История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике - Джордж Фрэнсис Доу

Капитан Фрейли слышал, что мой дядя находился в одном из пунктов сбора рабов близ реки Конго, и согласился отправить меня с одним из своих каботажных судов, отправляющихся на юг. Бристольский бриг, крупный парусник, вез грузы для снабжения фактории на побережье Анголы, откуда должен был вернуться с грузом живого товара для пунктов сбора рабов на реке Гамбии. Когда мы достигли Эмбоммы, в ста милях от Конго, мы узнали, что капитан Виллинг оставил это поселение неделей раньше, так что я вынужден был оставаться на бриге и идти в Анголу, а оттуда возвратиться к реке Гамбии.

Бриг назывался «Френдшип» («Дружба»), а его капитаном был лондонец – некий Торли – грубый, но честный моряк, который очень хорошо ко мне относился. Помощником у него был ирландец, а кроме них на борту имелись восемь португальских и датских моряков, юнга-англичанин и два гвинейских негра. Едва мы покинули реку Конго, как взбунтовались португальцы и датчане, захватив корабль. Мы беседовали с капитаном Торли внизу, когда услышали шум на палубе. Капитан побежал узнать, что случилось. Подождав немного, я последовал за ним и, к своему ужасу, споткнулся о маленького юнгу, лежавшего у двойных поручней с разбитой головой. Команда как раз в это время бросала за борт капитана Торли, ударив его по голове топориком кока. Одновременно я услышал слабый крик: «Лодка! Лодка!» – и увидел, как помощник капитана бежит к корме. Один из португальских матросов приблизился ко мне, размахивая гандшпугом, но я попросил на испанском языке пощадить меня, и он повернул назад. Позвали двух гвинейцев снизу, где они спали, и португальский кок поднес им по оловянной кружке рома. Пока те пили, два мятежника из мушкетов застрелили их и побросали за борт.

Я решил, что теперь настала моя очередь, но мятежники, посовещавшись, поднесли ко мне крест и потребовали, чтобы я поклялся не разглашать то, что они сделали. Я с готовностью согласился на это, хотя и не верил в их доброжелательство по отношению ко мне. Затем они стали обыскивать бриг и, разграбив сундуки офицеров, загрузили две лодки провизией и вещами, на их взгляд наиболее ценными. Мне позволили сесть в одну из лодок, и, открыв кингстоны для затопления судна, они поспешно стали грести к берегу, которого достигли на третий день после расправы над капитаном и гвинейцами. Обе лодки утонули во время высадки, но часть провизии и бочонки с ромом прибило к берегу.

Около полудня мы двинулись к кустам, но едва прошли небольшое расстояние, как появилась группа негров, вооруженных дубинами и копьями. В несколько минут нас раздели и связали, я снова стал пленником. Мы попали в руки туземцев племени крумен, как называли прибрежных негров. Мне пошло на пользу некоторое знание их языка. Они погнали нас внутрь страны к своей деревне. Наш ром распределили между собой, на закуску забили вола. В деревне мы оставались два дня, затем нас повели снова на пляж, где мы обнаружили лодку с английского корабля, находившегося вдали от берега. Вскоре мы благополучно добрались до борта ливерпульского невольничьего судна «Бразерс» («Братья»). Я рассказал капитану историю гибели корабля «Френдшип», и мятежников немедленно заковали в железо.

«Бразерс» имел пятьсот тонн водоизмещения, команду из сорока моряков – англичан, шотландцев и португальцев. Корабль совершал каботажное плавание в поисках рабов, имея на палубе небольшую шхуну для прохождения по рекам. Капитан Бейкер, командовавший судном, сообщил мне, что мой дядя был в Калабаре, куда обещал доставить и меня. Когда мы прибыли к месту впадения реки Калабар в море, я узнал, что капитан Виллинг находился у Ква, небольшой речки внутри страны, в восьми милях от берега. Поскольку Бейкер снарядил туда шхуну, я перешел на ее борт, чтобы подняться вверх по реке. Когда мы достигли Ква, я обнаружил, что дядя ушел дальше внутрь страны для охоты за неграми. Но на одной из его шхун, стоящей у загона для туземцев, я встретил своего старого друга доктора Максвелла.

Врач не мог поверить в подлинность явления, представшего перед его глазами. Вместо белолицего, низкорослого парнишки пятнадцати лет он видел перед собой крепкого возмужавшего мужчину с кожей темной, как у мавра. Я рассказал о своих приключениях, и к моему дяде был послан курьер-рыбак с известием о моем воскрешении, как доктор Максвелл называл это. Он рассказал, что, избегнув бойни в результате ночного нападения дагомейцев, они дважды побывали в Бразилии и Вест-Индии. Погиб во время инцидента лишь один матрос, голову которого я видел. «Каролина» была тогда в месте, которое называли Камерун, в пару сотен миль вдоль побережья до Калабара, а капитан Виллинг стал партнером богатого испанца в Рио и ежемесячно перевозил грузы рабов из различных пунктов на побережье Гвинеи. На пятый день после моего прибытия пришла весточка от моего дяди с сообщением, что мы должны немедленно встретиться. В компании двух рыбаков я отправился в глубь страны.

