С. Михалков. Самый главный великан - В. Максимов

Мы были с Сергеем Владимировичем в Харькове, и этот гениальный врач произвел на него огромное впечатление. «Ему надо помочь, как он помогает людям», – сказал Михалков. K.M. Дубровский был приглашен в Москву, о нем стали писать в газетах.

Сколько добрых великих и малых дел свершил в своей жизни этот удивительный человек, тайна души которого для меня так и осталась тайной, несмотря на его кажущуюся доступность и легкость в общении со всеми людьми, которые встречались на его сложном жизненном пути!

Я всегда чтил и, пока жив, буду чтить моего Благодетеля, великого гражданина России, несущего добро людям и своей жизнью явившего пример гражданского служения.

Как нам не хватает таких людей сегодня, в наше безучастное, эгоистическое время!

Вечная память дорогому Сергею Владимировичу Михалкову – человеку-эпохе.

Юрий Варшавский [36]

Дружили с Сергеем Владимировичем мои старики [37] .

Во-первых он был очень талантливый человек. Очень. Во всем. У нас был друг семьи Барн, Лёка его звали. Сценарист, драматург. Он делал какую-то четырехчастевку для детей, мультфильм, и она должна была быть рифмованной. Ни у кого ничего не получалось. Мой отец ему сказал: «Позвони Сергею Владимировичу. Он профессионал». Пришел Сергей Владимирович, посмотрел общий сценарий и говорит: «У т-тебя кабинет есть?». – «Есть». – «Чай будут давать?» Он сидел весь день, к вечеру принес. По-моему, только в трех или четырех местах они поменяли рифмы. Все было в десятку. Профессионал! Спросил: «А с-сколько заплатят?» Лёка говорит: «Ну, у нас потолок такой-то такой-то, а если выше, учитывая все ваши регалии, надо идти к начальству». – «П-пойду к начальству».

Человек с колоссальным юмором. Сводя его личность и время…

У товарища Сталина были своеобразные привычки. Как ни странно, ему нравилось, чтобы в каждой сфере, скажем так, народного хозяйства были плейбои. И они были. Им все разрешалось. В литературе это были Михалков, Симонов. Им позволялось иметь конюшни, иностранные машины, эпатажных дам. У Сергея Владимировича была масса дам за его жизнь. Юля последняя.

Михалков был находчивый безумно! Вы знаете, что Аркадий Вайнер был в свое время, еще до того, как стал профессиональным писателем, сотрудником уголовного розыска. Однажды он звонит и говорит: «Сергей Владимирович, извините, что беспокою. Нам нужно, чтобы вы приехали, дали некоторые разъяснения». – «А что случилось?» – «Спекулянты продавали косметику, всякие вещи». – «А я тут при чем?» – «Ну как же, нам известно, что вы взяли целую коробку «Шанели»». – «Какую еще шинель? Я штатский!» – рявкнул Михалков. Моментальная реакция!

Он был человек очень лукавый. Вообще, это свойство интеллигенции тех лет. Наша семья до этой квартиры жила в первом доме литераторов на улице Фурманова. Соседи по этажу – Габрилович, Финн. Квартира в квартиру – Долматовский. Над нами была квартира Булгакова. Я прекрасно помню Елену Сергеевну, она дружила с моими родителями. Еще выше этажом – Алексей Михайлович Файко, драматург, в основном делал пьесы для Бабановой – «Озеро Лю», «Человек с портфелем». В следующем подъезде жил начинающий Нагибин. На втором этаже жил человек, который тридцать лет возглавлял «Американ пресс» в России – Шапиро. Лев Никулин. Александр Жаров.

Пятого марта 1953 года я спускаюсь по лестнице, иду в школу. Вижу, что поднимается Сергей Владимирович. «Доброе, Сергей Владимирович», – говорю я. «Доброе утро, Юрочка», – отвечает Сергей Владимирович. «Слышали, товарищ Сталин умер?» – говорю я. «Слышал…» Мы поравнялись, я прислонился к стене. Он смотрит на меня и говорит: «Ты девочек обижаешь?» – «Ну что вы, Сергей Владимирович!» – отвечаю. «Напрасно!» – сказал Михалков и пошел дальше.

Он все понимал. В это время, когда вся страна рыдала…

Последние годы мы часто встречались на даче. Он очень любил, чтоб я сидел рядом с ним. За столом говорили о том, что происходит в стране, о воровстве… А Михалков молчит и только поворачивает к говорящему голову. Я тихонько спрашиваю: «Сергей Владимирович, а почему вы не участвуете в разговоре?» Он на меня посмотрел внимательно и сказал: «Юрочка, я с возрастом хуже вижу и слышу». Класс!

Мне рассказывали, что он приехал куда-то по приглашению, как детский писатель. Вышел на сцену. С чего начать? «Друзья, я дурная фигура для вас. В Советском Союзе детская литература – это удел евреев. Маршак, Барто, Заходер… А я русский человек»… И все, аудитория завоевана!

