Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Философствования Франчески возмутили во мне гуманиста.
— Для человека не существует такого понятия, как «присущее ему место».
Однако старая матрона решила закончить тираду:
— Солдаты, отправляясь в пустыню, знали, что им предстоит умереть. И многие погибли. Остальных, как животных, согнали в кучу и интернировали. Тогда наша семья впервые поняла, что история против нас. Потом Насер и его революция. Но даже тогда сын продолжал держаться. «Времена меняются, мама, — говорил он. — Увидишь, наш час придет, надо только подождать». Каким же он оказался глупым. В третий раз был Суэцкий кризис — тогда нас снова продали англичане. Знаете, как называют в Египте тот инцидент? Тройной трусостью — французов, британцев, израильтян. Мы, итальянцы, как и остальные европейцы, в одночасье потеряли все. Первыми уехали евреи — в одну ночь таинственным образом исчезли. За ними последовали другие. Но наша семья осталась. Паоло был настроен решительно. «Сегодня я управляющий своей компанией, но завтра буду снова ею владеть. Вот увидишь, мама». История против нас, Оливер. Она убила его в тридцать семь лет. А мы, родители, наблюдали, как он умирал от унижения.
В сгущающихся сумерках снова появился Аадель, но Франческа, равнодушная к его тревоге, продолжала:
— Смерть Паоло превратила Джованни в потерявшего рассудок глупца. Отчаявшиеся мужчины хватаются за нелепые надежды, и он решил, что, воспользовавшись древней мудростью, сумеет повернуть все вспять. У меня не оставалось выбора, и я сделала вид, будто не понимаю, что происходит. В конце концов, это все, что оставалось Джованни.
Я ждал, что Франческа скажет что-нибудь еще, но она молчала.
— Это имеет отношение к «представлениям», о которых вы писали Сесилии? — наконец решил подтолкнуть ее я.
— Вы разговаривали с Сесилией?
— Она упоминала кое-что еще…
— Лгунья! Джованни обожал Изабеллу. Мы стали ей родителями, а не бабушкой и дедушкой! — Утомленная гневом, Франческа откинулась в кресле. — Я сказала достаточно. Можете выкидывать меня из дома, но я не открою секретов мужа.
— А как насчет вашей внучки? Неужели она не заслуживает уважения? — Я схватил Франческу за руку и почувствовал, что ее морщинистая, вся в печеночных пятнах кожа стала тоньше рисовой бумаги. — У нее украли сердце!
Итальянка отдернула руку, ее лицо превратилось в камень.
— Вы должны были ее оберегать. Разве это не обязанность мужа? — проговорила она с тихой злостью.
В ветвях над нами заворковал голубь, и эти мирные звуки показались мне насмешкой над нашим раздором. Я еле сдержался, чтобы не ответить грубостью старой даме.
— Говорю вам, я ничего не знаю. — Она попыталась встать, и я заметил, как тряслись ее локти, когда она опиралась о ручки кресла. — Аадель, пакуй вещи, нас выставляют вон!
Ее крик напугал голубя, и он шумно вспорхнул с дерева, обрушив на плечи старой дамы дождь из листвы. Она не стала ее отряхивать.
Аадель поднял на меня глаза. Я встал.
— Все в порядке. Никого не выгоняют. Я просто зашел попрощаться. Уезжаю на несколько недель.
Франческа откинулась на спинку стула. Я медлил, не в силах уйти без ее последнего «прощай».
— Конечно, уезжаете, — пробормотала она в сгущающейся темноте. — Англичане всегда так поступают.
Я сидел на кожаном сиденье допотопного «бентли» компании и вдыхал терпкий запах салона вперемешку с сигаретным дымом водителя. Утром, добравшись кружным путем до маленького аэропорта, я сдал астрариум в багажное отделение самолета Андерсона, и теперь радовался, что он летит впереди меня, будто какая-то часть Изабеллы, и будет встречать меня в Лондоне. В машине я был отделен от мира, но печальные события минувшего месяца следовали за нами, будто кильватерная струя корабля.
