Дядя самых честных правил 4 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

— Немало человек из-за него в Тайную канцелярию попало, — княгиня вздохнула, — так Василий Фёдорович мне о том и рассказал. А я молчать не стала, разнесла эту новость по хорошим людям. Троекуров, как узнал, сбежал в армию, только бы подальше от Петербурга.

— Струсил?

— Вроде того. Он и на войне с турками бегал всё время. Даже полк свой бросил, подумав, что может попасть в окружение. Сбежал, даже адъютанта не предупредив. Но выкрутился потом, покровителей у него много было, чин генерала-аншефа получил и вышел в отставку. Женился на богатой вдове, а через год её похоронил. Говорят, сам же до смерти-то и довёл.

— Неприятный человек, согласен. Слабости у него какие-нибудь есть?

Княгиня усмехнулась.

— Борзых любит да живых лошадей. Большие деньги всегда тратил, только бы купить очередную игрушку. Ну, и самолюбив донельзя. Обожает, когда его восхваляют и дифирамбы поют.

Я взял паузу, обдумывая услышанное. Из всего сказанного можно было использовать его трусость. Припугнуть, показать нечто страшное, чтобы он сам вернул мне деревни. Только вот что? Придётся лично съездить к Троекурову с официальным визитом, посмотреть вживую и тогда уже действовать. А не получится найти к нему подход — дождусь выздоровления опричников и применю силу. Чай, не страшнее Фридриха будет этот генерал-аншеф.

— Спасибо, Марья Алексевна, вы мне очень помогли.

— Да что уж там, мелочи. Это я тебя благодарить должна, Костенька. Если бы не ты со своими девицами, я бы в Муроме от скуки на стенку лезла. А здесь хорошо, глядишь, ещё и поживу.

Она поманила меня ближе и поцеловала в лоб. Мне хотелось ей сказать: «Поживёте, Марья Алексевна, обязательно поживёте. Я прослежу, чтобы вы задержались на этом свете подольше». Но, понятное дело, вслух я этого говорить не стал.

Глава 31

Девицы и лошади

— Чуть не забыл. Марья Алексевна, а что вы о предателе говорили?

— Я⁈

Княгиня нахмурилась и пожевала губами.

— Точно говорила?

— Угу. Вчера ещё, когда я только приехал.

Почти минуту она молчала, теребя в пальцах платок.

— Вот же ж старость не радость. Не помню, представляешь? Вроде было что-то такое, крутится в голове, а поймать не могу.

— Жаль.

Марья Алексевна дёрнула уголком рта.

— Ты меня завтра спроси, может, и вспомню чего. Где-то у меня бестужевские капли были, надо перед сном себе накапать для памяти.

— Не переживайте, Марья Алексевна. Если важная новость, вы её обязательно вспомните.

Я успокоил княгиню, чтобы не переживала напрасно, и оставил её на Настасью Филипповну. А сам двинулся осматривать усадьбу, чтобы оценить масштаб бедствий.

* * *

Далеко ходить я не стал. С крыльца окинул взглядом двор и посмотрел, как крестьяне разбирают развалины флигеля. Считай, пострадали все здания, кроме особняка и флигеля Лаврентия Палыча. Даже в школе кто-то успел пробить стену заклятьем и устроить внутри небольшой пожар.

С другой стороны, эти разрушения к лучшему. Почему бы не воспользоваться шансом и не перестроить усадьбу? Школу и дом для опричников сделать сразу с запасом, конюшню возвести капитальной, взамен сгоревшего деревянного безобразия, кузницу переоборудовать. А хозяйственные постройки вынести подальше, чтобы петухи не орали по утрам прямо под окнами. Надо будет вечером накидать план, чтобы сразу выдать приехавшим строителям.

После «обзорной экскурсии» я навестил опричников. Видок у них был ещё тот, но после визита хирурга большинство пошло на поправку. То ли врач оказался знающий, то ли больные не желали попадать к нему на второй приём. Один только Камбов, старший команды, лежал в горячке и не приходил в сознание. Но Светлячок и учитель Апполинарий Крисанфович поили его какими-то травами и обещали поставить на ноги за неделю.