Дядя находился в большом негритянском поселении, называемом Гамбо. Он встретил меня с большой теплотой и сказал, что мое знание местного языка позволит ему использовать меня как переводчика. На следующий день я был представлен негритянскому вождю Гамбо, которого звали Эфраим. Между языками дагомейцев, фула и туземцев гамбо имеются некоторые различия, но я вскоре смог набрать необходимый запас новых слов.

Капитан Виллинг формировал караваны рабов из нескольких партий негров, захваченных группами охотников (караван – общепринятое название колонны рабов, отправляемых с верховьев рек на побережье). У него было постоянное соглашение с вождем о поставках, поэтому никакого торга не было. Он покупал партии по двадцать рабов, предлагая бочонок бренди в тридцать галлонов, полдесятка отрезов цветной ткани из хлопка или двадцать пять фунтов пороха за какую-либо первую партию. Железо, наконечники копий, коралловые бусы, табак и позолоченные побрякушки обменивались в должной пропорции на другие партии рабов.

Процедура осмотра и отбора рабов осуществлялась в тенистой роще близ центра поселения, где находилась резиденция моего дяди. Он ходил вдоль строя рабов взад-вперед, одетый в рубашку, шорты и шляпу из пальмовых листьев. Шако, надзиратель-мулат, был также кем-то вроде негритянского врача и мог с первого взгляда определить, здоров раб или нет. Он ощупывал обнаженных негров с головы до ног, сжимая их суставы и мышцы, сгибая руки в локтях и ноги в коленах, проверяя зубы, глаза и грудную клетку, щупая грудь и пах без всякой пощады. Рабы стояли парами совершенно голые. Их заставляли прыгать, кричать, ложиться на землю, перекатываться, задерживать дыхание на продолжительное время. С женщинами и девушками инспектор-мулат обращался не менее сурово, чем с мужчинами.

Днем раньше нам следовало выступать из Гамбо. Клеймение было закончено, потребовалась большая работа плеткой, чтобы утихомирить напуганных негров. Удары хлыста Шако и тяжелых бичей его помощников ни на минуту не прерывались. Рабов доставляли поодиночке, заставляя их лечь лицом вниз. Большой негр удерживал раба, в то время как другой чернокожий туземец нагревал железное клеймо на огне. Третий негр прикладывал раскаленное клеймо между лопатками пронзительно кричащей жертвы. Сначала крик был ужасным, ибо бедные негры полагали, что их будут пытать до смерти. Меня подзывали поговорить с ними на их языке, но мои уговоры не производили большого эффекта. Шако орудовал своим кожаным хлыстом до тех пор, пока их тела не окрашивались кровью.

После того как негры подверглись в этот день бичеванию и клеймению, им дали двойные порции риса, ямса и бобов. Затем связали попарно для следования к побережью. Той ночью вождь Эфраим устроил пир в честь моего дяди. Для счастливого пути в жертву фетишу был принесен раб. Больные, искалеченные и слабые негры, исключенные из походных колонн, представляли по этому случаю подходящий жертвенный материал. Нескольких из них изрезали на куски перед тем, как мы двинулись из Гамбо.

Наш переход к реке был мучительным. Шако и его помощник, которых рабы, несомненно, считали «дьяволами», помечали их путь кровью. Когда мы достигли Ква и последовали вдоль берега реки к загону для рабов на Калабаре, я пропустил мимо себя всю колонну. По мере ее движения рабы, запуганные и кровоточащие, представляли собой печальное зрелище.

Врач Максвелл и два шкипера встретили нас на пункте сбора рабов. Здесь колонну тщательно осмотрели, поработал и парикмахер. Головы рабов, вне зависимости от возраста или пола, обрили, их тщательно помыли с песком, пока они стояли в воде. Шхуны были оборудованы перегородками в стиле обычных невольничьих кораблей – разделяли рабов по половому признаку. Сначала в трюм загнали самых больших негров, которые сели рядами с ногами крест-накрест, спина спиной друг к другу. Они смотрели в глаза друг другу на близком расстоянии, сотнями их набили каждую шхуну под палубами. Женщины и девочки заполняли один трюм. После размещения рабов внизу около пятидесяти из них были привязаны к мачтам и перилам на обоих суднах, так что чернокожие тела покрывали каждый фут пространства. Поскольку негров было невозможно перемещать, пока мы находились в реке, порции еды для них выдавали с деревянных корзин, спускавшихся на бамбуковых шестах для каждого ряда. Мы прошли вниз по Калабару довольно быстро и прибыли в Камерун через пять дней. Потеряли только трех мальчиков и двух девочек, которые задохнулись в трюме и были выброшены за борт. В Камеруне мы увидели «Каролину», ожидавшую свой груз, и вскоре я ходил по ее знакомым палубам.