Восхождение богов (СИ) - Пар Даша Игоревна "Vilone"

— Нет, я должна быть со своей семьёй, — отстранённо заявила Сэл. — Но, прежде чем я уйду, мне нужно поговорить с Ником.

— Этому не бывать, — легко пропела Мора, зло поглядывая на нас с Селестой. — Вам, голубкам, не стоит оставаться наедине. А то займётесь всякими шалостями. Начнёте переплетать заговоры, строить планы против меня. Уходи, пока я добрая. У меня сегодня хорошее настроение.

В тот же миг от стенки отделилась Туула и подошла к эльфийке сзади, обвивая за талию и что-то шепча на ухо. Она нежно прикусила мочку, и Ник заметил тонкую серебристую нить, опустившуюся между открытых грудей костюма Моры. Женщина вздохнула глубоко и приоткрыла рот, её глаза заволокло тонким туманом, и она расслабилась, будто отпуская невидимую пружинку.

— Хорошо… пусть поговорят…

И, больше не обращая на них внимание, Мора развернулась к Тууле, заговорщически подмигнувшей Нику, и впилась в её губы, увлекая за пределы шатра.

— Тебе не кажется, что Мора двигается как марионетка Туулы? — задумчиво протянул Ник.

— Да уж, быстро становится ясно, кто из них главная, — кивнула Селеста, а потом предложила сесть за столик.

Ник, изрядно оголодав за прошедшие дни и скудные приёмы пищи, с удовольствием накинулся на еду, и какое-то время только слушал краткий пересказ слов Туулы и Моры, не забывая вставлять комментарии и добавлять то, что знал сам.

— Ты всё ещё видишь воспоминания Клэрии? — поинтересовался он, закончив с трапезой.

Сэл невразумительно пожала плечами. Кажется, она уже не особо радовалась своей связи со святой Клэрией.

— А ты выполнил приказ Ктуула? — задала встречный вопрос девушка, одеревенев как статуэтка.

Было непривычно вот так просто говорить с ней. Быть физически близко. Смотреть на неё прямо. Слушать глубокий, почти грудной голос девушки. Он чувствовал себя равным ей. Видел, как во многом их мысли схожи. Как быстро она научилась вскрывать двойное, а то и тройное дно интриг старых богов. Это было до странного приятно — говорить с ней открыто, не строя никаких планов. Как если бы он отпустил себя, больше не притворяясь кем-то другим.

— Эти игры когда-нибудь закончатся или нет? — усмехнулся Ник, разливая изумительно-красное вино по бокалам. — Что он потребовал от тебя?

Девушка вновь уклонилась от прямого ответа, лишь сообщив, что игра Ктуула глубже, чем они думают. Посмотрев на свет потолочных фонарей через стекло бокала, она пригубила вино, медленно проговорив:

— Ему нравится смотреть, как другие страдают. Не стоит в этом подыгрывать.

Никлос тотчас сменил тему:

— Я видел Арта. Он ждёт тебя. Они все тебя ждут. У эльфов есть план, как оставить Ктуула в дураках. И я прошу тебя, даже если он тебе не понравится, — сделай это. Позволь им спасти тебя.

— Меня? О! Ник, я сейчас ни для кого не представляю особого интереса. Моя ценность есть только в твоих глазах.

Поднявшись с места, Ник поднял и Селесту, беря её за руки и поднося их к сердцу. Столько цинизма, жёлчи и какого-то невыразимого равнодушия сосредоточилось в ней. Казалось, что она полностью утратила желание бороться за себя и теперь с берега реки наблюдала за сражениями других, признав свою уязвимость и слабость.

— Разве об этом я говорил тебе? Разве так я представлял твою борьбу? — говоря мысли вслух, он заметил, как по её лицу прошла волна недовольства от того, как легко он угадал её настроение. — Селеста Каргат, ты действительно считаешь себя настолько слабой, что готова отречься от себя самой? Помнится, что даже в самый тёмный день, ты не сдалась. Помнишь? Ты могла убежать, но предпочла вызвать книгу и заключить со мной неравную сделку. Помнишь? Ты усмирила океан. Ты бросила вызов самому Ктуулу! Не было и дня, чтобы ты не пыталась защитить то, что тебе дорого. И вот такая пассивность! Почему?..

