Лина и Сергей Прокофьевы. История любви - Саймон Моррисон

Затем последовали два заключительных выступления с Персимфансом, и чиновники снова принялись засыпать Сергея вопросами о впечатлениях от пребывания в СССР. Даже Алексей Рыков, председатель Совета народных комиссаров, спросил, оправдала ли поездка их надежды. «Мой приезд сюда – одно из самых сильных впечатлений моей жизни», – ответил Сергей. «В сущности, я совсем не похвалил Большевизию, и в то же время выглядело, что я высказался в предельно похвальных выражениях»[248]. Сергей не записал, что ответила Лина.

Последние два дня в Москве были заполнены хлопотами, связанными с получением германской визы и транзитной польской визы. Хотя Цуккер объяснял, что через Ригу ехать безопаснее, чем через враждебную Польшу, Прокофьев остался непреклонен. Пока Сергей занимался визами, Цуккер повел Лину в Госторг, где у него была возможность купить лучшие товары, предназначенные для продажи за границей, в том числе роскошные шубы. Госторг располагался на Мясницкой, в здании в стиле конструктивизма. Но на Лину большее впечатление произвело огромное здание Коминтерна, «нечто вроде банки с микробами, которые рассылаются отсюда по всему миру»[249]. Один из тысяч служащих Коминтерна позвонил по телефону и попросил Сергея выступить на концерте, организованном в честь предполагаемой победы Коммунистической партии Китая (КПК) в Шанхае, – событие, вызвавшее у Цуккера и его товарищей до нелепого бурную радость. Коминтерн, объяснили Сергею, оказывает финансовую поддержку Коммунистической партии Китая. Сергей отказался выступить, сославшись на то, что его слишком поздно предупредили. «Разве можно приглашать артиста чуть ли не за несколько минут до концерта? Что же это будет за вечер? Я совершенно не могу по такому важному случаю играть с бухты-барахты и как попало. Нет уж, передайте вашим организаторам, чтобы они в следующий раз организовывали вечер на более серьезных началах, – и тогда я буду к вашим услугам»[250].

Уезжали Прокофьевы с Белорусского вокзала в международном поезде, который, по словам Сергея, имел «нарядный вид». На перроне Прокофьев и Мясковский обменялись подарками: Мясковский принес в подарок Прокофьевым несколько коробок сладостей, а Прокофьев подарил Мясковскому рубашки и галстуки из Парижа. «Провожавшие глядели на нас не без зависти: еще бы, через 2–3 дня в Париже!» – написал в дневнике Сергей, но главное, что занимало его мысли, – несомненный успех турне[251]. Прием, оказанный Сергею в Москве, Ленинграде и на Украине, превзошел его ожидания – он еще никогда не чувствовал себя таким популярным, таким влиятельным, каким был в Советском Союзе. Единственной ложкой дегтя в бочке меда было то, что так и не удалось добиться освобождения двоюродного брата Шурика, который позже пришлет Сергею письмо и попросит, чтобы тот перестал за него ходатайствовать. Вмешательство Сергея только усугубляло положение Шурика.

За время долгой дороги впечатления от поездки в СССР успели несколько сгладиться. Вернувшись в Париж, они занялись бытовыми вопросами – поиском меблированной квартиры и покупкой автомобиля. Еще до гастролей по Советскому Союзу Сергей планировал научиться водить, и, если верить предположениям друзей семьи, на машину были потрачены если не все гонорары за концерты в Советском Союзе, то, по крайней мере, значительная их часть. В январе Сергей получил carte rose (водительские права). Лина же сдала экзамен по вождению в июне, хотя сама была низкого мнения о своих способностях. Ей не понравилось посещение автомобильного салона, поскольку вместе с ними пошел Борис Башкиров, с недавних пор подрабатывающий ночным извозом. Лина мечтала об американском автомобиле, Buick («бьюик») или Lincoln («линкольн»), но Сергею нравились машины испанской компании Hispano-Suizas («Испано-Сюиза») и французской компании Delage («Делаж»). Но пришлось остановиться на подержанном автомобиле французской компании Ballot («Балло»), который стоил 27 тысяч франков – новая машина обошлась бы в 80 тысяч. Но не обошлось и без хлопот – автомобиль нуждался в покраске, и страховка оказалась намного дороже, чем они предполагали.

Как только все проблемы были улажены, Прокофьевы начали осваивать дороги Парижа и его окрестностей. Сергей все больше времени проводил за рулем, совсем забросив работу. Позже он возил друзей и приглашенных гостей из России в tournees gastronomiques (гастрономические поездки) на юг Франции, считающийся раем для гурманов. Сергей тщательно следил за пробегом, расходом бензина и скоростью движения (рекорд составил девяносто километров в час). От запаха бензина у Сергея начались головные боли, которые он пытался лечить с помощью рекомендаций Христианской науки. Отказываться от вождения Сергей не собирался. Лина считала, что за рулем мужу не место. После поездок по городу на машине каждый раз появлялись свежие вмятины, а в окрестностях Парижа жертвами его лихачеств становились ни о чем не подозревающие куры. Велосипедисты тоже сильно рисковали, встречаясь с ним на дороге. Весной 1929 года он столкнулся с автомобилем, когда возвращался в Париж из Монте-Карло. По словам Лины, муж заплатил 935 francs pour reparations de l’accident (935 франков компенсации за аварию)[252].

Спустя шесть месяцев в Кюлозе, городе во Французских Альпах, на полном ходу отлетело заднее колесо и машина перевернулась. И водителя, и пассажиров выбросило на дорогу. Сергей сломал зуб, потянул мышцу левой руки и ободрал ягодицы. Лина, отделавшаяся кровоподтеками на лице, увидела, что вокруг все усыпано осколками стекла, а на земле сидит рыдающий Святослав. Лина испытала глубокое негодование, услышав, как находящийся в полубессознательном состоянии муж беспокоится о вылетевших из машины рукописях. Прокофьевы сняли на пять дней номер в Кюлозе, после чего Лина заверила друзей и почуявших сенсацию репортеров, что все живы. Газеты не пожалели черных красок для описания этого случая. Через год Сергей заменил старенький «балло» на хотя и подержанный, но находившийся в хорошем состоянии и более удобный «шевроле». Теперь Прокофьев водил намного аккуратнее, и Святослав запомнил отца как добропорядочного, осторожного водителя. В Москве у Прокофьевых будет голубой «форд» из Сент-Луиса, штат Миссури, – пример капиталистического изобилия, производивший сногсшибательное впечатление на окружающих.

7 апреля 1927 года Лина согласилась переехать в меблированную квартиру в доме номер 5 на авеню Фремье, в 16-м округе. До этого они жили в Париже в 17-м округе, на улице Труаен, 18. Лина жаловалась на неудобства, связанные с переездом, но была вынуждена признать, что новая квартира ей нравится. Два окна выходили в сад, а вдалеке виднелась Сена. Лина и Сергей забрали Святослава у нянь. Одна из них заплакала, прощаясь с малышом и глядя вслед отъезжающей машине.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});