Переселенцы - Мария Сосновских

Дверь в другую комнату была приоткрыта, а из замочной скважины торчал ключ. Перед вошедшими предстало ужасное зрелище: весь пол был залит кровью, а Пантелей Кузьмич ничком лежал на полу. На затылке убитого зияла рана, череп был проломлен, и виднелся грязновато-серый мозг…

При виде этого зрелища даже пожилому, видавшему виды старосте стало не по себе, а молодые мужики вместе с Соломией шарахнулись к двери. В коридоре Соломию охватил приступ неудержимой рвоты…

Опомнившись, мужики вернулись к трупу. Как раз над головой мертвеца была искореженная железная дверца стенного тайника, рядом валялся маленький ломик.

Тем временем пришедшая в себя Соломия думала… Нет, она думала не об убитом отце, а неотрывно глядела в открытое окно своей спальни на клумбу, не добрались ли и до ее тайника? Но на клумбе, как и раньше, мирно цвели маргаритки и резеда…

– Ну, мужики, без пристава теперь не обойтись. И караул к дому ставить придется, – сказал староста в комнате убитого.

– А это что? – староста только сейчас разглядел на полу и поднял бронзовый подсвечник. – Экая прости Бог, срамота! И чего только не держат в богатых-то домах – никак баба голая!

– Дай поглядеть, Иван Максимыч! – попросил один из мужиков, но сейчас же выронил подсвечник из рук, – фу, да на нем кровища! Не иначе этой штуковиной Китаева и порешили…

Староста в это время снова заглянул в тайник на стене и теперь держал в руках черную шкатулку.

– Пустая коробка-то, а до чего красивая – как зеркало черное! Ну-ка, пойду к дочке его – знает, поди-ка, что в ней отец держал!

При виде шкатулки Соломия побледнела, быстро взяла себя в руки и сделала безразличное выражение лица.

– Коробка вот эта в стене лежала. Не знаешь ли, что в ней держал… покойный-то?

– Не знаю! Там его кабинет был, и туда он никого не пускал, а ключ при себе носил…

Во дворе обнаружилось – нет легкой брички, на которой ездил Митрич.

"Из-за лошадей да брички на смертоубийство не идут. Нет, тут что-то не так… Да разве узнаешь правду в этом воровском притоне?" – думал староста. А вслух сказал:

– Вот что, мужики, придется вам покараулить дом, пока становой не приедет!

Мужики роптать было начали:

– Вот еще забота на нас навязалась, ведь сенокос в разгаре, Иван Максимыч! Закрыть, может, дом-то, да и все – покойника не украдут небось… А девчонку в Аргаяш с собой возьмем!

– Нет, ребята, негоже так делать. Караулить все едино придется. Урядник скоро приедет, да что урядник? Тут станового придется везти из Казани: дело-то нешуточное – смертоубийство! Без станового нельзя никак… Ты, Афоня, останешься тут, пока урядник не приедет. С вечера двое будут на карауле – Евден и Михайло. А мне придется кого-то послать в губернию за становым…

Страшная весть с быстротой молнии распространилась по селу: убийство!

– Говорят, Митрич подвел целую шайку… Китаева начисто ограбили и убили, и Соломийку тоже убить хотели!

Ульяна, бывшая китаевская повариха, и сейчас приходила иногда прислуживать, попеременно то крестилась, то хлопала ладонями по бедрам.

– Ну, спасибо – Бог-милостивец смерть от меня отвел: не пошла я на постоялый об это время, а то тоже ухайдакали бы! Вот она, жисть-то какая – сёдни не знаешь, што завтре стрясется… Ведь живой-здоровый позавчерась приходил ко мне Китаев-то, мол, присмотришь за домом, мы в Казань собираемся съездить. Ан вот он, уж неживой… Все под Богом ходим!

В этот день в Аргаяше только и разговору было, что об убийстве. Китаева не жалели, большинство говорило так:

– Ну, видать, что заслужил, то и получил. Много дружков было, они и ухлопали! Небось, деньги не поделили…

Другие вздыхали чуть ли не с завистью:

– А сколь вина выхлебал покойничек – мы всем селом столь не выпили…

Третьи удивленно пожимали плечами:

– Надо же, за столько лет не попался ни разу, а говорят, что он главный разбойничий атаман был!

Приехали становой пристав с урядником, вели следствие, вызывали по одному всю прислугу и работников постоялого двора.

Допрашивали и Соломию – она сказала то же самое, что говорила и старосте в день убийства. Тогда становой показал ей лаковую шкатулку и спросил напрямик:

– Ты же взрослая девушка, неужели ты не знала, что твой отец в этой шкатулке держал?

– Я и про шкатулку не знала ничегошеньки, кабинет всегда закрытым на ключ был, а ключ он всегда при себе носил…

– Но кто-то же все эти годы прибирался у него в кабинете?