Я опустил стекло, и в салон ворвалась музыка города: гудки машин, крики уличных торговцев, звон колокольчиков в упряжи лошадей. Между домами висели кричащие украшения к празднику Рамадан, на ветру развевались выцветшие ленты с поблекшей мишурой. Сгущались сумерки, и на улицах появлялись вечерние торговцы: продавцы фиников, инжира, орешков, наловленной за день свежей рыбы. Они аккуратно раскладывали на брезенте свой товар. Из магазинов и офисов спешили домой молодые женщины с экстравагантными прическами, в европейских платьях, за столиками кафе собирались поболтать старики.
Я вспомнил, как по-детски гордилась Изабелла, показывая мне свой город, держала меня за руку на этом самом сиденье, то вспыхивала, то гасла, как испорченная трубка дневного света.
— В аэропорт? — спросил водитель, стараясь перекричать уличный шум. — Мы едем в аэропорт? Так?
— Шукран — спасибо.
Я посмотрел в заднее окно, борясь с неожиданной волной грусти. Уезжать не значит ее терять, и память — это что-то вроде жизни после смерти, убеждал я себя, но не находил утешения в своих рассуждениях.
Машина миновала станции очистки воды, разросшиеся вокруг окраин Александрии города-спутники и оказалась в прохладе пустыни. На темнеющем горизонте, словно первобытные светильники, показались факелы нефтеперегонного завода, и я успокоился. Над несущейся вперед машиной отверзся зев слепого неба, и я вспомнил, как Изабелла любила подобные вечера.
17
Лондон, июнь 1977.
Подернутое дымкой английское солнце поразило после ослепительного блеска Египта. Я ехал из аэропорта Хитроу через промышленные районы, предместья Большого Лондона, Чизик с его огромными викторианскими домами и садами, в толкотне Шефердз-Буш, мимо рядов пансионов на Ноттинг-Хилл, пока не оказался в Западном Хампстеде. Пригородный пейзаж вернул меня к запахам, видам и звукам Англии.
Я вышел из такси. Откуда-то доносились едва различимые звуки регги и пение птиц, воздух был пропитан влагой, как обычно в начале лета, создавая атмосферу тягучей чувственности, удивлявшую даже лондонцев. Наша квартира располагалась на верхнем этаже викторианского дома. Шторы были задернуты. Глядя на окно, я представил, как их раздвигает Изабелла и, как всегда, когда ждала меня из поездок, всматривается в улицу с озабоченным лицом. Однако шторы остались закрытыми, и у меня от горя едва не подкосились ноги.
— Приятель, ты в порядке? — высунулся из машины таксист.
Я кивнул и повернулся взять чемодан. Машина отъехала, а я, пока нес свой багаж по тротуару, заметил в маленьком садике перед домом двойняшек из соседнего подъезда — один равнодушно ковырял в носу, другой чесал покрытое струпьями колено. Дети недавно разведенной пары. Их работающая мать редко бывала дома, и Изабелла время от времени приглашала мальчиков в нашу квартиру и угощала чаем с рахат-лукумом, который присылала ей из Египта Франческа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Так [не] бывает - Сборник - Ужасы и Мистика
- Ночь на перевале Дятлова - Екатерина Барсова - Ужасы и Мистика
- Ожидай странника в день бури - Наталья Солнцева - Ужасы и Мистика
- Исчезнувшая - Сьюзан Хаббард - Ужасы и Мистика
- Сердце призрака - Лориэн Лоуренс - Прочая детская литература / Зарубежные детские книги / Детские приключения / Ужасы и Мистика
- Ребенок Розмари (пер. В. Терещенко) - Айра Левин - Ужасы и Мистика
- Дверь в декабрь - Дин Кунц - Ужасы и Мистика
- Колыбель качается над бездной - Марина Алант - Остросюжетные любовные романы / Ужасы и Мистика
- Пока смерть не заберет меня - Светлана Крушина - Ужасы и Мистика
- Безымянные - Игорь Дмитриевич Озёрский - Триллер / Ужасы и Мистика