Полицейское управление - Вильям Каунитц

Он взял очки и принялся постукивать дужкой по зубам; глаза его хитро следили за Мэлоуном.

— А теперь я скажу, почему вы должны закрыть дело Айзингер. — Он придвинулся ближе и заговорил тихо и доверительно. — Управление участвует в операции, настолько щекотливой, что в случае огласки Службе придет конец. Это все, что я могу вам сказать, лейтенант. Вы должны поверить мне на слово.

Мэлоун подавил дрожь. Его знобило.

— Операцией руководит Занглин?

— Да.

— А как мы поступим с убитой Айзингер, с погибшими Андреа Сент-Джеймс и двумя детьми? Просто забудем о них?

Мак-Куэйд положил подбородок на сцепленные пальцы.

— Я даю вам слово, что ни один человек из нашего управления не причастен к их гибели.

Мэлоун потер усталые глаза.

— Короче, чего вам от меня надо? — Он уронил руки на колени.

— Забудьте все, что связывает дело Айзингер со Службой, отделом. Не переходите в стан разрушителей.

Усталый, Мэлоун кивнул, сдаваясь.

Мак-Куэйд облегченно вздохнул.

— Ну и прекрасно. У вас ведь небольшая зарплата, верно?

Мэлоун знал, что последует за этим вопросом. Указание главному бухгалтеру о прибавке в пять тысяч долларов в год.

— Да.

— Я дам указание, чтобы вам прибавили.

«Взятка, даже названная по-другому, остается взяткой», — подумал Мэлоун. Вслух же он сказал:

— Спасибо, сэр.

Два обстоятельства привлекли его внимание при изучении карты отпечатков пальцев. Во-первых, от бумаги исходил горьковатый запах тлена, и, во-вторых, не было никаких данных. Сверху напечатано: «Убийство. Сара Айзингер». Отпечатки напоминали порванный пергамент: прерывистые линии, неясный рисунок, пробелы там, где не было кожи. Хоть они и промыли кожу растворителем и очистили ее, она оказалась слишком рыхлой из-за разложения. Тогда они срезали кожу с кончиков пальцев, вымочили в пятнадцатипроцентном растворе формальдегида, чтобы укрепить, потом накатали краску и сделали отпечатки. Бедная Сара, Все, что осталось от нее, — отпечатанная формула, выведенная из кругов и петелек: 405V101 12; I 17w100. Отныне у нее не было имени, только формула. Бедная мертвая Сара.

Отдел опознания располагался на пятом этаже. До похода к Мак-Куэйду Мэлоун заглянул туда и оставил отпечатки, снятые в квартире Станислава.

— Сделай одолжение, старик, — попросил он старого приятеля в отделе. Это было в двадцать минут пятого вечера.

Выйдя от Мак-Куэйда, он спустился на пятый этаж по гулкой металлической пожарной лестнице. Он хотел выждать, пока пройдет охвативший его гнев.

— «Мама» собирается подбросить мне деньжат, — бормотал он, сбегая по винтовой лестнице.

Отпечатки, снятые на месте преступления, и те, которые принес Мэлоун, были разложены на сравнительной доске. Черным обведены сходные линии. Отпечатки совпадали. Те, что были сняты с ночного столика Станислава, и те, что нашли в квартире Айзингер. Четырнадцать совпадений.

Мэлоун только что вбил еще один гвоздь в гроб противника.

Глава 18

Пятница, 3 июля, вечер

Проститутка, стоявшая на Кресчент-стрит, перестала подпирать стену и направилась к машине. Не дойдя несколько футов, остановилась и настороженно заглянула в салон. Не увидела ни радио под приборным щитком, ни лежавшей на заднем сиденье формы, ни пустых контейнеров из-под кофе. Потом ее опытные глаза уставились на сидевшего за рулем человека. Еще один женатик, вырвавшийся из дому за пачкой сигарет или за пакетом молока, решила она. Нагнулась к машине и улыбнулась.

— Привет, сладкий мой. На прогулку?

— Сколько?

— Двадцать, сладкий мой.

— Хватит и десяти.

— Пятнадцать, и ты получишь по высшему разряду.

— Ладно.

Она обошла машину и, замешкавшись, мельком взглянула на другую прогуливающуюся проститутку. «Сестра» заметила это и кивнула. Номер машины и описание «Джона» она запомнит. Уличная страховка от маньяков.

Открыв дверцу, она села рядом.

Детектив Пэт О'Шонесси протянул ей пятнадцать долларов.

— Поезжай по Кресчент и сверни на Сорок четвертую, — велела она. — Остановись перед тем грузовиком и подай чуть назад.

Она положила деньги в большой блокнот, достала из сумки пачку бумажных салфеток. Положила блокнот с деньгами в сумку, поставила ее на пол, зажав лодыжками. Обвила рукой шею мужчины, а другой начала массировать его через брюки.