Селеста могла сказать ему, что она устала, что больше не в силах бороться с ветряными мельницами, но это было неправдой. Гораздо больше она устала быть бессильной. Но цена силы слишком высока и она боялась, что осмелится вернуть себе ариус не из-за Ктуула. А из-за того, что сама желала возвращения этой силы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ник, я поступлю так, как считаю нужным, — твёрдо произнесла она, перехватывая его руки и прижимая уже к своему сердцу. — После всего, через что мы прошли, ты должен принять мою истину. Ты был для меня личным дьяволом. Властелином кошмаров и жутких сновидений. Помнишь сон, где я падала в пропасть, убегая от тебя? Он исполнился — я умерла. Сейчас ты видишь во мне отголоски той потери. Я не сдалась, просто больше не могу быть оптимисткой. Что-то умерло во мне за этот год. Детская наивность может быть…

Ник обхватил её лицо и притянул к себе:

— Это наша последняя встреча, Сэл. Я подозреваю, что мы больше никогда не увидимся. Позволь поцеловать тебя и забрать эту боль. Позволь себе забыть обо всём и вернуться в то время, когда ты была счастлива.

Селеста прикусила нижнюю губу. Её глаза потемнели и в них ничего нельзя было прочесть. А потом она привстала на мысочки и очень осторожно коснулась его губ. Совсем мимолётно, застыв в нерешительности, удерживая себя от того, чтобы двинуться дальше.

Никлос не торопил. Он обхватил её за плечи, но более ничего не позволил себе, ощущая, какая осторожная птица застыла в его объятиях.

И тогда она раскрылась, закрывая глаза и увлекаясь в то запретное чувство, что посещало почти каждый её сон. Она приказала себе не думать ни о чём, кроме его рук, его дыхания, объятий, того, как деликатно он притягивает её к себе, опускаясь на стол и сбивая с него бокалы с вином и вазы с фруктами. В шатре разлился пряный винный аромат и точно такой же ощущался на языке, дурманя и без того дурную голову.

Они исследовали друг друга, как в первый раз, будто до этого никогда не были вместе. Будто прежде им не доводилось никого целовать с такой сдержанностью и чувствительностью, что одно неловкое движение разобьёт стеклянные сердца и их птицы навеки улетят свободными в небеса.

Да. Всего один поцелуй. Но как много он им сказал о них самих.

Глава 18. Подрезанные крылья

Селеста

После прощального разговора с Ником, губы горели огнём. После поцелуя я была готова возненавидеть себя за то, что почувствовала в тот момент. Почему жизнь не может быть простой и понятной? Почему я чувствую то, что чувствую и разваливаюсь на две одинаково кричащие половники? Что за треклятая двойственность?!

На выходе из шатра меня поймала Туула, она улыбалась, говоря:

— Нет крепче пут, чем те, что мы сами вокруг себя плетём.

Я промолчала и всю дорогу до леса её слова звучали в ушах, снова и снова, а щёки пылали огнём. Я была не готова увидеть на опушке Арта. Была не готова сказать ему, что я грязная, что после всего, у меня есть чувства к Никлосу. Это разрывало изнутри.

Но вот, падая в его объятия, забываю обо всем, вновь вдыхая родной запах. Вновь успокаиваясь от того, что он рядом. Чувствую себя ребёнком под защитой, когда я с ним. Никаких тревог, никаких бед, только он, а всё прочее остаётся за бортом.

Кажется, мы о чём-то говорили, пока углублялись в лес, а я исподволь наблюдала за ним, пытаясь восполнить эмоциями забранные воспоминания. Как сказать Артану, что не помню ночь нашей встречи? Не помню свадьбу, не помню наш первый и последние разы… Сердцем не помню такие важные мелочи, отчего другие кажутся зыбким, ненастоящим сном и только разум напоминает, что между нами — всё взаправду и по-настоящему. Истинная любовь.

— Томар забрал меня прямо из пещеры Шэ. Он убил бога, а потом переместил нас к Ктуулу. Я понятия не имела — живы вы или нет. Только верила. Отчасти этому способствовал сам колдун — он знал, что его дочь жива.

Артан моментально вспыхнул и со злости ударил кулаком по дереву, отчего то жалобно заскрипело. Он как тучка, взъярившаяся на тревоживший её ветер, из глаз того и гляди посыплются искры.

— Даже жаль, что он так быстро умер. За его предательство… — Арт скрипнул зубами, отводя взгляд.