История русского романа. Том 1 - Коллектив авторов

Но для того чтобы искусство не перестало быть искусством, чтобы избежать рассудочности, ум должен сочетаться с «воображением», «мысль» должна находиться в слитном единстве с яркой, живописной образностью. Именно этот принцип искусства и воплощен в пушкинском романе с непревзойденным мастерством. Явления действительности, изображенной в романе, раскрыты с необыкновенной точностью и полнотой именно потому, что мысль, проникающая в образ, и образ, проникнутый мыслью, позволяли в необыкновенно краткой форме охватить и выразить внутреннюю сущность всего, что входило в поле зрения поэта. Кратчайшее определение «разочарованный лорнет» выразительнее длинных описаний говорит о равнодушии и скептицизме, с которым его владелец смотрит на «чуждый свет» (13); точно так же быстрый очерк приема гостей у Лариных с чудесным лаконизмом рисует убожество домашнего уклада этих людей, пытавшихся соблюдать светский этикет применительно к Буяновым и Петушковым.

С защитой такого принципа идейной четкости и конкретности изображения связаны и полемические выпады Пушкина против всякой затемненности смысла, вялости, опасений, против перифразы. Примером такой полемики является строфа, где говорится о решении Ленского вызвать Онегина на дуэль:

Он мыслит: «буду ей спаситель.Не потерплю, чтоб развратительОгнем и вздохов и похвалМладое сердце искушал;Чтоб червь презренный, ядовитыйТочил лилеи стебелек;Чтобы двухутренний цветокУвял еще полураскрытый».Всё это значило, друзья:С приятелем стреляюсь я.(123–124)

Другой пример, который показывает, как Пушкин тонко ощущал реалистическую точность не только описаний, но и сравнений. О гибели Ленского сначала повествуется средствами отвлеченно — романтической символики, соответствующей облику Ленского как романтического поэта:

Его уж нет. Младой певецНашел безвремянный конец!Дохнула буря, цвет прекрасныйУвял на утренней заре,Потух огонь на алтаре!..(130)

Далее этот же факт гибели Ленского описывается просто и естественно, словами и понятиями обычной разговорной речи при посредстве чувственно — зримых образов, и только тогда повествование достигает подлинного драматизма. Об остановившемся сердце Ленского говорится:

Теперь, как в доме опустелом,Всё в нем и тихо, и темно:Замолкло навсегда оно.Закрыты ставни, окна меломЗабелены. Хозяйки нет.А где, бог весть.Пропал и след.(131)

Обилие, разнообразие, разнохарактерность фактов и явлений действительности, изображенной в романе, обусловили и своеобразие его построения, которое можно было бы, пользуясь музыкальным термином, назвать полифоническим. Разнообразию и разнохарактерности жизненного материала соответствовало и разнообразие лирических сфер изображения, разнообразие интонаций, то гневных, то иронических, то скорбных, то мечтательно — печальных. Поэтому Пушкин писал о романе: «… пишу пестрые строфы романтической поэмы» (XIII, 92). Под «пестротой» здесь подразумевалось недопустимое в поэтической системе классицизма соединение в одном произведении разнохарактерных тем, окрашенных притом противоположными настроениями. Такое толкование приведенных выше слов Пушкина можно подтвердить и следующими строками «Посвящения»:

Прими собранье пестрых глав,Полусмешных, полупечальных,Простонародных, идеальных…(3)

«Собранье пестрых глав» представляло собою целостное единство, объединенное не только сюжетом, но и наличием лирического героя, проходящего со своими чувствами и думами через всё произведение. В романтических поэмах образ основного героя произведения и лирическое «я» автора часто сливались. О «Кавказском пленнике» Пушкин писал: «…в нем есть стихи моего сердца» (XIII, 372). В «Евгении Онегине» резко подчеркивается «разность» между автором и героем романа; иронически отвергается байронический принцип превращения героя в рупор авторских переживаний:

Как будто нам уж невозможноПисать поэмы о другом,Как только о себе самом.(29)

Объективированность образа Онегина подтверждается с самого начала и тем, что автор представляет его читателям как своего приятеля:

