Американец - Лесли Уоллер

— Думаете? — высоко подняв брови, переспросил Рафферти и подмигнул Палмеру. — Остерегайся девушек, Вуди, которые говорят «думаю». Она имеет в виду «я знаю, но не хочу, чтобы вы подумали, будто я перед вами рисуюсь». Как бы там ни было, но именно здесь приносили клятву многие императоры Священной Римской империи. — Он снова повернулся к Элеоноре. — Интересно, что такая умная девушка делает в дыре вроде ЮБТК?

Она слегка нахмурилась.

— Дыре?

— Полковник, непонятно почему, хочет опорочить наше финансовое заведение. Бросить тень на его безукоризненную репутацию, — заметил Палмер. — Термин «дыра» в наших кругах означает что-то нечистоплотное. — Он бросил пристальный взгляд на Рафферти, лицо которого приняло бесстрастный вид и даже явно помрачнело. — Если ты, конечно, не шутишь, а на самом деле имеешь это в виду.

Полковник рассеянно покачал головой, будто думал уже о чем-то совсем другом, куда более серьезном. Затем отмахнулся и, как ни в чем не бывало, сказал:

— Да ладно тебе, Вуди. У нас впереди веселый ужин.

— Мне уже весело.

Рафферти бросил на него изучающий взгляд, пожал плечами.

— Что ж, тогда все в порядке… Тем более что мы уже приехали.

Такси остановилось у по-настоящему древнего каменного здания, и полковник жестом пригласил их следовать за ним. Они миновали длинный холл, несколько раз свернули по коридору, чуть спустились по ступенькам, которые, казалось, были вырублены прямо в скалистой породе. Следующий пролет, уже с бронзовыми перилами, вел еще дальше вниз. Оттуда уже доносились звуки мягкой музыки…

Вскоре все трое оказались в самом настоящем подвале с мощными полукруглыми арками, часть которых была вырублена из камня, остальные сделаны из цемента, покрытого декоративным розовато-желтым гипсом. В неровных боковых стенах были прорублены неглубокие ниши, в которых стояли резные позолоченные фигурки древних богов. В одну из стен была врезана гигантская бочка.

Метрдотель, не устававший чуть ли не через слово почтительно произносить «Herr Oberst,[49] Herr Oberst», привел их к удобному столику в самом дальнем конце зала, откуда можно было видеть другой зал, только еще на уровень ниже.

— Сколько он уже здесь, Джек? — спросил Палмер.

— С 1654 года, — с готовностью ответил вместо него метрдотель, искренне полагая, что вопрос был задан именно ему. И, чуть подождав, продолжил: — А вон то, — и ткнул рукой в сторону гигантской цистерны, — знаменитая бочка Брюкенкеллера. Знаете, в нее входит не меньше чем пять тысяч галлонов.

Заметив, как трое музыкантов открыли дверь сбоку бочки и вошли внутрь, Палмер не без легкой иронии произнес:

— А теперь в нее входит по меньшей мере трое музыкантов.

Метрдотель непонимающе заморгал глазами.

— Простите, сэр?

Рафферти небрежно взмахнул рукой, будто отбрасывая что-то совсем ненужное.

— Ладно, проехали. Лучше принесите нам холодную, очень холодную бутылку «Граахер Домпробст» 64 года.

— Jawohl, Herr Oberst.[50]

— И до тех пор, пока я не услышу от вас мучительные вопли голода, — чуть ли не торжественно объявил Рафферти, поворачиваясь сначала к девушке, а пото́м к Вудсу, — позвольте мне самому делать наш заказ. Пить мы будем белое вино. Когда-то я знавал одного человека, который мог пить виски, запивая его красным вином, но он был законченным мазохистом и долго в этих краях не продержался.

— Ладно, бог с тобой, заказывай, — согласился Палмер.

— Прекрасно. — Он повернулся к метрдотелю. — Что ж, поскольку сегодня с деньгами, похоже, нет вопросов, можете начинать охлаждать две бутылки «Велнер Зонненур» 59 года и для начала принесите нам закусок. Только что-нибудь легкое, пожалуйста.

— Ganz richtig, Herr Oberst. Augenblicklich.[51] — Метрдотель, шевеля губами, лихорадочно записал все в свой маленький блокнот. — Официант принесет ваш заказ сразу же, как только вы дадите ему сигнал, Herr Oberst.

— Sehr gut.[52]

— Вам нужны музыканты, Herr Oberst?

— Да, естественно. — Рафферти жестом отпустил его, и метрдотель, слегка поклонившись, тут же удалился.

