Рейтинговые книги
Читем онлайн Переселенцы - Мария Сосновских

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 72

Вот если как-нибудь уехать обратно в Казань… Да ведь никто не поверит, что драгоценности мои – сразу заберет полиция, и если и не посадят сразу в тюрьму, то сокровища непременно отберут.

Спрятав заветную шкатулку на самое дно сундука, повесила замок, а сундук поставили в амбар, прикрыв старыми мешками.

Дом у Понти был большой, и Лева с Соломией устроились более или менее сносно. Фамилия у них всех была Куликовы, старший брат был уже не Понтий, а Павел, и по отчеству не Николаевич, а Иванович: приноравливались, как было указано в той подорожной рязанских переселенцев. Подорожную убитого Павла держали на божнице, за иконой…

Паша, появившись в Зауралье, не пожелал жить ни в Ирбитской слободе, ни в одной из окрестных деревень, а облюбовал место у большой дороги и решил обосноваться тут. Дав в волости взятку старосте и писарю, построился первым и стал ждать к себе брата. И вот, избежав тюрьмы и каторги, младший брат теперь вместе с ним.

…Уже по крепкому санному пути Соломия с Левой поехали в Ирбитскую слободу венчаться. Церковь на окраине слободы выбрали самую захудалую, с малым приходом. Тамошний священник был рад хоть какому-то заработку – обвенчал без оглашения, в будний день, и свадьба была самая скромная – только в кругу семьи.

Так Соломия стала жить на Куликовском хуторе. В волостные списки полуграмотным писарем они были внесены как Куликовы.

Соломия стала приспосабливаться к жизни в новой семье.

А время шло. В один из февральских холодных, вьюжных дней она родила дочь, которую назвали Дарьей. Вскоре наняли в слободе работников рубить лес для нового дома, а летом Лева с Соломией уже стали жить там.

Когда доводилось ехать в Ирбитскую слободу на ярмарку или в гости, Соломия надевала золотые перстни, серьги или колье. Но ожерелье с бриллиантами не трогала никогда – давно уж не верящая ни во что, она почему-то верила в лежащее на ожерелье проклятье и в то, что ожерелье обладает таинственной зловещей силой… Случилось как-то, что Лева пробовал поднять на Соломию кулак – упившись вином, он, пьяный, припомнил ей московское ее прошлое.

О, лучше бы не делал этого Лева Жигарь! Откуда ни возьмись, в руке у Соломии оказался кинжал. Дрожа от ярости, она вне себя закричала, размахивая клинком:

– А вот это ты видишь?! Не смей мне припоминать прошлое, какое бы оно ни было, а не то – не жди пощады!

Лева даже протрезвел – то ли от ее бешеного крика, то ли от того, что сразу узнал кинжал Понти.

Наутро, проспавшись, Жигарь примирительно сказал:

– Ты кинжал-то отдай мне, ведь он же – Понтин. Дамасской стали кинжал-то!

– Нет уж, нате-ка выкусите вместе с Понтей твоим! Моя это добыча, и со мной до смерти останется, понял?!

С тех пор против жены Лева и пальцем не шевельнул, а пить стал редко, только в большие праздники и не допьяна.

Он, матерый грабитель, все же любил неукротимую Соломию и по-своему гордился ею. И Соломия с годами попривыкла к мужу.

Пока у Соломии была жива свекровь – а жила старуха еще очень долго – Соломия каждый год во время ярмарки пропадала в Ирбитской слободе вместе с мужем, деверем и племянниками. Старшие Пашины сыновья уже ловко карманничали; Соломия же выслеживала "крупную дичь" и тут уж пускала в ход все свое воровское искусство – смесь женского обаяния, хитрости и холодного расчета.

Она то выдавала себя в богатых домах за вдову-купчиху, являясь с кучером в карете, запряженной тройкой хороших рысаков, то под видом цыганки вертелась в трактире или гостинице перед пьяными купчиками… Главная цель ее была – наметить жертву, а за спиной "наводчицы" были надежные сообщники: муж, деверь, племянники и даже кое-кто из Ирбитской слободы, в том числе Прокопий Свешников.

Много награбила всякого добра шайка с Куликовского хутора. Воровское счастье почти не изменяло им; только один раз в Прядеиной им устроили самосуд за конокрадство. Но это усмирило грабителей ненадолго: прядеинцев они больше не трогали – боялись, но останавливали и грабили проезжающих даже в пяти верстах от хутора – в Устиновом логу.

…Соломии пошел сорок шестой год. Давно вышла замуж и родила двоих детей дочь Дарья, а Соломия все еще была красива, хотя красота заметно стала увядать, около глаз появились мелкие морщинки, прекрасные черные волосы были с сильной проседью и поредели. Она уже больше не выставляла их напоказ, как прежде, а затягивала в тугой узел на затылке и покрывала цветным или белым платочком.

