Йеллоуфейс - Куанг Ребекка

— Да, ребята! — У меня аж перехватывает горло. — Перестаньте. Вы же меня знаете.

— Ты можешь говорить открыто, — призывает Даниэла. — Мы здесь все одна команда. Если имело место какое-то… сотрудничество или еще что-нибудь, это означает, что ты не являешься единственным автором. И мы должны знать. Это все еще можно как-то урегулировать. Допустим, мы могли бы договориться со стороной Афины о разделении авторских отчислений, а затем выпустить пресс-релиз о совместном авторстве, в котором ты объяснишь, что сочла необходимым отдать дань уважения своей подруге и что ты не собиралась никого обманывать. Тогда, например, можно было бы основать в честь Афины фонд…

Она рассуждает так, словно уверена в моей вине.

— Да погодите! — обрываю я. — Ну в самом деле, послушайте. Клянусь богом — это мое! Проект мой, я сама написала каждое слово.

И это правда. Истинная. «Последний фронт» создала я. Версия Афины для публикации была совершенно негодной. Эта книга существует благодаря мне.

— Ну а прямые доказательства этому у вас есть? — допытывается Тодд. — Скажем, какие-то ранние черновики или электронные письма с пометками времени, чтобы можно было проверить?

— Какие письма, какие пометки? У меня нет привычки отправлять что-либо самой себе по электронной почте.

— Да вы что вообще! — не выдерживает Бретт. — У вас есть какие-то доказательства, что это плагиат? Получается, Джуни у вас виновата, пока не доказана ее невиновность? Да это просто смешно. А не вы ли, ребята, только что сами выпустили книгу о судебной реформе? Это уже какое-то преследование.

— Джуни мы не преследуем, — вступается Даниэла. — Мы просто пытаемся ее защитить ради ее репутации и нашего издательства…

— А мы что, под судом? — давит Бретт. — Или сторона Афины выдвигает официальные притязания? Или это все так, для предосторожности?

— Для предосторожности, — признает Тодд. — И в нынешнем виде проблему с авторским правом решить довольно легко. Ближайшая родственница Афины — это, вероятно, ее мать Патриция Лю — не выразила желания предъявлять иск о возмещении ущерба. И пока, если убрать или переписать первые абзацы «Матери-ведьмы», с основной частью произведения проблем нет.

Я чувствую проблеск надежды. Решение миссис Лю не подавать в суд для меня новость — я-то думала, что вишу на крюке, а на ногах у меня вериги в тысячи долларов.

— То есть у нас все более-менее в порядке?

— В общем и целом. — Даниэла снова прокашливается. — Остается проблема восприятия. Нам нужно четко представлять, в чем состоит наша история. Мы здесь для того и собрались, чтобы прояснить все факты; выстроиться, так сказать, на одной волне. Так что если бы Джун повторно изложила, для ясности, как она написала «Последний фронт» и «Мать-ведьму»…

— «Последний фронт» — это полностью моя оригинальная работа, вдохновленная моими беседами с Афиной.

Мой голос на удивление звучит ровно. Хотя я все еще в оторопи, но чувствую, что теперь, зная, что мой издатель меня не бросит, ощущаю под ногами хоть какую-то почву. Мне пытаются помочь. Надо просто дать им верное направление, и у нас все получится.

— А для «Матери-ведьмы» я взяла первый абзац из одного неопубликованного черновика Афины, но в остальном новелла тоже полностью оригинальна и принадлежит мне. Свои произведения, ребята, я пишу сама. Уж поверьте.

Далее короткая пауза. Даниэла смотрит на Тодда, характерно приподняв левую бровь.

— Тогда ладно, — кивает Тодд. — Конечно, надо будет изложить это в письменном виде, но если это и все, что вы делали, тогда… в целом вполне приемлемо.

— Так что можно с этим покончить? — спрашивает Бретт.

Тодд колеблется.

— Вообще-то есть еще вопрос огласки…

— Я могу выступить с заявлением, — готовно вызываюсь я. — Или дать, скажем, интервью. Все прояснить. Это же какие-то недоразумения — может, если я просто…

— Думаю, сейчас тебе лучше сосредоточиться на своей следующей работе, — решительно говорит Даниэла. — Eden выступит с заявлением от твоего имени. Текст мы подготовим и отправим тебе на утверждение сегодня, ближе к вечеру.

Свои пять центов вставляет Эмили:

— Мы все считаем, что пока тебе лучше держаться подальше от соцсетей. Но если ты хотела бы объявить о новом проекте, о чем-то, над чем ты сейчас работаешь… — Она умолкает.

