Восхождение богов (СИ) - Пар Даша Игоревна "Vilone"

Я уже привыкла, что он предпочитает гасить свои порывы, оставаясь со мной невозмутимым. От этого дни, когда ссорились, горели ярче.

— Не кори себя. Никто не мог догадаться. Томар был последователем Ктуула задолго до поступления на службу к Каргам. Такую древнюю пиявку ещё поискать, — от моих слов Арт поморщился, но сдержался.

— Мы не знали, где ты. Столичная Селеста не могла быть тобой, поэтому считали, что Ктуул где-то удерживает тебя. И искали, но это как иголку в стоге сена, а сейчас таких иголок — целый стог.

Криво усмехнувшись, я кивнула. Бесконечный хаос и вольница для тех, кто слишком долго сидел на цепи. Стоило ожидать, что Каргатское королевство без возницы бросится вскачь.

— Мы выбрались благодаря Амалии. Того, что она сделала.

Артан решился докончить рассказ только когда приблизились к обитаемой части леса, удалившись от яркости странной осени и дойдя до немногих оставшихся зелёных листьев. За нашу прогулку я успела рассказать всё, что со мной приключилось, что успела узнать и увидеть. За исключением ряда вещей, о которых пока не могла говорить. Просто не могла.

— Она здесь? Не терпится её увидеть! — воодушевилась я, заметив лица людей возле небольшой уличной веранды, окружённой водопадами и разноцветными фонтанами.

Показалось, что услышала смех сестры и среди деревьев мелькнули рыжие завитки волос Анки. Всем сердцем устремилась туда, когда Арт схватил за локоть и придержал, приблизив к себе. Его глаза — пугающие грозовые тучи, а голос сух до отвращения.

— Амалия приняла в себя Шэ. Томар уничтожил носителя ножом, разрезавшим связь бога с его детьми. Именно его боль от возвращения жара лавы пробудила дремлющий вулкан и чуть не погубила нас всех. Колдунья стала его носительницей. И являясь первой… она почти сгорела, отдав всю себя.

Я нахмурилась. Перед глазами стояло лицо Кукулейко. Он был носителем, но личность сохранил. Вспомнила Лейкуку, мальчишку, перенявшим эстафету. Он также оставался собой. Шэ забирал часть, но не поглощал личность.

Видя, что не понимаю, Арт объяснил:

— Её здесь нет, Сэл. Шэ в её обличии находится где-то далеко, он увёл выживших людей на поиски нового безопасного места.

Мой драгоценный муж, осторожно проведя ладонью по моему вспотевшему лбу, смахивая морщинки печали, добавил:

— Мы её не увидим. Если Шэ покинет её тело, она мигом состарится и умрёт. Шаманизм черпает силу изнутри, а не снаружи. Амалия пожертвовала жизнью, чтобы спасти нас.

Я смогла только глубоко вздохнуть, вбирая столько воздуха, что закружилась голова. Впереди раздались знакомые голоса, кто-то набросился на меня, сжимая в крепких объятиях, а я всё никак не могла выдохнуть, неотрывно глядя на Арта, который повторял едва слышно: «Не забывай дышать, Сэлли. Милая моя, держись».

Родной голос что-то восторженно говорил на ухо, а я вздохнула ещё глубже, задерживая слёзы и кривя губы в ненатуральной улыбке.

— Кали, не сжимая мои рёбра так сильно — сломаешь же! — настужено звонким голосом восклицаю сестре, и она отпускает меня.

Как же давно я не видела её! Не видела свет в глазах малышки Кали, моей сестры-близнеца. Мы совсем разные, а ведь когда-то были почти одним целым.

Я отмечаю, что она не изменилась, что Калиста по-прежнему держится поистине с королевским достоинством и сдержанностью. Что она всегда подле своего мужа Деяна, который кивает мне как выживший выжившему. Чуть в отдалении стоят Анка и Се́дов, меня настораживает незримая схожесть ауры вокруг них, будто они теперь из одного теста слеплены и Арт шепчет: «Потом объясню».

