Загадать желание - Ольга Кай

– Как только появится возможность – звони обязательно, – в который раз напутствовала меня мама. – Вместе держитесь, поодиночке никуда…

Визг тормозов заглушил окончание фразы. Черный автомобиль резко вывернул на встречную полосу и припарковался у бордюра недалеко от нас. Стройная женщина в строгом светлом костюмчике и шляпке неторопливо выбралась из машины. Чуть помедлив, прошла мимо цветущих клумб и остановилась немного впереди.

Мы с Алиной узнали ее сразу и переглянулись – незнакомка явно ждала, пока мы подойдем ближе. Тень от полей шляпки скрывала взгляд, но не было сомнений, что женщина смотрит на Ариса.

Горыныч замедлил шаг и остановился.

– Валентин? – женщина чуть наклонила голову, уголки губ опустились в горькой усмешке.

– Идем, – прошептал Леон, тактично увлекая нас дальше, вдоль набережной. Было любопытно, но… мы остановились в отдалении, чтобы не слышать разговора.

– Кто это? – спросила мама.

Я пожала плечами и обернулась.

Незнакомка стояла почти неподвижно, словно статуэтка. Только губы двигались. И пальцы слегка теребили ремень миниатюрной сумочки, оплетающий запястье. Арис коротко ей отвечал.

Вот женщина что-то спросила. Наверняка спросила – чуть подалась вперед, словно ожидая ответа. Блеснула миниатюрная пряжка на тулье. Арис покачал головой. Тогда незнакомка открыла сумочку. Глядя на Горыныча, можно было подумать, что женщина собирается достать оружие. По крайней мере, наш спутник явно ожидал чего-то подобного. Но вместо этого в ухоженных пальцах оказался небольшой бумажный прямоугольник. Женщина протянула его Арису. Тот колебался, но потом вдруг усмехнулся и взял. Спрятал в карман. Кивнул, прощаясь и, развернувшись, направился к нам.

Женщина провожала его взглядом – верхняя половина лица скрывалась в тени, губы сложились в тонкую черточку сожаления. Потом развернулась и пошла к автомобилю, из которого выскочил молодой парень в костюме, чтобы распахнуть дверцу перед своей хозяйкой. Незнакомка больше не смотрела в нашу сторону. Горыныч тоже не оглядывался.

Людей было немного. Мы остановились у парапета, попрощались, очень стараясь обойтись без слез. И попросту перелезли перила. Наверное, это странно и страшно – видеть, как твоя дочь выпрыгивает в реку и исчезает в воздухе… Мама так и не привыкла к этому. С трудом отведя взгляд от родителей, замерших на гранитном берегу, я поправила лямки рюкзака на плечах и, глядя себе под ноги, пошла вслед за подругой и Леоном сквозь подлесок в тень пушистой зеленой кроны.

Глава 2. Каменный воевода

Рассчитаться с Осинкой решили сразу, как только отошли подальше от аномалии.

– Как звать будем? – спросила я и, не дожидаясь ответа, закричала: – Осинка! Осинка, выйди к нам, пожалуйста!

Горыныч нахмурился, потер метку на руке, огляделся.

– Осину, что ли, найти да по стволу постучать? – задумчиво произнес он.

– Попробуй, змеиный брат… – тоненький голосок послышался совсем близко и так неожиданно, что мы встревоженно обернулись.

Осинка в зеленом платье из листвы стояла в тени деревьев, но солнечные блики падали на ее лицо и отражались огнем в золотистых глазах.

– Что это ты деревце мое обижать вздумал? – ее тонкие брови сошлись к переносице, но лицо не казалось сердитым. Скорее, ей было весело. Потом дочь леса углядела Алину и Леона. При взгляде на сына воеводы в ее глазах появился неподдельный интерес.

– Кого это ты мне привел, змеиный брат? – промурлыкала она.

– Не тебе, успокойся, – осадил ее Горыныч. Осинка обиженно посмотрела на него.

– А чего звал тогда?

– Подарок тебе обещанный принес. Вот, держи, – и протянул ей на ладони низку бирюзовых бус.

Глаза дочери леса загорелись, но она, как могла, скрывала от нас свою радость. Подошла медленно, вальяжно, покачивая бедрами, поводя плечами, протянула белую ручку и сцапала бусы длинными тонкими пальчиками.

– Голууубенькие, – проговорила она, любуясь камнями. – А я зелененькие хотела.

– Разве? – шепотом спросила я.

Арис в ответ легонько качнул головой, призывая не обращать внимания и молчать. Осинка тем временем налюбовалась на подарок, потом подошла к Леону, протянула бусы ему:

– Помоги украшение надеть.