Дома она одевалась по-крестьянски и носила дешевые стеклянные серьги и бусы, но в гостях или на ярмарке Соломия по одежде и драгоценностям выглядела не хуже богатой купчихи.

Долгими зимними вечерами, когда мело на дворе и ветер выл в трубе, Соломия накрепко закрывала ворота и спускала с цепи огромного пса. Потом она запирала на железные пробои-болты оконные ставни и накидывала кованые крючья входной двери. Со свечой в руке она спускалась в голбец, открывала сундук и заветную шкатулку и долго любовалась сверканием золота и самоцветных камней.

ПОСЛЕ ЦАРЕВОЙ СЛУЖБЫ

Весенним погожим днем 1758 года, перед самой Троицей, возвращался с царевой службы старый солдат Антип Шихов.

Из родной деревни Прядеиной он уходил безусым рекрутом и пятнадцать лет не имел ни весточки с родины – Антип и сам был неграмотный, да и все родные тоже.

Долго пробирался он из далекой чужой земли на родину; и за казенный счет, и на попутных подводах, а больше всего – пешком, рядом с тележной оглоблей, даром что одна нога деревянная, другую по колено неприятельским ядром оторвало.

Списанный вчистую с военной службы, Антип хлебнул лиха, пока добрался до Екатеринбурга. С этого города на реке Исети он понемногу начал узнавать знакомые места: еще до солдатчины, молодым парнем, бывал здесь, нанимаясь в обозы, шедшие в Екатеринбург, Нижний Тагил, Полевской и Алапаиху – уже тогда богатеи Елпановы, и Прядеины, и зажиточные прядеинские мужики приторговывали на заводах хлебом, мясом, льном и пенькой.

За долгую дорогу домой отставной солдат не раз перебрал в памяти всю свою жизнь. Особенно отчетливо ему почему-то вспоминалось его безрадостное детство. Отец, простудившись в дальней поездке, слег. Больного то и дело одолевал какой-то сухой, надсадный кашель; по утрам он с трудом подымался на ноги. Домашние с нетерпением ждали весны – авось полегчает, но тот день ото дня таял. К Троице, когда поспели первые ягоды, Антип с братом Евдолькой бегали в лес и приносили полные туески.

Совали ягоды горстями в холодные руки отца:

– На, тятя! Хоть землянки* вволю поешь…

Отец долго глядел на сыновей провалившимися глазами и улыбался слабой, вымученной улыбкой:

– Вы сами лучше ешьте, ребята… Вы растете, вам ягода-то нужнее…

Потом перед мысленным взором Антипа появился отец – уже на лавке под образами, накрытый белой холстиной, затянувшееся не ко времени летнее ненастье и могила, чуть ли не до краев наполненная желтой от глины водой.

Брату Евдольке в детстве пришлось тяжелее: он был на два года старше Антипа, так что мать первым отдавала его в подпаски и в борноволоки, а потом – и в строк на всю страду. Следом Антип шел, робил в строках сызмальства до самой солдатчины.

Вспомнил служивый и свою первую любовь, Лизу Кряжеву. Не хотел Антип понапрасну морочить девушке голову: знал, что через год-полтора придется ему идти в солдаты. Кому еще на цареву-то службу идти – не Петьке же Елпанову! А Елпанов-отец сильно богат был; он бы запросто нашел для сына наемщика, чтоб того в солдаты забрили, да того и так не взяли бы, поскольку – один сын Петька-то.

И вот уже старый солдат Антип Шихов на одной деревянной ноге ходит по базару в Ирбитской слободе. По случаю воскресенья народишко на базаре есть: пары пахать по деревням уже закончили, а сенокос еще не начался.

Ирбитскую слободу Антип поначалу и не признал: за пятнадцать лет она сильно изменилась – появилось много двух- и трехэтажных каменных домов с торговыми лавками и магазинами, видать, богатело ирбитское купечество. Вниз и вверх по Нице сновали баржи и пароходы; люди на пристанях грузили и разгружали товары, копошась, как муравьи.

Базар тоже заметно вырос, и даже в будний день народу было много. Антип вдруг услышал: "Налетай, подешевело! Подходи, покупай, мясо – первый сорт!".

Мужичишко со свалявшейся козлиной бороденкой, в замызганном, порыжелом картузе с переломленным козырьком продавал тощую баранину и двух потрошеных куриц. Антип остановился, припоминая, где и когда он мог видеть это курносое лицо и белесые глаза. Да и голос вроде знакомый… Мужик заметил его:

– Че смотришь, служивый? Подходи, покупай – не мясо, а объедение, сам бы ел, да денег надо!

Антип подошел поближе:

– Хозяин, скажись, из какой ты деревни? Вроде где-то я тебя раньше видел…

– Дальний я, слышь, отседова не видать! Ты лучше мяса купи у меня!

1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 72
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Переселенцы - Мария Сосновских бесплатно.
Похожие на Переселенцы - Мария Сосновских книги

Оставить комментарий