Наука любви и измены - Робин Данбар

У мужчин гульба в крови:

Ведь в природе ни на грош

Постоянства не найдешь.

Роберт Бернс. Закон природы[23]

Пока что мы установили две вещи: во-первых, что брачная система у человека довольно изменчива – по крайней мере, в том смысле, что возможен переход от моногамии к полигамии и обратно. Во-вторых, при всем разнообразии форм этой системы за ними явственно стоят одни и те же психологические процессы, тот феномен, который мы называем влюбленностью. Есть мнения, будто он встречается и у представителей других видов, но мне все-таки кажется, что влюбляться могут только люди – во всяком случае, с такой силой. Впрочем, в данной главе я хочу сосредоточиться на функциональной стороне дела: откуда вообще взялось это странное явление в человеческом роду? Моногамные брачные системы (а значит, и парная брачная психология, неразрывно с ними связанная) у млекопитающих встречаются крайне редко: моногамны лишь 5 % видов. Хотя в нашем собственном отряде приматов моногамия распространена шире, все равно она отнюдь не является общим правилом: моногамны всего 15 % видов приматов, причем большинство из них – это либо мелкие южноамериканские капуциновые и игрунковые, либо гиббоны (единственные моногамные приматы Старого Света). Но пусть у других видов и близко нет того накала чувств, который знаком людям (хотя некоторые из южноамериканских обезьян временами поразительно нас напоминают!), их брачное поведение может подсказать нам некоторые обстоятельства, объясняющие эволюцию человеческого поведения.

Копнем эволюционные корни

В контексте эволюции возникновение брачных пар имеет всего четыре основания. Во-первых, парные отношения позволяют самцу монополизировать доступ к спариванию с самкой и быть уверенным, что детеныши – его. Во-вторых, это дает потомству дополнительную защиту от хищников. В-третьих, уменьшается риск, что оно станет жертвой самцов-детоубийц своего же вида. В-четвертых, самец помогает выращивать детенышей. Каждое из оснований предполагает особый тип брачного поведения, а это в свою очередь позволяет нам проследить эволюционные корни романтических отношений.

Например, в первом случае парные отношения по-настоящему выгодны только самцу, поскольку самке в общем-то не важно, с кем спариваться. А раз так, то, надо полагать, именно самец будет всячески стремиться к поддержанию отношений, потому что ему как раз есть что терять, если самка уйдет от него и решит спариться с другим самцом. Поэтому он придерживается тактики «охраны брачного партнера». Такое поведение мы наблюдаем у антилоп клиппшпрингеров – одного из самых моногамных видов на свете (о них мы уже говорили в третьей главе).

Второе и третье основания очень сходны: оба имеют непосредственное отношение к защите жизни детенышей. Разница лишь в том, от кого их приходится защищать – от обычного хищника или от представителя собственного вида. Хищники, разумеется, вечная проблема, но нападают они, как правило, на взрослых особей, а чаще на подрощенных детенышей. В данном случае оба родителя в равной степени заинтересованы в охране и обороне: и самка (речь идет и о ее жизни), и самец (если самка погибнет, он лишится возможности передать свои гены потомству – при условии, что остальные самки в популяции уже «заняты»). Напротив, «хищничество» со стороны представителей собственного вида чаще всего угрожает совсем маленьким детенышам и новорожденным. У обезьян самцы постоянно занимаются детоубийством – прежде всего по причине длительного периода вынашивания и лактации (а это, напомню, плата за крупный мозг). У млекопитающих (включая человека) самки не возвращаются в репродуктивное состояние и не могут зачать нового детеныша, пока не отлучат от груди предыдущего. Это следствие очень простого механизма: механическая стимуляция сосков, которая происходит, когда детеныш сосет молоко, вызывает мощный выброс гормонов, «перекрывающий» работу яичников и не позволяющий им восстановить нормальный овуляторный цикл. Такая система невероятно чувствительна – она зависит от частоты кормления (они должны происходить примерно раз в четыре часа), а не от общего количества времени, которое младенец проводит у соска. Как только детеныш начинает пить меньше молока, промежутки между кормленими удлиняются и снова начинается овуляция. Поэтому для самца стремление избавиться от приплода – вполне осмысленная стратегия: лишившись сосунков, самка вновь обретает способность к размножению, и самец может спариться с ней гораздо раньше, чем если бы пришлось дожидаться окончания лактации.

