Другая победа. Если бы победил Гитлер - Коллектив авторов

Если первостепенная важность войны с Россией была, с точки зрения Гитлера, абсолютно очевидна, то первоочередность стратегических задач вдоль гигантской по протяженности линии фронта оказывалась не столь очевидной. На северном фланге вторичное по важности наступление позволит овладеть Ленинградом, обеспечить сухопутную связь с Финляндией и создать угрозу грузопотоку, поступающему в Россию с запада через Мурманск. На юге основной точкой приложения сил (Schwerpunkf) в наступательной кампании лета 1942 года будет бросок через Дон, благодаря которому Россия не сможет пользоваться Волгой как транспортной артерией для снабжения войск, а также захват нефтяных полей Кавказа. Решив эти задачи к осени 1942 года, Германия получит собственный доступ к стратегически важным источникам топлива и одновременно лишит СССР этого ключевого продукта. В добавление к боевым действиям на Мурманском направлении рывок на Кавказ тоже станет препятствием на пути; потока товаров, поступающих в Советский Союз из США и Великобритании. Далее немецкие стратеги надеялись в ходе этого наступления сломить сопротивление Красной Армии, захватив в своем стремительном марше к далеким горам сотни тысяч военнопленных. Имея в своих руках кавказскую нефть, надежную связь по суше с Финляндией и при условии разгрома Красной Армии, Германия могла уверенно ожидать наступления зимы и наступательных действий со стороны англо-американских войск даже и в том случае, если Советский Союз к этому времени еще не выйдет из войны. Таким образом, исход войны в целом решался на востоке, поскольку, как признавал сам Гитлер: «Если я не завладею нефтью Майкопа и Грозного, то мне придется прекращать эту войну». Но с приближением лета он не терял уверенности, заявляя итальянскому послу, что «в силу этих обстоятельств обстановка никоим образом не будет складываться в худшую для нас сторону, а только в лучшую»[120].

Однако аппетиты Гитлера не ограничивались пределами Советского Союза. После того как они завоюют Кавказ, германские вооруженные силы в России окажутся в состоянии нанести, можно сказать, смертельный удар по надеждам англичан и американцев, создав вместе с корпусом Роммеля гигантские клещи, в которые попадут Суэцкий канал, а также нефтяные месторождения Ирана и Ирака. Подобная заманчивая перспектива, которая уже вставала перед глазами Гитлера в горячие дни 1941 года, стала еще более заманчивой, после того как в войну вступила Япония и одержала захватывающие дух победы в Малайе и в Сингапуре. Фюрер, который недооценивал решимость Великобритании и переоценивал значимость побед Японии, уже видел триумф Германии на Ближнем Востоке, который опрокинет стратегию союзников, создаст прямую угрозу Индии и, в сочетании с непрекращающимися нападениями немецких подводных лодок, возможно, вынудит Великобританию начать переговоры о мире на условиях Гитлера. «Любой ценой мы должны спуститься в Месопотамскую низменность и отобрать нефть Мосула у англичан, – говорил он своему штабу, – и тогда война будет закончена»[121].

Привести Турцию в наш лагерь

Однако скудость немецких ресурсов однозначно подразумевала, что подобные честолюбивые планы могут быть реализованы только при наличии той или иной степени готовности к сотрудничеству со стороны союзников Берлина. По мере того как на Юге России в обстановке секретности происходила тайная концентрация сил и средств для операции «Блау» – таким было кодовое наименование предстоящей летней кампании, – Гитлер начал дипломатическое наступление, с тем чтобы принудить своих партнеров по «оси» приложить еще больше усилий во имя якобы общего дела. Удивительно, но его усилия увенчались успехом в Румынии, Венгрии и Италии, и каждая из этих стран направила тысячи своих солдат на достижение великой цели. Болгария, которая, по мнению немцев, являлась русофильским государством, избежала какой-либо необходимости посылать своих солдат на фронт. Однако ее армия эффективно использовалась для защиты черноморского побережья от высадки русского десанта и несла свою долю обременительных обязанностей по оккупации Югославии.

Переговоры со странами-союзницами в общем и целом оказались удачными для Гитлера. Однако перед ним стояла гораздо более важная задача: убедить присоединиться к «оси» Турцию – страну, которая занимала ключевое положение, но не участвовала в игре. В борьбе за обладание Ближним Востоком Турция являлась бесценным активом как по мнению военных стратегов из Вольфшанце, так и по мнению дипломатов Риббентропа из министерства иностранных дел. В 1941 году, во время кампании на Балканах, Верховное командование вермахта (ОКВ) изучало вопрос о нанесении удара по Турции с целью использования ее в качестве плацдарма для последующего наступления на позиции армии Великобритании в Палестине и в Ираке. Однако, по мнению генерала Альфреда Йодля, штурм природной крепости, защищаемой армией, высокие боевые качества которой известны всему свету, «несомненно, выльется в длительную военную кампанию», а подобная перспектива не устраивала решительно никого. Вместо этого немцы предпочли уважать нейтралитет Турции, но в то же время ими был подготовлен план оккупации Турции в случае непредвиденных обстоятельств, и армия Болгарии была подготовлена к активной обороне на тот случай, если Турция примкнет к антигитлеровской коалиции[122].