Всё-таки Настасья Филипповна была права — рано мне ещё бегать. Даже после короткой прогулки с тростью рана на ноге разболелась. Так что я вернулся в кабинет, устроился на кушетке и послал Афоньку за Таней и Александрой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

* * *

Девушки заявились в кабинет не с пустыми руками. Они притащили чашки, бублики, вазочки с вареньем, ватрушки и пирожки начинкой. А следом Тришка торжественно внёс горячий самовар и водрузил на столик. Александра с Таней расставляли снедь и наперебой говорили:

— Мы подумали.

— Раз уж вы нас зовёте.

— Значит, разговоры разговаривать будем.

— А без чая.

— Разве это беседа?

— Вот и взяли всего по чуть-чуть.

— Не знали, чего вам захочется.

— Вам в большую чашку налить?

— Мы вашу любимую принесли.

— С голубой каёмочкой.

— Салфеточку возьмите.

— И ватрушку, пока горячая.

— Нет, нет, не вставайте.

— Мы сами вам подадим.

— Сядьте уже, — я указал им на кресла, — балаболки. Дайте хоть слово вставить.

Они уселись, расправив юбки на коленях, и сложили руки перед собой, будто две пай-девочки. Две пары глаз, зелёные и голубые, уставились на меня с вниманием и восторгом. Я не спеша отпил несколько глотков, улыбнулся и начал разговор «с пристрастием»:

— Итак, сударыни, мне требуется полный отчёт по всему, что здесь происходило во время моего отсутствия. Особенно прошу рассказать, чем занимались вы с Ксенией.

Сашка и Таня переглянулись.

— А кому говорить?

— Обеим.

Они замялись, не зная с чего начать, и посматривали друг на друга.

— Смелее, сударыни. Если вы забыли, то я не кусаюсь. В крайнем случае, если мне что-то не понравится, поставлю в угол.

Разом хихикнув, девушки заулыбались и принялись наперебой рассказывать.

За час они обрисовали весьма впечатляющую картину. Когда меня увезли сотрудники Тайной канцелярии, девицы впали в печаль и принялись страдать на двоих. Широко, с размахом, с платочками для слёз и мрачными посиделками за полночь под рябиновую настойку. К счастью, Марья Алексевна быстро пресекла это безобразие, накрутила им уши, невзирая на происхождение, и отправила заниматься. Вам, сказала она, Константин Платонович задание оставил? Вот и выполняйте, а не сырость разводите.

Получив такие наставления, Александра и Таня взялись штудировать записи, которые я им оставил.

— Простите, Константин Платонович, мы паркет немного попортили.

— Обгорело чуть-чуть совсем.

— Мы потушили почти сразу.

— У нас ведро с водой стояло наготове.

— Там не сильно заметно.

— Стоп! — я выставил ладонь, останавливая поток слов. — Там, это где?

— Здесь, — обе девушки потупились, — в кабинете. Вот, около стенки.

— Сударыни, а позвольте узнать, отчего вы избрали местом занятий по магии мой кабинет? У нас парк украли? Или площадка у камней лесом заросла?

— Холодно очень было, — Александра шмыгнула носом, — очень-очень. Даже Диего с Ксюшкой не стала выходить, объявила ей вакацию на целый месяц.

— И вы не нашли ничего лучше, как устроить пожар здесь? Если уж так хотелось тренироваться в доме, так спустились бы в подвал. Там пожара точно бы не случилось.

— Константин Платонович, — Таня перешла на громкий шёпот, — так там ведь эти…

— Кто?

— Ну, эти, которые за дверьми скребутся.

— Вы только уехали, они стали изнутри царапаться.

— Даже Марья Алексевна туда с Диего ходили. Час там сидели, потом вышли и дверь в подвал на три замка заперли.

— И досками велели заколотить, крест-накрест.

— Туда спуститься даже страшно, а вы говорите — колдовать.

Я закашлялся. Это что за гадость там скреблась? Что за сюрприз мне остался от дяди? Может, и хорошо, что Киж не успел их открыть? Хочешь не хочешь, а рано или поздно мне придётся туда спуститься самому и разобраться с этой тайной. Но пока трогать её совершенно не хочется.

— Ладно, будем считать паркет пострадавшим ради пользы. Дальше.

Ученицы, вздохнув с облегчением, продолжили рассказ. Ближе к весне девушки взялись за работу с хрусталём. Больше десятка призм они испортили, причём три штуки буквально взорвались во время наложения Знаков. Слава богу, никто особенно не пострадал, но страху они натерпелись.