– Во всем дому прислуга прибиралась…

На том следствие и закончилось. Убитого надо было побыстрее хоронить – стояла жара… Из Казани приехал единственный родственник – старший брат Пантелея Кузьмича – Иван.

Соломия впервые увидела своего дядю. Это был высокий крепкий старик лет семидесяти, седой, как лунь. Он приехал с сыном, крепким, здоровым мужиком лет сорока, таким же высоким, как его отец, и они начали распоряжаться насчет похорон. Наскоро похоронили, наскоро скромно помянули, и родственники собрались уже ехать, но староста, бывший на похоронах, обратился к брату Китаева:

– Иван Кузьмич, надо бы решить, что делать с усадьбой вашего брата. Соломия еще не в совершенных годах, надо опекуна назначать. Вас, может быть?

– Увольте! Стар я, какой из меня опекун!

– А сына вашего?

– Нет уж, извиняйте, у нас и других дел по горло…А от усадьбы брата мы отказываемся и можем подтвердить письменно в волостном правлении, что единственная наследница – дочь его Соломия.

После похорон Китаева брат его и племянник сразу уехали. Вскоре старуха Ульяна перебралась жить к Соломии, а староста, не найдя в Аргаяше подходящего человека, пока обязанности опекуна исполнял сам. Изредка он заезжал проведать женщин.

Как-то теплым летним вечером против постоялого остановился щегольской экипаж, на козлах сидел бородатый кучер в кумачовой рубахе. Из экипажа проворно выскочил Алексей Михайлович Семишников. Молодой купец с саквояжем в руке быстрым шагом вошел во двор.

От колодца к крыльцу шла Ульяна, неся полные ведра.

– Здравствуй, бабуля! Видно, повезет мне сегодня: не успел во двор войти, а ты – навстречу, да с полнехонькими ведрами… Постояльцев-то пускаете?

– Какие уж нынче постояльцы… Пантелея Кузьмича вот уже сорок ден, как похоронили. Соломиюшка одна теперь, как перст, осталась, да я вот, старая, при ней… Так что проезжай-ко, добрый человек! Нет хозяина, нет и постоялого…

Но незваный гость оказался любопытным и словоохотливым.

– Как – похоронили?! А ведь у меня к нему дельце по торговой части было…

– Да ведь убили его, ограбили и убили!

– Вот так дела! А родственники остались у покойного?

– Сказывала ведь тебе: дочка Соломия, несовершенных лет. На похороны-то один брат-старик да племянник из Казани приезжали… Старика опекуном поставить хотели, дак он – ни в какую!

– Кого же опекуном-то поставили?

– Да никого еще нет! Староста из Аргаяша Иван Максимыч, дай Бог ему здоровья, все хлопочет. Он и нас иногда навещает.

– А Соломия где?

– Дома, где ж ей быть? Да вон, кажись, в окно поглядела, рукой махнула, сейчас мигом прибежит!

КУПЕЦ ВТОРОЙ ГИЛЬДИИ

Соломия уже сняла траур, и теперь она, в светлом ситцевом платьице, сбежала с крыльца. Как же она обрадовалась, увидев Семишникова! Взяв из его рук тяжелый саквояж, она повела приехавшего в дом. Вернувшись, сказала Ульяне со значением:

– Это сердечный друг покойного батюшки приехал, надо его принять и угостить, как следует!

Ульяна, ворча втихомолку, пошла на кухню. "Не успели сорок ден миновать, как уж знакомые какие-то появились! Кажись, рано еще гостей-то принимать…".

В вечернем застолье Соломия угощала Семишникова сама. Она так ловила каждый взгляд, каждое слово молодого купца, стараясь предупредить каждое желание…

А наутро аргаяшского старосту разбудил отчаянный стук в ворота.

– Батюшка Иван Максимыч! Ой, беда! Откройте скорее!

– Да кто это там, ты, Ульяна, что ли? – открыл калитку полуодетый встревоженный староста. – Что опять стряслось?

– Да как же, Иван Максимыч, Соломия пропала!

– Как пропала?! Да ты толком расскажи!

– Вчерась приехал на постоялый какой-то проезжающий… Он, антихрист, и увез!

– Что он, ее силой, что ли, взял да увез?

– Да, похоже, как раз по согласию! По всему видать, знакомы они были ране, и любит она его: за столом сидели, дак глаз с него не сводила… Из Москвы вроде он… Купец какой-то… из себя видный, годов двадцати семи-восьми.

…После долгой езды по большим дорогам, ночлегов в почтовых станциях и постоялых дворах Соломия оказалсь в Москве. На окраине у ворот деревянного двухэтажного дома кучер постучал в ворота. Отворил дворник с метлой в руках.

– Алексей Михалыч, здравствуйте! Давно не бывали… Откуда Бог несет?

– Из Казани, – буркнул в ответ Семишников – А ты что-то разговорчив, Авдеич, не пьян ли? Попридержи язык-то, нето как раз в морду получишь! Твое дело – не интересоваться, кто откуда приехал, а двор подмести да лошадей поставить, понял?