Потрясающая сцена. Мне тогда было лет 14. Никите лет 7, а может и меньше. Сергей Владимирович всегда любил красивые вещи – одежду, обстановку… Покупал их в дом. И вот купил шкаф карельской березы. Сидит Никита и вырезает ножиком на боковой стенке шкафа: НИКИТА. Вдруг в отражении полированной стенки – тень отца. С чашкой. Никита притих. Сергей Владимирович посмотрел и сказал: «Н-никита, это мой шкаф. Вырезай СЕРЕЖА».

В принципе, я ни разу не слышал, чтобы он кому-то делал плохо. Он мог не вмешиваться – это да. Будучи секретарем Союза писателей, кому-то в чем-то отказывал, но не давил никого. Было два человека, которые могли пробить что-то, что никому не удавалось. Он был второй. Первый – Симонов. Когда он входил куда и к кому угодно, он получал все, что ему было нужно. Тогда, конечно, было поколение другое: война, «Жди меня». Ну и харизма, конечно, с элементом актерства. Не случайно же ребята такими получились. Связи связями, а гены генами. Михалков красивый человек был. Очень остроумный. Когда компания собиралась, он был украшением. Талантливый.

Когда он узнал, что у меня внук родился, они с Юлей собрали мешок книжек! Вот его уже нет, а еще многие поколения будут его читать. А казалось бы, все написано в советское время. Когда ничего нельзя было. А сейчас все можно, а ничего нет. Загадка для меня. Политическая. Можно все. Но – нет!

Была у моих родителей и их друзей такая традиция: раз в две недели семьями ходили обедать в ВТО. Сидим за большим столом. Обязательно присаживался к нам человек, его звали Борода, директор ресторана ВТО. А во время НЭПа он был директором, а может быть и хозяином, «Яра» в Гнездниковском. Посидит немножко, чаек попьет… Вот мы сидим – я с родителями, Александр Семенович Менакер, Мария Владимировна Миронова, Андрюша. По-моему Сергей Владимирович был с Никитой. Мария Владимировна кокетничает, повернулась к Сергею Владимировичу и говорит: «Сережа, посмотри, какие мне Саша купил сережки с изумрудами, под цвет моих глаз!» – Она зеленоглазая была. Сережа посмотрел. «Маша, а Саша не мог тебе купить добрые глаза?». Она не обиделась, ведь они были знакомы двадцать лет.

Все замечал. Умный. Или молчал, или отшучивался. Лукавство – это чисто русское слово. И свойство российской, советской интеллигенции.

Папа, мама и я поехали гулять в Переделкино. Поселок был тогда не такой, как сейчас, – заросший, весь в зелени, как теперь километров за восемьдесят от Москвы. Мама водила машину, и мы выезжали за город. Гуляем. И тут навстречу идет Корней Иванович Чуковский. «Ой, доктор, как я рад вас видеть! Немедленно ко мне, будем чай пить!» – очень любил гостей. По дороге еще кого-то захватили. Когда пришли, там уже кто-то сидел. В саду огромный стол из толстых досок. Два самовара. А публика разношерстная, общего разговора не получается. Тогда Корней Иванович говорит: «У меня есть предложение. Пусть каждый из нас расскажет, что он хотя бы один раз в жизни украл». Все съежились, но он первый рассказал безумно смешную историю, все хохотали. Языки развязались, каждый хотел рассказать, перебивали друг друга. Вот уже вечер, луна поднялась. Стоит Корней Иванович у калитки, мама моя обнимает его, целует: «Спасибо, Корней Иванович, какой чудесный вечер!» Он говорит: «Ну, видите, Дусенька, а то бы об Солженицыне весь вечер говорили…» Вот это лукавство. И вот такой же был Сергей Владимирович. Он или молчал, или отшучивался.

Он скрывал свое дворянство, но, конечно, все знали. В КГБ знали. Его дворянство в крови чувствовалось. Он породистый был мужик. Не просто внешне.

Я помню, как Сергей Владимирович с моим отцом послали поздравительную телеграмму Дыховичному– старшему [38] , дяде Володе. Кстати, Дыховичный с Михалковым были похожи, оба хулиганы. Только Сергей Владимирович был более сдержанным. У Дыховичного масса спектаклей шла по всему Союзу, и в день собственного рождения он должен был присутствовать на каком-то там сотом или трехсотом спектакле в Тюмени что ли. Отец и Сергей Владимирович послали телеграмму: «В связи со славным юбилеем ходатайствуем перед соответствующими органами о переименовании города Владимира в город Владимир Абрамович». Дошла телеграмма.

В Михалкове было все. Дыховичный был более лихой, а Михалков более сдержанный. Но Дыховичный был свободным художником. А Михалков… Депутат, секретарь Союза писателей ну и так далее. Ему мундир не позволял. Казалось бы, давили. А песни пела вся страна. Сейчас такие песни редко пишут. Иногда. Есть несколько композиторов, которые пишут хорошие вещи. Но такого количества – Соловьев-Седой, Дунаевский, Блантер… Это очень серьезная тема. При страхе, при рамках, при том, что они все понимали…