Русалья неделя - Елена Воздвиженская

далёкие звёзды – выход. Пытаюсь допрыгнуть, но он слишком высоко.

Вдруг в просвете появляется хозяин норы. Он спускается вниз, и я отступаю назад, в темноту, прячусь за один из свисающих с потолка коконов. Хозяин ищет меня, его жёлтые глаза зорко видят во тьме. Он начинает петь, утробно, низко, раскачивается из стороны в сторону. Перед моими глазами всё плывёт, и стены норы расширяются, пространство перестаёт иметь границы… Сквозь пелену я слышу громкий стук, в коконах начинает что-то биться. Я прикладываю ухо к оболочке и слышу, как оттуда идёт мерное постукивание, которое становится всё громче и громче.

– Леонид! Леонид! Открывай быстрее!

Я выпал из сна, уставился непонимающим взором в темноту избы и сел на кровати. В мою дверь неистово колотили.

– Леонид! Открой, это я, сосед твой, дед Матвей! Открой, а то он где-то рядом!

Я подошёл к двери. Открыть? Но в прошлый раз ночью голос тоже был дедов, а оказалось, что это наш лесной товарищ, зло из дремучего леса… Да дед же и сам хвалил меня на утро, за то, что не открыл дверь, не поддался на обман.

Меж тем дверь в сенцы ходила ходуном, а голос деда выл под ней и стенал:

– Леонид, открывай, страшно мне!

Я набрался храбрости и вышел в сенцы:

– А ну пошёл отсюда! -крикнул я во тьму, – Знаю я твои уловки!

– Леонид, да это я, я! Как мне тебе доказать-то, эх-х-х… Ну, спроси меня что-нибудь, только поскорее!

– А ты становишься хитрее, – проворчал я себе под нос. А вслух крикнул:

– Что мы делали сегодня днём?

– Я не могу сказать, он тут где-то рядом.

– Ну тогда извини.

– Погоди, Леонид! В подполе мы были, шарахнуло нас с тобой. У меня на руке след остался. Да я за этим и пришёл! Открой!

Я задумался. Дед так убедительно уговаривал, что я уже почти поверил, что это он. Он ли? Дед под дверью уже чуть не выл:

– Да открой ты уже! Рука горит, не могу! Ну курева ты мне сегодня привёз, что ещё тебе сказать, чтобы ты поверил?

Я рискнул. Взяв в руки топор, я одним рывком распахнул входную дверь, и отскочил в сторону. В сени ввалился дед, но тут же подскочил на ноги, как резиновый мячик, и захлопнул дверь, задвинув оба засова, а после сел на лавку, что стояла тут же, и привалился спиной к стене.

– Ух, погоди, отдышусь, – еле выговорил дед, – Спасибо, что открыл. Не надеялся я особо-то.

– Что ж ты по ночам-то бегаешь, дед Матвей? – спросил я, всё ещё недоверчиво косясь в его сторону, и не выпуская из рук топора.

– Мочи нет терпеть, – ответил дед, – Вот, гляди.

Он протянул мне свою руку и я увидел нечто необъяснимое, круг на его ладони светился призрачным, бледным, зеленоватым светом.

– Что это? – воззрился я на деда.

– Лесной приходил, стучал ко мне, просил открыть, сказал, что время пришло.

– Да какое время-то? И при чём тут ты?

Дед молчал.

– Так, дед Матвей, ты или выкладывай мне всё, что знаешь или уходи! Ты ведь что-то недоговариваешь, верно? Ну?

Дед вздохнул:

– Недоговариваю, всё так. Знаю я, что ищет ночной гость. Та стена в твоём подполе, непростая она. Проход это.

– Какой ещё проход?

– Не знаю. Честно, сам не знаю. В какой-то другой мир, другое измерение, я не знаю что это. Но там, за стеной не земля. Точнее земля, но не всегда. Наступает время, когда сглаживается грань, и ты можешь пройти сквозь эту стену, как если бы её вовсе не было. И если ты пройдёшь туда, то окажешься в таком месте, которое и описать-то сложно. И похож тот мир на наш и не похож.

– А ты откуда знаешь, дед?

– Был я там.