Намерение пойти на сближение с Анкарой не было новым. В 1941 году, пока шло завоевание Балкан и велась подготовка к реализации плана «Барбаросса», Берлин начал то, что вылилось в длительные попытки дипломатическим путем привлечь Турцию к активному участию в военных действиях на стороне стран «оси». Однако в довольно сумбурном нацистском государстве не всегда получалось так, что действия различных правительственных органов были достаточно хорошо скоординированы. Например, исполненные хамского высокомерия угрозы Риббентропа нередко звучали вразнобой с дипломатически выдержанными заявлениями посла Франца фон Папена или с широко распространяемой прогерманской и антисоветской пропагандой Геббельса. Так, например, работнику посольства Папена удалось загасить готовый разгореться дипломатический скандал, только скупив все появившиеся в Турции экземпляры полевого немецко-турецкого разговорника для военнослужащих (Turkisches Soldaten-Worterbuch fur den Feldgebrauch). Министр пропаганды направил эти издания в книжные лавки Стамбула в виде недвусмысленного напоминания о военной мощи Германии[123]. И несмотря на это, результаты столь «разносторонней» дипломатической деятельности складывались в пользу Берлина. Особенно тепло было встречено личное письмо, посланное фюрером президенту Турции Исмету Иненю, в котором он напоминал о боевом партнерстве в годы Первой мировой войны, об общем стремлении уменьшить влияние Великобритании в Средиземноморском бассейне и о взаимной озабоченности в отношении СССР. Кульминацией этих усилий стал договор о дружбе, подписанный ничего не подозревающими турками 18 июня 1941 года, всего за четыре дня до начала вторжения в Россию.

Однако, наверное, самым важным событием стало посещение кораблей советского флота, организованное для генерал-полковника Али Фуат Эрдена и группы высших турецких офицеров осенью 1941 года, в ту пору, когда вермахт в зените своей славы находился в двух шагах от победы. Возвратившись домой с самыми яркими впечатлениями о военной мощи Германии и о быстроте и стремительности современной войны, Эрден, Иненю и другие руководители нации провели шестичасовое совещание, на котором Эрден делился впечатлениями от своей поездки, а также решалась дальнейшая судьба Турции[124].

Однако Анкара не торопилась с ответом. Несмотря на то, что один из самых блестящих умов министерства иностранных дел Нуман Менеменсиоглу склонялся в пользу укрепления союза с Германией, министр иностранных дел Сюкрю Саракоглу высказывался в пользу государств Запада, а глава Генштаба маршал Февзи Чакмак выражал опасение, что после падения Советского Союза Турция станет следующей жертвой режима нацистов. В таких условиях Иненю трудно было принять решение, и Гитлер отдал приказ подготовить план перестановки в созвездии политических сил Анкары, с тем чтобы оно в большей степени отвечало интересам Берлина.

Весной 1942 года, в то время когда на Юге России сосредотачивалось многотысячное войско стран «оси», предназначенное для участия в операции «Блау», германское давление на Турцию усилилось. Вдобавок к предложению «сыграть ведущую роль в новой системе стран «оси» Папен недвусмысленно намекал на важный «пересмотр границ» в пользу Турции, который будет иметь место, если она действительно вступит в союз. Он особо подчеркивал области в Северной Сирии, в Мосуле и в Ираке, а также «корректировку» границы по островам Додеканес и во Фракии[125]. Германские предложения не включали в себя ключевые районы нефтедобычи на Кавказе, но тем самым не исключалась возможность определенных турецких приобретений и в этом направлении, а также в Крыму. Возможность вторжения на Кавказ показалась привлекательной даже Чакмаку, несмотря на все его отвращение к немцам. Подобные действия отвечали пантюркистским настроениям, которые вместе с Чакмаком разделяло множество его коллег-офицеров, и они являлись первым шагом на пути объединения под властью Анкары всех тюркских народов Центральной Азии. Германия также изъявляла готовность вооружить современным оружием и обеспечить необходимую подготовку хотя и храброй, но морально устаревшей турецкой военной машине; она предлагала, чтобы плечом к плечу с предполагаемыми союзниками воевал экспедиционный корпус вермахта. В обмен на это Берлин ожидал от Турции вторжения на Кавказ с южного направления, а также усиления давления на Сирию, Ирак и Иран, направленного на то, чтобы связать здесь вооруженные силы Великобритании, допуска немецких подводных лодок в Черное море и предоставления Германии исключительного права распоряжаться турецкими хромсодержащими рудами, ключевым сырьем немецкой промышленности вооружения и военной техники.