Ведьмы в масках - Ричард Ли Байерс

и поступили. Цера и Джет решили пройтись вместе с берсерками. Даже после исцеляющей молитвы укусы Вандара все еще пульсировали и немного зудели, но это был банальный дискомфорт.

Потом начало пульсировать и пространство над левым глазом, и заболели суставы. Тошнота скрутила его кишки. Задаваясь вопросом, не заболел ли он зимней лихорадкой, он услышал звук рвоты позади. Он повернулся и увидел согнувшегося пополам товарища—берсерка, которого тошнило.

Другие братья из клыка тоже выглядели больными: бледные, вспотевшие и шатающиеся. Только Цера и Джет выглядели хорошо, вероятно потому, что они не ступали на насыпь.

Сузив глаза, солнечная леди посмотрела на своих товарищей.

— Это не может быть яд, — пробормотала она. — Исцеление нейтрализовало бы его. Должно быть, это проклятие.

— Проклятие? — эхом отозвался воин с нотками пронзительности в голосе.

— Да, — сказала Цера, — но не волнуйся. Хранитель уже даровал мне силу снимать проклятия. Все, собирайтесь снова.

Когда они это сделали, она прочитала еще одну молитву. И даже более – она произнесла её трижды. С каждым разом солнце светило ярче, и его тепло впитывалось в тело Вандара, отчего боль и тошнота исчезали. Но спустя всего пару ударов сердца недомогание возвращалось с прежней силой. Он огляделся и увидел, что с остальными происходило то же самое.

Цера тоже это видела. Смахнув белокурый локон с глаза, она сказала:

— Позвольте мне немного помедитировать. Тогда я попробую еще раз.

— Нам нужна настоящая хатран. — сказал один воин.

— Значит, возвращаемся в Мулптан, — сказал парень рядом с ним. — Или еще лучше, в Урлинг.

 — Нет, — сказал Вандар. — Если мы это сделаем, новости о нашем местонахождении достигнут даже халруаанцев или шу. Кроме того, наши союзники ожидают, что мы объединимся с ними.

— Но даже берсерки не могут сражаться больными, — сказал человек, который хотел пойти к Урлингу. — Или, по крайней мере, мы не сможем победить.

— Вот что мы сделаем, — прохрипел Джет, с щелчком расправляя крылья. — Дайте Цере еще один шанс снять проклятие. Если она не сможет, я полечу на вершину кургана и заставлю фейри или что бы там ни было освободить от него вас. Или я убью его и посмотрю, поможет ли это.

— Нет. — отрезал Вандар.

Красные глаза Джета сверкнули.

— Ты думаешь, я не смогу этого сделать?

— Думаю, ты сможешь, — сказал Вандар, — но только если сможешь найти фейри. Они хорошо прячутся, и в данный момент у тебя нет глаз Аота Фезима, чтобы смотреть ими.

— Ты прав, — сказала Цера, кладя руку на шею Джета, словно успокаивая его. — Но есть ли у тебя альтернатива?

— Надеюсь, — сказал Вандар. — Мы, рашеми, знаем фейри и духов. Мы знаем, как помириться с ними после того, как обидели. Так что, если ты не снимешь проклятие до восхода луны, то я пойду на вершину кургана.

—  В одиночку. — сказал Джет.

— Да, и без оружия, — ответил Вандар. — Мы не хотим давать этому существу никаких оснований подозревать, что я пытаюсь выманить его, чтобы напасть.

— Ты понимаешь, — нахмурившись, сказала Цера, — что мы подозреваем сущность, защищающую курган, в сговоре с нашим врагом? Или это могут быть темные фейри, полные такой злобы, что ничто не может их умилостивить.

Вандар пожал плечами.

— Я по—прежнему считаю, что это лучший вариант. — сказал он.

Джет фыркнул и отвернулся, по—видимому, бросив людей на произвол судьбы.

Сомнения грифона фактически отражали собственные сомнения Вандара, и он молился, чтобы Цера смогла снять проклятие. Но он был вождём клыка, и если она не сможет все исправить, то это должен будет сделать он.

Цера честно пыталась, но даже потратив всю силу Амаунатора, она не смогла. Возможно, подумал Вандар, бог солнца был слаб в царстве, где ни он, ни какое—либо мужское божество не было почитаемо. Или, возможно, у него были проблемы с проявлением своей силы на севере в разгар зимы.

А может быть, хранитель кургана был настолько силен, что даже опытный клирик, полностью посвященный в таинства своей веры, не мог с ним сравниться.

Какова бы ни была причина, она не оставила Вандару другого выхода, кроме как отложить копье, палаш и кортик и подняться обратно по склону, навстречу взошедшей Селунэ, как он и обещал. К тому времени боль лишь усилила его головные боли и спазмы кишечника, и, когда он пел свою песню успокоения, похвалы и извинения, ему приходилось несколько раз останавливаться, чтобы прокашляться. Позади него его друзья тоже хлюпали и сопели.

Он не мог видеть сверху ничего, кроме серого, блестящего снега, утоптанного до того места, где он и его братья шли раньше, и отсутствие следов выше по склону. Он решил, что это лучше, чем если бы насекомые снова напали на них. Может быть, их отсутствие означало, что его хриплая флегматичная песня действительно принесла пользу.

Даже когда он вскарабкался на гребень кургана, снегопад скрыл все, что могло бы предупредить путника, что это нечто большее, чем просто склон. Пропев свою песню до конца в последний раз, Вандар сбросил свой кожаный рюкзак, открыл его и достал обернутую соломой бутылку огненного вина и небольшую буханку овсяного хлеба. Он поискал, где бы их поставить, и выбрал раздвоенный ствол черной ольхи.

— Хорошо, — пробормотал позади него холодный, сухой голос, — что ты хотя бы под принуждением знаешь, как себя вести.

Каким—то образом Вандару удалось удержаться от прыжка и не показать, насколько сильно его напугал этот голос. Он вздохнул, затем обернулся.

Существо перед ним было несколько легче различить, чем мерцающие очертания, которые он заметил ранее, когда нападали насекомые, но не намного. Казалось, дух состоит из мерцания и тени, смазанных вместе, как испорченный угольный набросок. Вандар различил продолговатые раскосые глаза под высоким широким лбом; что—то, что могло быть тисненой кожей, покрывающей худощавое туловище духа; и намек на рукоять ножа на бедре. Но он понятия не имел, было ли существо духом природы, живой фейри, защищающей место упокоения своих предков, или призраком, охраняющим свои останки.

Он только чувствовал, что существо было древнее и неестественное. Волосы на его затылке встали дыбом, чего не было даже вблизи от дуртан—нежити.

Он низко поклонился.

— Я извиняюсь за нашу грубость, — сказал он. — Мы с друзьями не знали, что