Над чем работать, у меня есть. Прежде всего заткнуться, залечь подальше от всеобщего внимания и доказать, что я способна писать свои собственные книги. Желательно что-нибудь, и на дух не имеющее ничего общего с Афиной-драть-ее-лети-Лю.

— А над чем ты, кстати, сейчас работаешь? — осторожно прощупывает Даниэла. — Бретт, я знаю, что это не предусмотрено нашим контрактом, но у нас есть первая книга, так что если есть что-нибудь, чем ты можешь с нами поделиться…

— Я над этим работаю, — говорю я сорванным голосом. — Просто в этой буче я постоянно отвлекалась, была сама не своя…

— Да-да, у нее скоро будет кое-что новенькое, — чутко вскидывается Бретт. — Я с вами по факту свяжусь. Ну что, у нас вроде бы все? Джуни поскорей исправит этот первый абзац, а я к вам вернусь на следующей неделе, когда у нас все будет тип-топ.

Тодд пожимает плечами: ему-то что, он уже отстрелялся. Даниэла кивает. Мы все обмениваемся любезностями о том, как хорошо, что мы смогли-таки связаться и все устаканить в личном порядке, и Даниэла нажатием клавиши обрубает Zoom.

Бретт мне сразу перезванивает — так сказать, по свежим следам.

— Они меня, наверно, ненавидят? — безутешно спрашиваю я. — Даниэла со мной расстанется?

— Да перестань, — отвечает он после паузы. — На самом деле все совсем не так плохо, как кажется. Полемика любого рода крайне полезна. По сути, это бесплатный маркетинг. Я думаю, твои гонорары уже к следующему платежному периоду возрастут.

— Да ты что! Серьезно?

— А чего мне шутить. Тут дело вот в чем. Мы не хотели говорить тебе об этом в Zoom, но, похоже, все это фиаско было подхвачено и раскручено многими, как бы это сказать, блогерами-праваками. Это вряд ли те люди, с которыми ты бы захотела общаться. Надо это четко иметь в виду. Но они превращают эту проблему в подобие культурной войны, а это всегда привлекает внимание, так что продажи… растут. А это ведь всегда приятно. Ты не находишь?

Я не верю своим ушам. Это первая хорошая новость, которую я получаю за всю неделю.

— А насколько? — шалея, спрашиваю я.

— Достаточно, чтобы тебе причитался бонус.

Похоже, праздновать сейчас не время и даже как-то неуместно, но в глубине души я делаю пометку: «Наконец-то я куплю себе диван, который давно приглядела в IKEA. Как классно он будет смотреться рядом с моими книжными полками!»

— А мне было показалось, что Даниэла думает меня убить. — Из горла у меня вырывается мелкий истерический смешок. — Я имею в виду, она выглядела такой взбешенной…

— Да ей на самом деле все до одного места, — устало ухмыляется Бретт. — Ты же понимаешь, ей надо выполнять свою работу. В конечном итоге все, что действительно имеет значение, — это денежная масса. Так что Eden будет рядом с тобой. Ты привлекаешь слишком много денег, чтобы они от тебя отступились. Ну что, полегчало?

— Уф-ф! — выдыхаю я. — Еще как.

— Ну а над чем-то новым ты ведь собираешься работать?

— Наверное, мне бы ох как не мешало, да?

— Было бы здорово, — смеется Бретт. — Ты напиши какие-нибудь заготовки, чтобы я показал на следующей неделе Даниэле. Весь проект описывать и не нужно — так, несколько идеек, чтобы она знала об их наличии. Только, наверное, давай что-нибудь, не связанное с китайской девушкой, ладно?

— Ха-ха, — говорю я и кладу трубку.

Тем вечером мой телефон звонит еще раз, как раз после того, как я заказала себе на ужин пиццу. Я жму на зеленую кнопку связи, думая, что это мой курьер.

— Алло?

— Джун? — Пауза. — Это Патриция Лю. Мама Афины.

«О боже, боже мой». У меня мелькает блажная мысль повесить трубку и швырнуть телефон с глаз долой. Но это только ухудшит ситуацию — тогда она поймет, что я боюсь с ней разговаривать, и начнет строить предположения почему, а я всю ночь не буду спать, паникуя из-за того, что бы она мне, вероятно, сказала. Нет, лучше разобраться во всем сейчас и покончить с этим. Если она передумала не подавать в суд на возмещение ущерба, Бретт и команда Eden должны знать.