В саду памяти - Иоанна Ольчак-Роникер

Но семейная солидарность сохранялась. В начале 1919 года варшавские родственники встречали на вокзале тех, кто прибыл из Цюриха.

Незадолго до этого в Варшаву вернулась Камилка с трехлетним Янеком. Обаяние и красота малыша, его золотистые кудри и комичный лепет на schwitzerdeutsch[58], с каким он говорил, завоевали все сердца сразу.

А сейчас из поезда выходили Стефа, жена Макса, и трое детей тринадцатилетняя Кася, одиннадцатилетний Стась и восьмилетняя Ануся. Маленькие Горвицы, одетые в обтрепанные вещи, купленные, скорее всего, в какой-нибудь лавчонке старьевщика, выглядели уставшими и сонными. С недоумением взирали они на чужих теть и элегантных кузинок, которые обнимали их, плача и все спрашивая, рады ли, что наконец дома, на свободной родине? Но от отца они знали, что Польшей правят военные авантюристы и буржуазные выскочки. А дом? Дома ведь у них отродясь не было.

Янек Горвиц, 1919 г.

Кася, Стась и Ануся

Жизнь Макса Горвица, его жены Стефании, а потом и их тройки — бесконечная череда скитаний и переездов с места на место, без всякого намека на стабильность, нередко без средств к существованию, с ощущением непрестанной опасности. Преданная «делу» Стефа покорно сносила такую жизнь. Дети же к несчастной своей судьбе кочевников предъявляли большие претензии. Они появились на свет в довольно неспокойное время, а ведущий бесконечную подрывную деятельность отец, который разыскивался полицией чуть ли не во всех странах мира, где оказывался, — дополнительно осложнял их положение. Веял Ветер Истории: распадались империи, перекраивалась карта Европы, покоренные страны обретали независимость, идеологи вели бесконечные баталии по поводу того, каким быть будущему двадцатому веку. А по краковским, венским, швейцарским, берлинским тротуарам топали маленькие ножки в оборванной обуви, и в их маленькие ручонки «дяденьки» по имени, вызывающем сегодня разве что дрожь и ужас, вкладывали мелочь на конфетки.

В 1906 году в финском местечке Керимаки на Ладоге родилась старшая дочь Макса — Кася. Это экзотическое местечко оказалось в ее биографии потому только, что именно в Финляндии можно было спрятаться политическим деятелям самых разных национальностей и мастей, чтобы избежать столкновения с царской полицией. В июне 1906 года Макс в очередной раз бежал из Сибири, а поскольку его разыскивали, он и укрылся тут вместе с женой, ожидавшей ребенка. Из местечка, отдаленного от Петербурга тридцатью пятью километрами, он легко мог добраться до столицы России и принять участие в заседаниях русских революционеров. Как и Ленин, который также пребывал в Финляндии.

Ануся Горвиц. 1920 г.

Позднее Горвицы с маленькой Касей какое-то время жили даже в Варшаве. А потом эмигрировали в Краков, где в 1908 году родился Стась. Из Кракова они пустились в путь до Вены. Там в 1911 году на свет появилась Ануся. Из Вены вновь поднялись и отправились в Краков, где их встретила Первая мировая война. Депортированные в Вену, уже оттуда уехали в Цюрих.

Бесконечная карусель городов и государств. И каждый раз новый язык и обычаи. Другие школы, требования, друзья. Одинаковым было лишь убогое жилище, которое снималось. Чужая обстановка, окна без занавесок и штор, в люстрах голые, без абажура, лампочки, поношенная одежда и вечные гости, до утра спорящие за крепким чаем о непонятных проблемах, страх, что вот сейчас к ним заявятся и снова будет обыск, кого-нибудь арестуют — так Кася запомнила свое детство, которое ненавидела.

Отец постоянно был то на партийных конференциях, то в тюрьме. А когда возвращался, начинался крик Он вел себя деспотично. Мать была мягкой и не возражала. Но она не умела вести хозяйство, готовить, создавать семейную атмосферу. Социальные проблемы ее интересовали гораздо больше, чем настроения собственных детей. Касе было одиннадцать, когда в Цюрихе ее разбудили повышенные голоса родителей. Перепуганная, она приоткрыла дверь их спальни. И поразилась: мать — всегда такая спокойная и хорошо собой владеющая, бегала в ночной рубашке по комнате, крича на отца, чего никогда в жизни не было. Пыталась его убедить, что февральская революция 1917 года в России — и есть социалистическая, а не буржуазная, как настаивал Макс.

Главный и неизменный вопрос на что они жили? Максимилиан Горвиц писал под псевдонимом Генрик Валецкий: был в те годы редактором многих социалистических изданий и везде публиковался, но журналистские гонорары не покроют расходов на содержание семьи. Юлия Горвиц писала дочери Флоре Бейлиной, навестив сына и невестку вскоре после их женитьбы: В Кракове им очень трудно, вдобавок переживают, что ее родители и братья без всяких средств. Они и тут должны себя ограничивать, прибавь к этому, что бедная Стефа не хозяйка и непрактичная. Она мечтала о том, чтобы сын, такой умный, одаренный математик, обрел соответствующий его положению статус. Из ее писем следует, будто иногда он подумывал оставить партийную работу, не зная в растерянности, с чего начать. Омещаниться? Найти работу, обеспечивающую постоянный доход? Избрать путь научной карьеры, или совершенно отдаться математике и трудиться в этом направлении всем своим существом? Для таких целей, разумеется, ему надо, скорее, ехать на Запад, но в данный момент я не могу, да и невозможно требовать от него эту жертву, однако через какое-то время он это, надеюсь, сделает.

Но Макс, отправившись на Запад, и не подумал отдаться математике всем своим существом. В Вене он работал служащим в фирме охраны, в Цюрихе — учителем математики в средней школе. Это были непостоянные, мало оплачиваемые заработки. И нервная реакция на все попытки найти ему заработок получше. В семейных письмах часто появляются аккуратные предупреждения: Не говори с Максом о работе… Лучше без согласия Макса не прибегать ни к каким стараниям найти ему место… Не говори ему, что Самуэль изыскал для него какие-то возможности… Не подгоняй его… Не раздражай. Отлично видно, что он и не собирался отказываться от профессии революционера. Юлия признавала за ним право на собственный выбор. И облегчала ему борьбу с ненавистным капитализмом, регулярно высылая из Варшавы проценты со своих капиталов. В 1909 году она писала Камилке: Я тем временем решила прибавить Максу 500 руб. ежегодно, чтобы он мог получать рублей сто ежемесячно, а остальное придется зарабатывать самому.

Кто оплачивал эти, пусть и дешевые, квартиры в Вене, Швейцарии, Берлине, расходы на содержание пяти человек, учебу детей, постоянные поездки Макса на международные съезды и конгрессы? Партия, наверное. Хоть это и не много, но сто рублей, каждый месяц получаемые от матери, для семейного бюджета были существенной подмогой. Бывало, что не везло ужасно, а случалось, жили неплохо. Юлия, навестившая Горвицев в Вене, с удовлетворением отмечала: Я действительно довольна, как выглядят Макс и дети. Кася красавица, а малыш живой и быстрый, точно искра. Дети были прелестны: светловолосые, голубоглазые, умные, полные обаяния. Бабушка не успела ими нарадоваться. Она умерла, когда самой младшей из них — Анусе — исполнился год.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});