Колымские тетради - Варлам Шаламов

1957

Радуга[114]

Радужное коромысло,Семицветный самоцвет,На плече горы повисло —И дождя на свете нет.

День решительно и бодроОпустил к подножью горРасплескавшиеся ведраПереполненных озер.

И забыла вся округа,Как сады шуршат травой,Как звенит дождя кольчуга,Панцирь неба грозовой.

1957

Речные отраженья[115]

Похожая на рыбу,Плывущая рекаО каменные глыбыУродует бока.

Светящееся телоЧешуйчатой волныКольчугой заблестелоОт действия луны.

Простейшие сравненья,Которым нет числа,Сейчас в стихотвореньеМне полночь привела.

Имеют ли значеньеВселенной огонькиДля скорости теченьяИ уровня реки?

Что было так мгновенноВодой отражено,Воистину забвенноИ кануло на дно.

Навряд ли отраженьеКакой-нибудь звездыВлияет на движеньеКатящейся воды.

1957

Весна в Москве[116]

Он входит в столицу с опаской —Простой деревенский маляр,Ведро малахитовой краскиПриносит на темный бульвар.

Он машет огромною кистью,Он походя пачкает сад,И светлые капельки листьевНа черных деревьях вися г.

Он красит единственным цветом.Палитры его простотаСверкает поярче, чем летом,И все подавляет цвета.

И саду не справиться с чудом,Какому подобия нетГигантским сплошным изумрудомОн снова родится на свет.

Бродячий маляр беззаботен,Не знает, что тысячи разЗапишут на грунте полотенЕго простодушный рассказ.

И гений завистливым взглядомСледит за мазней маляра —Дешевым весенним обрядомЛюбого земного двора.

Глаза он потупит стыдливо,И примет задумчивый вид,И хочет назвать примитивом,И совесть ему не велит.

И видно по силе тревожнойВполне безыскусственных чар,Какой он великий художник —Неграмотный этот маляр.

1957

Шесть часов утра

Мне кажется: овес примятРуками длинной тениОт разломавшей палисадРазросшейся сирени.

Я выверить хочу часыПо розовому светуТяжелой радужной росыНа листьях бересклета,

По задымившейся землеВ обочинах овражин,По светоносной легкой мгле,Приподнятой на сажень.

Я выверить хочу часыПо яростному свистуОтбитой заново косыВ осоке серебристой,

По хриплой брани пастуха,Продрогшего в тумане,По клокотанию стихаВ трепещущей гортани.

1957

Московские липы[117]

Вспотело светило дневное,И нефтью пропахли дворы,И город качается в зное,Лиловый от банной жары.

И бьется у каждого домаМетельный летающий пух,Блистающий и невесомый,Неуловимый на слух.

Он химикам лезет в пробирки,И снегом заносит цеха,И виснет под куполом цирка,И липнет на строки стиха.

Как бабочек туча, как птицыКаких-то неведомых стран,Летит над асфальтом столицыБесшумный горячий туман.

И в запах бензина и пота,В дурманы углекислоты,В испарину жаркой работыВрывается запах мечты.

Не каждый ли в городе встречныйВдыхает его глубоко,И это не запах аптечный,И дышится людям легко.

Он им удлиняет прогулки,Он водит их взад и впередНочами в пустом переулкеИ за сердце чем-то берет.

Им головы кружит веселыйМедовый его аромат,И кажется — люди, как пчелы,На темном бульваре жужжат.

Как будто слетелись за медом,Чтоб в соты домов унестиХоть капельку летней природы,Попавшейся им на пути.

1957

Зима[118]

Все — заново! Все — заново!Густой морозный парОберткой целлофановойОкутал наш бульвар.

Стоят в мохнатом инееКосматые мосты,И белой паутиноюОкутаны кусты.

Покрыто пылью звездноюСтекло избы любой,Гравюрами морозными,Редчайшею резьбой.

Деревья, что наряженыВ блестящую фольгу,Торчат из черной скважиныНа новеньком снегу.

И каждому прохожему,И вам, и даже мнеПробить тропу положеноПо снежной целине.

И льдины, точно лилии,Застыли на воде,И звезды в изобилии,Какого нет нигде.

1957

Птица спит, и птице снится[119]

Птица спит, и птице снитсяДальний, дальний перелет,И темница, и светлица,И холодный лед.

И зарницы-озорницыПробегают взад-вперед,Будто перьями жар-птицыУстилают небосвод.

Быстро гаснут эти перья —И чернеет сразу мрак,Знаю, знаю, что доверьеВ русской сказке — не пустяк.

1957

Притча о вписанном круге

Я двигаюсь нынче по дугам,Я сделался вписанным кругом.

Давно я утратил невольноСвой облик прямоугольный.

И мне самому непонятно,Что был я когда-то квадратным.

Я сыздетства был угловатым,Во всем и за всех виноватым.

Углы мои — с детства прямые —Я нес на дороги живые.

Мне было известно заране:О камень стираются грани.

Скривился отчетливый угол,И линия сделалась кругом,

Чтоб легче по жизни катиться,А главное — не ушибиться.

Искавший ответа у молний,Я стал осторожно безмолвным.

Всего я касался лишь краемИ стал чересчур обтекаем

В сравнении с бывшим собратом,С другим неуклюжим квадратом.

Легко пифагорово времяРешило мою теорему.

Решило и доказало,Со мной не стесняясь нимало.

Модели начерчены вьюгой,Полярным магическим кругом:

Былого квадрата ненужностьЛегко превратилась в окружность.

1957

Кристаллы[120]

Стекло обледенело,Блестит резная запись,В ночной метели белойСкитается анапест.

Летят снежинки-строфы,Где ямбы и хореи,Как блестки катастрофыРазгрома в эмпирее.

Их четкое строеньеЕще с времен Гомера —Точь-в-точь стихотвореньеСтаринного размера,

Един закон сцепленья,Симметрии вселенной,Сложенья и деленьяИ четкости отменной.

Снег падает устало,Снежинки давят плечи,Стихи — это кристаллы,Кристаллы нашей речи.

1958

Ледоход[121]

Не гусиным — лебединымНапишу письмо пером,Пусть бежит к тебе по льдинамВ половодье напролом.

Напишу — и брошу в водуЛебединое перо —По ночному ледоходуЗасияет серебро.

И в такую холодинуРазобрать не сможешь ты,Лебедь это или льдинаПриплывет из темноты.

Приплывет перо на скалы,Ледяное как звезда,Никогда ты не слыхалаЛебединой песни льда.

Никогда ты не слыхалаЛебединой песни льда,В час, когда ночные скалыБьет весенняя вода.

1958