У Палмера было отчетливое ощущение, что здесь хорошо знали не только самого Джека Рафферти, но и его гастрономические пристрастия, желание всегда обедать под музыку. Поэтому практически сразу же после того, как им принесли «Граахер Домпробст», в зале появилось трио музыкантов — гитара, аккордеон и скрипка, которые для начала, видимо, специально для Рафферти сыграли известную композицию «На западной, на восточной стороне». Полковник, довольно улыбаясь, подпевал гитаристу. Когда они закончили, он громко объявил:

— Этот джентльмен из Чикаго.

Гитарист кивнул ему, и они начали исполнять мелодию с одноименным названием, но уже со словами. Палмер улыбнулся и сделал глоток охлажденного сухого вина. Бросив мимолетный взгляд на Элеонору, он заметил, что она смотрит на него со снисходительным видом. «Наверное, считает, что я получаю огромное удовольствие оттого, что лично для меня исполняют „Чикаго“», — подумал он.

«Я видел город, — пел гитарист. — Город моей жизни. Я видел, как мужчина танцует со своей любимой женщиной в Чикаго. Чикаго, Чикаго, Чикаго…»

Когда песня закончилась, Палмер громко зааплодировал, а затем сразу же объявил:

— А вот эта юная леди из Парижа.

Трио начало играть знаменитую песню Эллы Фитцджералд «Париж весною» еще до того, как Палмер успел договорить. Ему, признаться, эта игра начинала нравиться. Как только музыканты закончили эту мелодию, он поднял вверх один палец.

— Но ее долгое время там не было…

И трио немедленно заиграло «Последний раз, когда я была в Париже». Рафферти глубокомысленно кивнул.

— Да, ты схватываешь все на лету, Вуди-малыш. — И подмигнул гитаристу. — Он родился в Чикаго, но теперь живет в Нью-Йорке.

Музыкант покачал головой.

— Проклятый город. — И дал сигнал группе играть песню Бернстайна «Оторвемся в городе на всю катушку». Когда они закончили исполнение, Рафферти обратился к гитаристу:

— Возвращайтесь с «Fleisch und Kartoffeln»,[53] хорошо?

— Хорошо, — ответил ему гитарист, уводя свою группу.

Палмер обратил внимание, что они уже заканчивают вторую бутылку «Домпробста».

— Вино на самом деле просто великолепно, — заметила Элеонора.

Часом позже, когда Вудс потягивал уже сладкое густое вино, до него донеслись отдаленные звуки того же самого трио, исполнявшего вальсы Штрауса где-то в другом зале погреба. Да, белые немецкие вина он явно переносит намного легче, чем белые французские. Особенно то, которое ему пришлось пить в Компьене. Хотя, с другой стороны, если бы он тогда вечером не отключился, то, возможно, ничего бы вообще не было. Не было бы Элеоноры, не было бы ее ласковых губ, не было бы тепла ее тела…

Он бросил на нее долгий взгляд. Полный любви, благодарности и… страстного желания. Хотя она всего этого не видела, поскольку на полном серьезе обсуждала с Рафферти вопрос о том, кто убил Кеннеди. Палмер невольно скривил лицо. Его всегда раздражало, когда вот такие вещи портили ему настроение. Они лишали его прекрасного ощущения душевного равновесия, которое ему очень хотелось сохранять как можно дольше.

— …Ни один из этих параноиков, которые видят заговоры под каждым кустом, — назидательным тоном говорил ей Рафферти. — И я первый готов признать, насколько странным все это выглядит со стороны, особенно для тех, кто совсем не понимает Америку. То есть, я хочу сказать, если бы эти двое убийц не были частью заговора, это означало бы, что в мире не осталось никакой логики, так ведь? А вот я, моя девочка, всегда утверждал и продолжаю утверждать: никакого заговора не было! Есть только печальный, весьма печальный факт, что вокруг нас полно сумасшедших, вроде Ли Освальда и Сирхана… Вижу, вы не верите мне. — Он обиженно покачал головой. — Да и с чего бы, я вас понимаю. Какого дьявола кто-то должен верить тому, что мы им говорим?

— Ну а почему тогда никому из безумцев так и не пришло в голову убить вашего президента Джонсона? Или, скажем, Никсона? — возразила ему Элеонора.

Рафферти пожал плечами.

— Я же говорил, ты не поверишь. Не поверишь, даже если я скажу, что они рисковали точно так же, как и Кеннеди. Этот дамоклов меч висит над каждым из них. Все дело в этой чертовой демократии. Поколение за поколением кормят одной и той же ложью, будто бы все люди равны, — что, само собой разумеется, совсем не так, — и рано или поздно какой-нибудь недоделанный психопат начинает думать, что он такой же, как президент Соединенных Штатов, и что он просто обязан доказать это делом. Еще бы, ведь об этом ему с утра до ночи твердили родители, учителя в школе…

Девушка резко откинулась назад, как будто ее ударили по лицу.

— Нет, этого просто не может быть!