С самцами-детоубийцами «договориться» невозможно, ведь их эволюционная задача – устранить непосредственную причину временного бесплодия самки, а затем оплодотворить ее. Они неотступно следят за самкой и, стоит той зазеваться, тотчас хватают детеныша. Особую угрозу детенышам представляют новички, лишь недавно присоединившиеся к группе: им не терпится начать размножаться как можно скорее, пока они еще достаточно сильны, чтобы монополизировать доступ к самкам. Таким образом, для самки достаточно привлекателен и выгоден вариант, при котором она постоянно находится при одном самце, а тот выполняет роль телохранителя при ней и ее детенышах, защищая их и от хищников, и от самцов-конкурентов. По сути это – сделка: исключительное право на спаривание в обмен на защиту. Напротив, для самца это не оптимальная стратегия, так как он и сам мог бы податься в разбойники-детоубийцы.

Такую тактику вполне естественно окрестили гипотезой «крыши» (или гипотезой телохранителя). В этом случае самка выигрывает от партнерских отношений гораздо больше, чем самец. Ведь он – единственное спасение для ее детенышей. Что касается самца, то еще неясно, в каком случае он сможет произвести больше потомства: оставшись с самкой на всю жизнь или предавшись беспорядочным связям. Поэтому разумно предположить, что в данном случае именно самка проявит больше усердия, чтобы сохранить брачные отношения и удержать партнера.

Вариант описанной тактики возникает в больших группах, где имеется много самцов. В таких случаях самки в репродуктивном состоянии подвергаются постоянным домогательствам со стороны похотливых кавалеров. Крайний случай – одичавшие козы и овцы: каждую самку, у которой начинается течка, обступают самцы и буквально у нее на спине дерутся между собой за право спаривания. Я много лет изучал диких коз в Шотландии и Северном Уэльсе и никогда не переставал поражаться этому совершенно хаотическому зрелищу: самки разбегаются во все стороны от самцов, а те яростно сшибаются рогами, чтобы оказаться первым в очереди, когда наконец удастся поймать какую-нибудь из беглянок.

Агрессивные домогательства вызывают у самки реакцию стресса, которая приводит к выбросу как кортизола («гормона стресса»), так и эндорфинов в большом количестве; они в свою очередь препятствуют выбросу гормона, высвобождающего гонадотропин. В результате яичники не получают от мозга химической команды на овуляцию, и самка остается бесплодной. Единственное решение этой проблемы для самок (хотя козы никогда к нему не прибегают) – образовать постоянную брачную пару с самцом, который затем отгонял бы других претендентов. Похоже, именно такую тактику взяли на вооружение гориллы, хотя у них сразу несколько самок «вешаются» на одного самца – самого крепкого и сильного в окрестностях. Самец при этом, похоже, инициативы не проявляет.

Четвертое основание для брачного союза – совместная забота о потомстве. Здесь все зависит от способности обоих полов с одинаковой легкостью выполнять родительский долг – или, по крайней мере, организовать такое разделение труда, при котором один родитель заботится о детенышах, а второй добывает пищу, чтобы прокормить мать и детей. Первый вариант обычно наблюдается у птиц (именно поэтому около 85 % всех видов птиц моногамны), но это возможно лишь потому, что процесс выкармливания и воспитания у них, по существу, гендерно нейтрален. В выведении потомства у птиц имеется два ключевых этапа: сперва насиживание и защита кладки от разорителей гнезд, а затем – доставка корма благополучно вылупившимся птенцам. У млекопитающих стадии насиживания соответствует внутриутробное вынашивание (а заниматься этим может только самка), а второй этап представляет собой лактацию (опять-таки молоко вырабатывается только у самки). Иными словами, в обоих случаях самцы млекопитающих (включая человека) оказываются не у дел. Правда, второй этап еще оставляет какой-то шанс самцам, что можно наблюдать у очень небольшого количества млекопитающих. Самый яркий пример – семейство собачьих (куда, помимо собак, входят волки, лисицы, койоты и шакалы). Все без исключения представители семейства абсолютно моногамны, что для млекопитающих просто уникально. А причина в том, что самец способен прокормить и самку, и щенков, принося в логово полупереваренное мясо, пока самка заботится о многочисленном выводке. После удачной охоты самец, как обычно, съедает мясо, а потом в желудке несет его в свое логово. Там он отрыгивает содержимое желудка, чтобы его могли съесть сука со щенками. Наполовину переваренное мясо служит отличной пищей для подросших щенков. Конечно, для травоядных такое невозможно: зелень, съеденная «по второму разу», совсем не так питательна, как полупереваренное мясо.