В комнате повисла тишина. Я обдумывал услышанное и, честно говоря, уже подумывал, не хлебнул ли дед часом после моего ухода ещё из заветной бутылочки.

– Не веришь? – спросил дед Матвей, – Я бы тоже не поверил. Нас вообще иначе воспитывали, в духе коммунизма. Какие ещё духи, какие миры, какие пришельцы? Это уж потом, когда годами стал старше да ума набрался, понял, что дедовы сказки вовсе и не сказки, а мудрость вековая. Многое тогда переосмыслил…

– Получается этот лесной товарищ оттуда?

– Да. Когда мы поженились с Верочкой моей, строиться начали, дом Егоровны уже стоял. Жена моя, Верочка, сдружилась с ней по каким-то своим женским интересам, стала часто захаживать к ней в гости. А однажды пропала.

– Как пропала?

– А вот так. Просто ушла, и не вернулась. Я жду-пожду, смеркаться стало. Уже и ставни закрывать пора, а её всё нет. Тогда мы тоже ставни-то закрывали, только старики наши, зная наш настрой, нам просто объясняли, мол, воздух местный по ночам нехорош. Испаренье какое-то там с болот идёт. Вот и вредно им дышать. Мы верили. Да и привычка уж была, с детства так велось. Это уж потом поняли, что всё наоборот – про болота это выдумка, а то, что мы за сказку считали – правда.

– Что же с женой твоей случилось? Этот её уволок в лес?

– Нет. Егоровна.

– Егоровна?!

– Да.

– Почему же ты не обратился в милицию? Она что, убила её?!

– Какая милиция поверила бы в такой бред? Меня бы закрыли в психушку и всё. Дело с концом. А так, у меня была надежда рано или поздно вернуть мою Верочку, помочь ей. Её без вести пропавшей объявили. Мол ушла по грибы и не вернулась домой-то. Искали да не нашли. Ещё бы, где её было найти.

– А где же она была?

– Егоровна её на ту сторону перевела. Как откуп за лесного. А тот здесь остался. И проход тот закрыла.

Я молча смотрел на деда и ничего не отвечал. Слышно было, как в избе тикают ходики, да светился во тьме неведомый круг на дедовой ладони.

Старые ходики пробили полночь. Мы всё так же сидели с дедом друг напротив друга и молчали. Я пытался переварить услышанное, дед тоже думал о чём-то своём, закурив папироску.

– Слушай, дед Матвей, – сказал наконец я, – Я вот не пойму, как ты узнал, что это Егоровна виновата в исчезновении твоей Верочки, и как ты сам-то побывал на той стороне?

Дед затянулся, выдохнул дым и глядя куда-то на старый сервант, не спеша начал рассказ.

– Верочка… Когда она в тот вечер не вернулась домой, я конечно же, в первую очередь побежал к Егоровне, думал засиделись бабы, заговорились. Я тогда-то ещё и не ведал, что Егоровна баба непростая. Даже радовался, мол, супружнице моей мудрая подруга будет, а не ровесницы-хохотушки, эта и подскажет чего и поможет, она ведь постарше нас была, Егоровна-то.

Ну, и пришёл я к ней. А она мне отвечает:

– Ушла твоя Верочка уж с пол часа назад.

– Как ушла? – говорю я, – Куда она могла уйти, если до дома не дошла?

– А этого, – отвечает, – Не знаю. Только тут её нетути.

Я опять к нам во двор пошёл, может, думаю, к скотине на ночь зашла проведать, курицам вон зерна подкинуть, аль воды подлить корове. Всё обошёл, нет её нигде. До бани сходил в дальнем углу огорода – нет. По саду прошёлся, покричал, позвал Верочку. Тишина в ответ. Я снова к Егоровне, а та одно твердит, ушла и всё, знать ничего не знаю. А куда ей пропасть-то, коль живём мы через два дома? Искать мы пошли с односельчанами Верочку, да так и не нашли нигде. На другой день в милицию я поехал в город. Они с собаками приезжали, да тоже даже зацепки никакой не обнаружили.

Поначалу я и сам верил в то, что Верочка пропала в лесу или утонула, всё плакал, что снасильничал её кто, она ведь знаешь какая была красавица, не то что я, крокодил заморской… А после и узнал, что всё