Маленькая хозяйка Большого дома. Храм гордыни - Джек Лондон

Из норки выглянула маленькая головка цвета серой сухой земли. Дик выждал несколько минут; уверившись, что опасность не грозит, маленький зверек вылез целиком, уселся на задние лапки и оглянулся, точно выискивая причину давешнего шума. Ружье снова щелкнуло.

— Попал? — спросила Паола, не открывая глаз.

— Попал! Какая толстая, жирная! Видно, я пресек в корне жизнь целого поколения.

Прошел еще час. Солнце пекло, но в тени было сносно. Дик прибавил к своей добыче третью белку. Книга лежала возле Паолы, но она не предлагала читать.

— Тебе нехорошо? — решился он, наконец, спросить.

— Нет, ничего; голова побаливает, пренеприятная невралгическая боль, как раз поперек глаз, вот и все.

— Верно, много вышивала? — поддразнил он.

— В этом неповинна, — ответила она.

Особой принужденности между ними не чувствовалось, но Дик, наблюдая за новой вылезшей из норы необыкновенно крупной белкой и выжидая, пока она отползет по открытому месту футов на двадцать по направлению к полю, понял: «Нет, сегодня никаких разговоров не будет. И мы не будем ни ласкать, ни целовать друг друга в траве».

Намеченная им жертва доползла до края луга. Он нажал курок. Белка повалилась набок, на мгновение замерла, а затем побежала быстрыми, неловкими шажками к своей норе. Щелк, щелк, щелк, — затрещало за нею ружье, приподнимая маленькие облачка пыли около самой белки и лишь на волосок не попадая в нее. Дик стрелял так быстро, как только успевал нажимать палец на курок, — казалось, точно льется свинцовая струя. Он быстро перезарядил ружье. Паола сказала:

— Вот так пальба! Попал?

— Попал. Это, видно, патриарх, праотец всех белок, могущественный пожиратель зерна и корма молодых телят. Но целых девять длинных бездымных патронов на одну белку — это убыточно! Надо подтянуться!

Солнце опускалось. Ветерок замер. Дику удалось убить еще одну белку; он грустно оглядывался, не покажется ли еще. Он дал Паоле время и создал соответствующую обстановку, чтобы вызвать ее на откровенность. Однако положение, вероятно, оказалось именно таким серьезным, как он и предполагал. Может быть, даже еще серьезнее, чем он думал: весь его мир рушился. Он чувствовал себя растерянным, потрясенным. Будь то другая женщина — не Паола! В ней он был так уверен. Ведь двенадцать лет совместной жизни давали право на уверенность.

— Пять часов, солнце низко, — сказал он наконец, вскочив на ноги и наклоняясь к ней, чтобы помочь ей подняться.

— Как я хорошо отдохнула! Это мне и было надо, — сказала она, направляясь к лошадям. — И глазам намного лучше. Хорошо, что я не стала читать тебе вслух.

— Ну, веди себя и дальше как следует, — предупредил Дик беспечным тоном, точно все обстояло благополучно. — Не смей читать ни строчки Ле Галльена. Мы прочтем это как-нибудь вместе в другой раз. Давай руку. Клянись Богом, Паола!

— Клянусь Богом! — послушно повторила она.

— И пусть злые гномы пропляшут на могиле моей бабушки, если…

— И пусть злые гномы пропляшут на могиле твоей бабушки, — повторила она торжественно.

На третье утро после отъезда Грэхема Дик устроил так, чтобы к тому моменту, когда Паола, совершая свой утренний обряд, обычно заглядывала к нему, а теперь с порога бросала ему свой обычный привет «С добрым утром, славный господин!», быть занятым с заведующим молочной фермой. За завтраком Паолу выручили Мэзоны, прикатившие в нескольких автомобилях со своей шумной молодежью, и Дик заметил, что она организовала и вечер, удержав гостей на танцы и бридж.

Но в четвертое утро, в день ожидаемого возвращения Грэхема, Дик к одиннадцати часам сидел в своем рабочем кабинете один. Склонившись над столом и подписывая письма, он услышал, как Паола на цыпочках вошла. Он не поднял головы, но, продолжая подписывать, жадно прислушивался к легкому, нежному шелесту ее шелкового кимоно. Он почувствовал, как она наклонилась над ним, и затаил дыхание. А она, тихонько поцеловав его волосы и бросив свое: «С добрым утром, славный господин», незаметным движением уклонилась от его протянувшихся к ней рук и, бросив несколько ласковых слов, смеясь выбежала из комнаты. Он был не просто разочарован — его поразило счастливое выражение ее лица. Она не умела скрывать свое настроение, и сейчас глаза ее блестели, и вид у нее был счастливый, как у ребенка. А ведь именно в этот день ожидали Грэхема, и Дик не мог не сопоставить с этим ее радость.

Он не пытался узнать, принесла ли она в башню свежей сирени, а за завтраком, за которым сидели трое студентов сельскохозяйственного колледжа, пока он выдумывал себе спешное дело на вечер, Паола заявила, что собирается поехать встречать Грэхема на станцию.

— На чем поехать? — спросил Дик.

