Вор черной масти - Екатерина Русак

- Я закончил.

- Забыл вас спросить, Михаил Аркадьевич, в вещах у вас нет финки и часов?

- Нет, - отозвался я. - Я прекрасно знаю, что это запрещено тюремным уставом. Только спирт.

- Тогда, мы расстаемся с вами до вечера. Вот, возьмите, в камере, ознакомьтесь с этими документами. Это шифры и системы связи. Материалы по последним воровским движениям. Охрана предупреждена и вам никто не будет мешать.

Я уже собрался уходить, унося с собой папку, но Волосников не спешил вызывать конвой.

- Михаил Аркадьевич, у меня к вам вопрос...

- Да?

- Как воры отнесутся к вашему браку? По воровским понятиям, вы не имеете права иметь прописку, находиться более полутора лет на свободе, и, не считая множества других запретов, иметь семью и жениться. Вы не забыли об этом?

- Не забыл. Брак с Клавдией, конечно, оформлен на мою настоящую фамилию, но кто это сейчас проверит? - я с некоторым вызовом посмотрел на него. - Кроме того, разве мало сейчас воров, которые имеют жен? Уже не то время. Все меняется. Лет пять назад, за это бы строго спросили, а сейчас, нет.

- Надеюсь, вы сможете ответить ворам достойным образом, - с каким-то сомнением на лице произнес Волосников. - Но даже если вы назовете его фиктивным браком, вам не полностью простят нарушение воровского закона...

17 июня 1949 года. 19 часов 43 минуты по местному времени.

Управление МГБ города Читы.

***

Я сидел в камере и резал спички тоненьким лезвием пополам. Это нужное умение в тюрьме, особенно когда спички приходится экономить. Только спички 1949 года были не такие мелкие как в 21 веке. Толстые, аккуратные столбики с большими головками серы. Они резались легко, ровно.

Если мне не изменяет память, то про спички в это время ходила такая байка, восхваляющая мудрость Сталина и его хозяйское отношение к любому технологическому производству, которое шло в стране.

Как-то во время заседания группы Политбюро, еще до войны, Сталин решил закурить трубку. Он чиркнул спичкой и она, зашипев, погасла. Чиркнул второй - она не загорелась совсем. Он отложил свой коробок и попросил спички у Ворошилова. Но и те гореть не хотели. Сталин обратился к Берия:

- Лаврентий Павлович, пригласи ко мне завтра директора этой фабрики, хочу с ним познакомиться, понимаешь?

На следующий день директор спичечной фабрики был у товарища Сталина в кабинете.

Сталин при нем чиркнул спичкой и она, чадя, с трудом загорелась.

- Ви знаете, что это значит, товарищ? Зачем вас поставили на этот пост? Идите, до свиданья!

Директору спичечной фабрики в приемной Сталина стало плохо.

Конечно, это всего была лишь байка. Хотя такой случай действительно имел место, но он произошел в 1927 году и Берия никак не мог пригласить нерадивого директора к Иосифу Виссарионовичу, так как занял пост Наркома НКВД лишь в 1938 году.

Волосников снова вызвал меня на "допрос".

На этот раз разговор у нас был совершенно иной. Волосников сообщил, что мое дело полностью оформлено и завтра меня переведут в тюрьму города Читы. Мы с ним обговорили последние детали предстоящей операции, и он пожелал мне удачи в этом нелегком задании. Я уже подумал, что разговор закончился, но Волосников извлек из сейфа коньяк, разлил его по рюмочкам и угостил меня. Мы выпили и закурили папиросы.

- Михаил Аркадьевич, - сказал Волосников. - Я, конечно, все понимаю, ваш вояж будет труднее, чем путь Беллинсгаузена, но поймите и меня. Не подумайте ничего плохого. Знаете, что меня мучит больше всего? Любопытство!

Начало было слишком многообещающее. Но я уже приученный к ударам и переменам судьбы не пошевелил даже ногой, закинутой на бедро.

- Вы красиво гнали по пятому номеру[5], Михаил Аркадьевич. И у вас это неплохо получалось. Давайте поговорим с вами на прощанье начистоту. Сознайтесь, вы не Рабер?

Я, признаться, ожидал давно такого вопроса. И был готов к этому. Что ж, попробуем отстоять свои позиции.

- Если я не Рабер, то почему вы не задали мне этот вопрос раньше, Николай Яковлевич? Что вас удерживало от возможности применить ко мне допрос с пристрастием? В МГБ такие звери имеются, расколют кого угодно!

Волосников чуть качнул головой:

- Не все так просто, как вы думаете.

- Я все правильно кумекаю! - ответил я. - Понимаю и ваше любопытство. И заметьте, совсем не желаю вам никакого зла. Только вы ошибаетесь. Я - действительно Рабер Михаил Аркадьевич. Что в этом странного?

- Некоторые обстоятельства связанные с вашей гибелью, - не стал таиться Волосников. - Хотите знать вашу официальную версию, которую руководство услышало от меня в Москве?

- Что ж интересно еще раз послушать, - согласился я. - Хотя она мне известна.

- По ней, вы - человек, напоминающий стигмата, у которого от шокового состояния при близком взрыве гранаты исчезли с тела набойки и шрамы. Знаете, что такое стигмат?

Я кивнул, подтверждая, что я понимаю, о чем идет речь.

- У вас амнезия, вызванная шоком. С трудом, но Москва поверила в это объяснение. Причина в том, что все ваши антропометрические данные совпали с данными Рабера. Отпечатки пальцев и все остальное. Всех это убедило. Только не меня. Здесь, дальше, начинается всякая чертовщина. Но я атеист и не отступился от расследования... Мертвые не оживают. А Рабер был похоронен. Правда исчезло его тело из могилы. Но исчезло тело не Рабера, а кого-то другого.

Я, молча, курил. Волосников совсем не напоминал мне следователя, он больше походил на человека, который попал в заколдованный круг и не знает, как из него выбраться. Он излагал все детали спокойно, вдумчиво. Было заметно, что он множество раз вел в уме этот разговор со мной.

- Предположим, что вы выбрались из могилы в состоянии шока. Прострелянный, истекающий кровью и заиндевелый. Но это просто невозможно физически. На таком морозе человек больше одного часа не выдержит. Ну, пусть полтора часа. А дальше его ждет смерть от переохлаждения. От кладбища до города, точнее до первого дома можно добраться пешком за полтора часа. Но мне известно, что до этого обнаженный труп Рабера больше пяти часов находился на морозе. Итого шесть с половиной часов! Потом вы появились на станции Черная. Одетый по летнему, без теплого белья. Где вы были больше двух суток? Неизвестно! А теперь самое интересное и, пожалуй, главное, что я хочу вам сообщить, Михаил Аркадьевич. Учтите, что это с вами наша приватная беседа и о ней никто не знает и не узнает. Итак, что сделал я? Ваша одежда сохранилась. Я провел самостоятельное расследование и отдал кусочки ткани на исследование в лабораторию в Москве... Знаете, какой я получил от них ответ?

Я превратился в слух. Это было крайне важно для меня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});