Вифлеемская Звезда - Абрахам Север

кем и словом не обмолвившись. Он достал чистый лист, предназначенный для решений. Взял острый карандаш. Ластик. Он хотел порисовать. Подложил файлы с задачами других олимпиад. Никто его не трогал, это было приемлемо. Он положил телефон близ листа и посмотрел в экран, тёмное отражение собственного лица выглядывало откуда-то из зазеркалья. Он о чём-то подумал тогда, нашёл одну из своих фотографий и стал срисовывать. Получалось весьма реалистично, но что-то в этом было странное. Будто блеснуло на мгновенье и скрылось во мраке. Ему он сам показался диковинным. Не то, чтобы урод какой-то, а поза странная. Или просто он сам такой странный. Только теперь он прислушался: было тихо. Даже Заводила умолк. Все доказывали свою принадлежность к двадцать первому веку, погрузившись в виртуальные миры своих гаджетов.

Сергей вернулся к рисунку, за этот вечер он успел прорисовать лицо и накинуть контуры, как он стоит. Решил заменить туповатую куртку старомодным пиджаком в клетку, добавить шляпу с полями. Для полноты не хватало ещё и шарфа.

Следующий день обещал быть скучным. Правда, после обеда их поведут в кинотеатр, по желанию. Кинокартина не называлась, ибо, узнав её наименование, многие не захотели бы пойти. Вернувшись после завтрака, один из Саш (тот, что про себя много не рассказывал) предложил устроить турнир по шашкам на выбывание, как раз в три раунда. Предложение пришлось поддержать, ибо нужны были все в комнате.

Сергей играл против Леонида, он задумал проиграть, чтобы от него быстро отвязались. Несмотря на все неявные поддавки, оппонент попался совсем дубовый, и Сергею оказалось проиграть не так уж и легко. Леонид говорил, что это его особая тактика. Ну а что ему говорить ещё? В конце Сергею надоело поддаваться, и он двумя шашками сыграл против пяти в ничью. За это он поплатился ещё одной игрой, но уже с Григорием Овсянниковым — локальным дилером по анекдотам. Он оказался не таким тугим, как Леонид, и с помощью поддавков Сергея одержал победу. Турнир должен увлечь шпану ещё на долго и Колязин достал свой рисунок. Доработать свой костюм на рисунке он не успел. Творчество творчеством, а обед по расписанию. После него должен был состояться финал шашечного турнира Кирилла против инициатора Саши.

После трапезы Сергей даже не успел толком расчехлить свой пенал, как позвали в кино. Артём говорил, что туда пойдут классные девахи (или он о ком-то из местных, или у него вкуса вообще нет), на этот аргумент повёлся болтливый Саша и Леонид. Кирилл остался. Сергей тоже не хотел идти, но его гложило тяжёлое чувство того, что он упускает бесплатный поход в кинотеатр. Всё-таки, пересилив себя, он согласился.

Кинотеатр находился в двадцати минутах ходьбы от мотеля. Фильм был про пионерский лагерь, первую любовь и незабываемые приключения. Картина оказалась настолько унылой, что Сергей неоднократно клял себя за свою еврейскую жадность. Просидел в телефоне, перетаскивая цветные кирпичики. На сороковой минуте от начала, подростки уже говорили в голос, ничего не стесняясь.

После сеанса стало плохо. То ли от фильма, на который кроме олимпиадников пришёл только какой-то деда с внуком и никто больше, то ли от двадцати однообразных уровней тупой игры, которая всем своим видом кричала, что ты впустую тратишь своё время. В любом случае, ничего хорошего он от прогулки не получил. Вернулся и приступил к рисованию. Он окончательно доделал себя, решил, что фоном послужит обрыв, внизу — пучина, вверху — небо. Набросив штрихи, казалось пустовато. Может нарисовать кого-то ещё? Почему-то первое, что пришло на ум, это молоденькая красавица. Сергей сам этого как-то засмущался. Думал, пойти ли на поводу у желания или нет? Поостыл и отказался от девушки подле себя по одной простой причине: не с чего или не с кого было срисовать. А выцедить образы из своего мозга было слишком сложно. Он как-то пробовал и ничего ценного не вышло.

По нему проскользнул какой-то незримый луч. Словно символ. Сергей поднял голову и осмотрелся. Он уже научился игнорировать шум болванов, которые сами после первого дня признались, что “ни х*** не решили”. Видимо, в некоторых городах — это верх познаний в математике, на втором этапе задачи всё-таки полегче как-никак.

Всё было жёлтым, с оттенком охры. Солнце светило так, что помещение казалось обработанным винтажным фильтром. На стене плясали уходящие огни морозного дня. Оно-то светило одинаково, но в этом таинстве хранилось что-то особое и неудержимое, что посещает, пожалуй, всего несколько раз в тысячелетие одного избранного человека. Такой, по крайней мере, казалась ему та стена. Неужели никто этого не видит? Экая странность, и всем всё равно?

Мгновение упорхнуло. Шарм пропал. “Тьфу, что я так на стену выгораживаюсь? Ничего там нет”. — сказал сам себе Колязин, чувствуя в своей речи что-то подлое и искромётное. Уставился на лист, пустое пространство манило его и обдало какой-то странной силой. Он зачем-то нарисовал на обрыве где-то позади себя в двухстах метрах крест. Зачем? Что бы это значило? Он уже два года как неверующий. Возле себя он нарисовал… маску, добрую маску из древнегреческого театра, обычная символическая маска, обозначающая рабочую ниву актёров. Силуэт стал вырисовываться сам собой. Кто же носитель этой маски? Рога? Как странно? Копыта? Мантия, скрывающая тело. Похоже на сатира из мифологии тех же жителей Афин и Эпира. Его рука ложиться на плечо Сергею, а в правой руке что? Книга с пером? Должно быть, книга мёртвых из древнего Египта — очень своеобразно. Парящая птица над ними, неуклюжая, правда, попробуй нарисуй красивую птицу в полёте. Грач? Ворона? Какой-то падальщик. Куст возле, странный какой-то. Ягоды и цветы одновременно. Разве такое бывает? Снизу, из пучины — рука. Открытая кисть. Не человеческая — шесть пальцев. Посередине кисти — символы, что-то наподобие скандинавских “ёлочек”. Сверху, открытый занавес. Фон ободрался, а за ним пылает пламя. Глаза и руки горят. Горят глаза и руки.

Ему стало как-то жутко. Превратил миленький рисунок о своей скрытой мечте в какой-то если не ужас, то точно абсурд. Особенно, когда справа образовался чей-то пристально наблюдающий глаз. Даже не глаз, а его внутренности. Око, висящее на глазном нерве. Когда это его так потянуло на психоделику и абстракции? Уже и ужинать пора.

Сергей критиковал себя, что вместо подготовки к завтрашней части олимпиады или, хотя бы, полноценного отдыха, он стал грузить себе голову и без того ненужным барахлом. Как это написание “пейзажа” способствует продуктивной деятельности?

После ужина позвонила Алёна Витальевна. Она сказала, что очень перенервничала, сходила в церковь и