в этом, даже вот так – за закрытой дверью. А Роман раскрыл Асе самое сокровенное, чего не доверил даже Варе, ведь та не раз