— Необходим моцион Дадди и Фадди, — пояснила она, — и я не прочь прокатиться на них сама. Конечно, если ты свободен, то мы можем поехать куда хочешь ты, а он приедет на автомобиле.

Дик старался убедить себя, что она без всякой тревоги ждет его ответа, примет ли он ее приглашение или нет.

— Бедным Дадди и Фадди не поздоровилось бы, если бы я сегодня поездил на них, — засмеялся он, тут же намечая себе программу действия. — Мне до обеда придется проехать не меньше ста двадцати миль. Я возьму гоночный, и наглотаюсь же я пыли! И порастрясет же меня! У меня не хватает духу звать и тебя с собой. Нет, ты уж лучше отправляйся с Дадди и Фадди.

Паола вздохнула, но она была такой плохой актрисой, что в этом вздохе, в котором она силилась выразить свое сожаление, Дик не мог не почувствовать нотки облегчения.

— А далеко ли тебе надо? — живо спросила она его, и снова он обратил внимание на ее зарумянившееся лицо и на счастье, льющееся из ее глаз.

— Да к реке, там землечерпательные работы, Карлсон уверяет, что ему нужен мой совет, оттуда — вверх, к Сакраменто, а по дороге надо повидать Уинг Фо-уонга.

— Но, во имя всего святого, кто этот Уинг Фо-уонг? — улыбаясь, спросила она. — Что это за персона? Почему тебе обязательно нужно ехать к нему в такую даль?

— Это чрезвычайно важная особа, моя дорогая, у него не меньше двух миллионов состояния, нажитого на картофеле и спарже, выращенных в районе дельты. Я ему сдаю триста акров земли. — Дик обратился к трем студентам: — Эта земля лежит за Сакраменто, к западу от реки; вот вам хорошее доказательство того, что скоро действительно придет дефицит на землю. Когда я ее купил, это было просто болото и старожилы смеялись надо мной. Я за нее заплатил в среднем по восемнадцати долларов за акр, это было не так давно. Вы ж знаете, что там за болота, ведь они никуда не годились, разве для уток. Землечерпательные и осушительные работы и платежи местным властям обошлись мне свыше трехсот долларов за акр. А сказать, за сколько я теперь сдаю эту землю в аренду? Мы с этим старым Уинг Фо-уонгом заключаем контракт на десять лет! По две тысячи за акр! Больше, чем если бы я сам занялся ею. Эти китайцы маги и волшебники по разведению овощей, а до работы жадны. Восьми часов рабочего дня они не признают. Они работают по семнадцать часов. Самый последний китайчонок тоже получает свою микроскопическую долю дохода, а Уинг Фо-уонг таким образом обходит закон о восьмичасовом рабочем дне.

Дик ехал один, хотя и очень быстро, но осторожно. Он не выносил несчастных случаев, за которые, по справедливости, должен был бы считать ответственным себя, впрочем, их никогда не бывало. С той же точностью и уверенностью, с которыми он брал со стола в руки карандаш, шевельнув пальцами ровно столько, сколько нужно, с той же уверенностью движений, с которой он открывал дверь, он управлял и более сложными машинами; так же управлял он сегодня и своим гоночным автомобилем, хотя дорога была часто загружена.

Но как ни утомлял он себя ездой, как ни развлекал деловыми переговорами с Карлсоном и с Уинг Фо-уонгом, его сознание занимало то, что Паола, против всех своих обычаев и вопреки заведенному порядку, поехала встречать Грэхема и будет с ним вдвоем всю дорогу, казавшуюся ему сейчас бесконечной — все восемь миль от Эльдорадо до имения.

— Да! — пробормотал он, но тут же сосредоточил все свое внимание на автомобиле, ускорил его ход с сорока пяти до семидесяти миль в час, вихрем пронесся слева от ехавшей в том же направлении деревенской телеги и ловко пересек правую сторону дороги почти под носом у другой машины, ехавшей ему навстречу. Тут он замедлил ход до пятидесяти миль и вернулся к своей прежней мысли: «Да! — присвистнул он, — воображаю, что бы подумала моя маленькая Паола, если бы я осмелился этак прокатиться с какой-нибудь хорошенькой барышней!»

Он живо представил себе, что было бы после такой поездки, и невольно улыбнулся: в самом начале их совместной жизни он имел случай удостовериться, до чего Паола ревнива. Она не устраивала ему никогда сцен, не позволяла себе ни прямого замечания, ни вопроса, но с самого начала она, не скрывая, выказывала обиду, стоило ему оказать другой женщине хоть сколько-нибудь внимания. Он рассмеялся при воспоминании о миссис Дехэмени, хорошенькой брюнетке, вдове, приятельнице Паолы, а вовсе не его, которая как-то очень давно гостила у них в Большом доме. Паола заявила, что днем она кататься верхом не поедет, а за завтраком услышала, как они с миссис Дехэмени уговорились проехаться за рощу философов в заросли мамонтового дерева. И что же? Догнала же их Паола, только они тронулись, и они поехали втроем. Он тогда улыбнулся про себя, и Паола его рассмешила, но ему было приятно, потому что ни миссис Дехэмени, ни прогулка с ней не имели для него ни малейшего значения.