— Какой большой… — Она расстегнула ему «молнию».

О'Шонесси быстро огляделся. Кнопки дверей утоплены, двигатель работает, стекло с его стороны чуть приспущено.

Зажав в руке салфетки, проститутка наклонилась к его коленям. Через четверть часа она все еще продолжала, но салфетки оставались чистыми. Прервав работу, она подняла голову.

— Ты пил, дорогой?

— Нет. — Он чувствовал себя мерзопакостно.

— Послушай, я уже выбилась из сил. Продолжение обойдется тебе еще в десятку. Не могу же я потратить на тебя всю ночь.

— Я сегодня не в форме. — Он оттолкнул ее голову, выпятил брюхо и застегнул «молнию».

— Конечно, я понимаю. — Она сунула салфетки обратно в сумку.

Он высадил ее на углу Хантер и Двадцать седьмой улицы. Настроение было ужасное. Он чувствовал злость, одиночество и омерзение. Даже ударил кулаками по рулю.

— Я не могу сделать это даже с черной проституткой! — заорал он.

Светофор на Двадцать седьмой и Бридж-Плаза переключился на красный. Расфуфыренные проститутки стояли в ленивых позах на всех углах, зазывая автомобилистов. По Двадцать седьмой сновали трансвеститы. В тени притаились сутенеры, зорко следя за подопечными.

— Я такой же, как они, ничуть не лучше! — плакал Пэт, тряся руль.

Загорелся зеленый свет.

И вдруг Пэту стало нечем дышать. Руки онемели, он почувствовал дурноту. Рванул ворот рубашки. Он уже доехал до середины Бридж-Плаза, когда резкая боль пронзила левую сторону груди и плечо. Схватившись руками за грудь, он пытался сделать вдох.

Испуганные водители вцепились в рули, пытаясь объехать машину О'Шонесси, которую развернуло поперек мостовой. Удар о бордюр. Машина пересекла тротуар и врезалась в витрину кафетерия. Боль прошла. Стало темно и тихо.

Мэлоун и Замбрано доедали макароны, когда Джино подошел и сказал, что Мэлоуна просят к телефону. Звонил Бо Дэвис.

— Пэт в реанимации в «Элмхерст дженерал».

— О'Шонесси, Патрик! — крикнул Мэлоун женщине за окошком регистратуры.

— Вниз, в коридор, и направо, — высунувшись, она показала рукой.

Расталкивая людей, каждого из которых привело сюда несчастье, он промчался по коридору и распахнул обитые толстой резиной двери, ведущие прямо в кардиологическое отделение. Чернокожий санитар с буграми мышц, выпирающими из-под коротких рукавов майки, преградил путь.

— Сюда нельзя, господа.

Мэлоун сунул ему под нос жетон.

— Одного из моих сотрудников привезли сюда. О'Шонесси.

— Им сейчас занимаются. — Санитар показал на дверь с маленьким окошком посередине.

Оба полицейских подошли и заглянули в оконце. Палата была разделена на отдельные кабины белыми занавесками. О'Шонесси лежал на топчане, слишком длинные ноги свисали. От него к пластиковым емкостям тянулись трубки. Цветные провода, опутывавшие грудь и руки, были подсоединены к мерцающим экранам приборов. Врачи и медсестры, склонившиеся над больным, боролись за его жизнь.

Мэлоун попытался успокоиться и начал разглядывать большую ступню О'Шонесси, в надежде, что она шевельнется. Но она оставалась неподвижной.

— Несмотря на всю его браваду, он был одинок, — сказал Мэлоун, отходя от окошка.

— Он слишком уж переживал последнее время.

Их кто-то окликнул:

— Эй, парни, вы из бригады?

В помещение вошел полицейский. Он был без головного убора, совсем молодой, лет двадцати с небольшим, с черными курчавыми волосами, большими карими глазами навыкате и крупными, как у лошади, зубами. Три верхние пуговицы на форменной рубашке расстегнуты, на шее блестит золотая цепь, в ухе — золотой шарик сережки.

Замбрано предъявил ему жетон. Полицейский схватил его за руку и поднес ее к глазам, разглядывая бляху.

— Вот это да! Никогда не видел так близко уполномоченного комиссара полиции. Большая честь для меня!

Отвернувшись, Мэлоун спрятал улыбку. Освободив руку, Замбрано изумленно покачал головой.

— Его значок и удостоверение в Сто четырнадцатом, — сообщил полицейский. — Мы сделали для него все, что могли.

— Спасибо, — ответил Мэлоун.

— В машине мы нашли игральную карту с телефонным номером. Его жена сказала дежурному офицеру, что ей наплевать на то, что с ним произошло.

— Они разводятся, — сказал Мэлоун.

— Еще один созрел, — рассудил полицейский. — Я-то побывал дважды в этой шкуре.