Мужчине от такого предложения было немного не по себе, но он принял бусики и, обвив их вокруг тонкой Осинкиной шеи, застегнул золотую застежку. Дочь леса игриво поглядела на него через плечо:

– Спасибо, – и наклонила голову, разглядывая, красиво ли смотрятся на ее бледной коже небесно-голубые камни.

– Хороши, – сказала она наконец. – Голууубенькие… мне идут. И крууупненькие. Куда лучше, чем у Березки!

Она еще покрасовалась перед нами, повертелась – и ушла в лес, напоследок пригласив Леона приходить почаще и звать непременно ее, а ни в коем случае не Липку и уж тем более не постылую соперницу Березку.

– А эта пусть не приходит! – фыркнула она на Алину. И наморщила аккуратненький носик: – Мне она не нравится.

– Это почему же я ей не понравилась? – немного обиженно спросила подруга, когда мы вышли на короткую тропу, намереваясь к вечеру дойти до Вершанска, если не дальше.

– Ревнивая она, – отозвался Арис.

– Это верно, – Леон обернулся. – Дочери леса красивых девушек не любят.

– Понятно, – Алина порозовела от нечаянного комплимента.

– Понятно, – эхом повторила я. И вздохнула тихонько: – На меня она так не фыркала…

Город обходили по околице, чтобы не уйти далеко от короткой тропы, найденной Леоном. День был не рабочий, люди к вечеру стягивались на посиделки да по гостям. Группка молодежи прошла мимо, оживленно переговариваясь. Что-то в их беседе заинтересовало Горыныча. Он приотстал, сказав, что догонит.

Минут через десять Арис подошел к Леону.

– В город каменную голову привезли.

Леон побледнел.

– Где?

– На центральной площади.

Вершанск был городом по нашим меркам маленьким, по тамошним – довольно большим. Воскресный день народ проводил в гуляниях, и в центре было людно. Вот только одно место на площади веселые компании обходили стороной. Там, на гранитном постаменте, стояла каменная голова с отломанными усами – видимо, они мешали установить это своеобразное украшение. Трещина от неровного скола на шее пересекала подбородок и тянулась к губам.

Лицо это не показалось мне знакомым, но мы все как-то сразу поняли, что это – не работа скульптора, а голова живого человека, когда-то обращенного в камень.

Группки любопытствующих изредка подходили к постаменту, рассматривали голову. Чтобы не привлекать внимания, Леон подошел вместе с другими. Мы видели, как он подобрал какой-то камушек и сунул в карман. Потом, следуя за теми же людьми, оказался у здания городского совета. Над крыльцом, под охраной сурового стража, был вывешен пергамент с княжеской печатью.

– Что там? – спросил Арис, когда Леон догнал нас на неширокой улочке.

– Указ князя. Если до конца месяца я не сдамся, моего отца ждет та же участь, что и… – он запнулся и не сразу смог договорить. – Тех, кто пришел со мной на Раславскую площадь, уже не спасти. Их головы отправили в крупные города княжества.

– Заманивают, – пробормотал Горыныч.

– Да, – Леон поднял взгляд к небу, прищурился. – Они не ждут, что я сдамся. И… ты правильно сказал, заманивают.

Костер не понадобился – родители дали нам в дорогу столько еды, что Арисова сумка распухла до невозможности. Сидели в темноте на маленькой полянке, вокруг которой уже привычно шелестел в траве ползучий караул.

Леон достал из кармана камушек, повертел его в пальцах, положил на землю. Вынул меч. И очень осторожно коснулся своей невзрачной находки лезвием.

Там, где был камень, теперь лежала неровно обрезанная прядь светлых волос.

Горыныч молча передал другу спичечный коробок. Волосы быстро сгорели, остался лишь запах.

– Я пойду в столицу, – тихо сказал Леон.

– Один? – уточнил Арис. – Уж не сдаваться ли?

– Нет. Я… – он вздохнул. – Не знаю, что я смогу сделать сам, но у отца были надежные люди и в столице. Купец Феодор как раз должен вернуться с южных земель.

– Неужели ты действительно собрался идти без нас? – встрепенулась Алина.

– Я не вправе подвергать вас опасности.

– Но тебе может понадобиться помощь! – возразила подруга. И повернулась к Горынычу: – Ты ведь его не оставишь, правда?

Арис помолчал немного, и подытожил:

– Вместе пойдем.

Спорить больше никто не стал.

* * *

Чем ближе к столице, тем меньше удавалось идти короткими тропами, и вскоре мужчины решили, что надо пересесть на лошадей. До обозначенного в княжеском указе срока оставалось чуть более недели, а именно – девять дней. Слишком мало, чтобы позволить себе медлительность.