Друзья Людмилы и Руслана!С героем моего романаБез предисловий, сей же часПозвольте познакомить вас…(5)

Предупреждая, таким образом, против отождествления Онегина с авторской личностью, Пушкин вместе с тем столь же подчеркнуто вводит в роман лирического героя — знакомца Онегина, который представляет автора, но в то же время не тождествен ему. Лирический герой выступает в романе то с признаниями автобиографического характера, причем иногда явно политического содержания (например, намеки на ссылку: «вреден север для меня» (6) и др.), то с воспоминаниями или размышлениями на разные темы, то с оценками персонажей романа или их поступков.[187] Но во всех случаях лирические отступления способствуют «энциклопедизму» романа, широте и многосторонности охвата русской жизни этой эпохи, ощущению современности, острой злободневности.

Новаторским подходом отличается воплощенное в «Евгении Онегине» творческое решение проблемы взаимоотношения среды и героев.

Господствующая общественная среда изображена в романе не только как фон действия, но прежде всего как сила, влияющая на развитие сюжетных ситуаций и определяющая в той или иной степени поведение даже положительных персонажей. Такая трактовка роли среды резко отличает «Евгения Онегина» от многих предшествовавших ему произведений, где положительные герои выступали как носители абстрактных, не обусловленных какими‑либо социальными обстоятельствами добродетелей. Отрицательные черты в характере подобных героев также получали отвлеченные внесоциальные, чисто психологические мотивировки (неустойчивость настроений, отсутствие твердости характера и т. п.). Общественноисторическая трактовка среды Пушкиным носила в себе объективно революционную логику: среда, не только противоречащая элементарным понятиям гуманности, не только парализующая самые светлые стремления лучших людей, но и уродующая их психику, такая среда заслуживает самого сурового, самого жестокого приговора.

Обличительная сила пушкинского реализма выражена с наибольшей силой в изображении среднего и высшего дворянства. Бесцветной и пошлой предстает перед читателем жизнь провинциальных помещиков:

Пустяковых, Гвоздиных, Скотининых, героев фонвизинского «Недоросля». Но если в этих картинках романа проскальзывает ирония, то в иных тонах — г ненависти и гнева — изображен высший свет с необходимыми глупцами, клеветниками, чопорными «бальными диктаторами» (177). Рукопись восьмой главы, где изображается петербургский высший свет, показывает, как Пушкину приходилось непрестанно сдерживать свое желание дать волю перу. В беловой рукописи отмечено, что на рауте, где был «цвет столицы» (628), присутствовал и царь. В этой же рукописи цвет столицы характеризуется чертами еще более резкими, чем в окончательном тексте: здесь и князь М., вступивший в корыстный брак с «куклой чахлой и горбатой», и «правленья Цензор», лишенный места за взятки, и «сенатор сонный», картежник, «Для власти нужный человек» (630).

Пушкин показывает на протяжении всего романа как эта общественная среда калечила лучшие, одаренные натуры, порывавшиеся освободиться из‑под ее растлевающего влияния, как она превращала человеческое существование в унылый, не позволяющий никаких отклонений обряд. Легкая ирония лирических отступлений сменяется скорбной интонацией, когда поэт говорит о жизни, в которой «свежие мечтанья» истлевают, «Как листья осенью гнилой» (170). Обличительный пафос доходит до высшего напряжения в последних строфах шестой главы (напечатанных целиком в 1828 году в ее отдельном издании, но значительно ослабленных при подготовке к печати полного издания в 1833 году), где говорится о жизни, грозящей душе окаменением «В мертвящем упоеньи света» (137).

Трагическое ощущение власти этой среды усиливается тем, что ее влияние вторгается в духовный мир героев, понимающих ее отвратительную сущность. Онегин, внутренне чуждый этому миру и презирающий его, не только не мог с ним разорвать, но в силу объективных причин, — зависимости человека от среды, определяющей характер, — оказался подверженным его тлетворным влияниям. В этом выразилось одно из крупнейших открытий Пушкина — реалиста.