Меня вышло встретить так много знакомых и незнакомых лиц, что глаза разбегаются от попытки ухватить каждого и каждому отдать должное. Гадельеры, Винцели, Барбские, даже Паули оказалась среди гостей эльфов и это отозвалось смутной тревогой, когда осознала, как много близких людей оказалось в лесах, подвергаемых атаке Моры.

И, наконец, я увидела маму. Она стояла чуть в сторонке, будто не смея подойти, а я со всех ног устремляюсь к ней, влезая в объятия и жмурясь изо всех сил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мамочка, — шепчу, но так, чтобы слышала лишь она.

Как же мне было одиноко, если могла думать только о возвращении домой, в эту тихую гавань из рук, уткнувшись в шею, вдыхая медовый запах с примесью вереска и льна. Будто камень с души пал, освобождая птицу. Ранимость удерживала от того, чтобы взглянуть в материнские глаза и прочить всё невысказанное, наболевшее, накипевшее за эти месяцы.

— Я больше никогда тебя никуда не отпущу, слышишь? Ох, да провалилось бы это проклятое равновесие! Если бы я знала, если бы только знала, что случится, то сама бы заперла бы в этих лесах, чтобы и духу твоего рядом с этим монстром не было! — причитала мать, раскачивая меня как младенца на своих руках.

Это заставило дёрнуться и осторожно высвободиться. Да, её серые глаза полны родительской тревоги и затаённой грусти. Она выстрадала эти месяцы, похудев, избавившись от лёгкой полноты. И это в месяцы кормления грудью!

— Я слышала, у меня родился братик? — осторожно спрашиваю, робко улыбаясь.

Мать вздрогнула, чуть нахмурив тонкие брови. Она судорожно перевела взгляд за мою спину и чуть заискивающим тоном ответила:

— Да, мы его назвали Кирст. Он родился чуть раньше срока, но такой здоровенький, крикливый, настоящий богатырь!

— А где он? Я хотела бы его увидеть.

И тотчас на поляну будто вуаль тишины накинули. Смолки голоса позади, люди и драконы разошлись в стороны, образовывая круг и коридор, по которому идёт Райли, давнишний друг Артана в роскошном, белом одеянии. Немолодой эльф выглядит пугающе древним, отстранённым, как если бы его соткали из звёзд и лишь на время вместили в человеческую оболочку. Я замечаю, какими робкими взглядами провожают его мои близкие, как они клонят головы, шепча слова приветствия и благодарности.

Он держится с достоинством королей, хоть на его голове и не было венца. И даже без регалий власти, я понимаю, что он занял место Феликса, возглавив оставшихся в живых старейшин.

Остановившись на расстоянии в несколько метров, он поднял руки, призывая людей к молчанию, а потом обратился ко мне с какой-то глупой неловкостью, как если бы я была несмышлёным ребёнком:

— Простите, кэрра Селеста, но вы не увидите младенца в эти дни. Ваше присутствие рядом с ним — нежелательно.

Я собралась возразить, как мать с силой сжимает мою ладонь, знаком велев молчать.

— Друзья, давайте на время оставим белокрылую драконицу с её родными. Она проделала долгий путь, ей нужен отдых, — обратился Райли к остальным и люди, без всякого возражения, даже не взглянув на меня, — ушли.

Пытаясь обратиться к матери, чувствую, как Арт аккуратно извлекает меня из её объятий, шепча на ухо, что скоро всё объяснит. По глазам Алисты видно, как она сдерживает себя, чтобы не сказать нечто очень важное. Нечто, способное в очередной раз разбить мне сердце.

Муж уводит в сторону малого дворца, и я нутром чувствую, что дальше последует нечто крайне мне неприятное. Это читалось во взглядах людей. Читалось в том, каким тоном обращался ко мне новый старейшина. Будто я не среди своих. Будто меня избегают, как если бы я была опасна.

Странным было и место, куда привёл Арт. Я ожидала увидеть наши покои, но вместо этого оказалась в небольшой комнате с закрытой нишей, где журчал водопад вместо душа и располагались остальные удобства, чтобы привести себя в порядок после долгой дороги.

Послав мужа за едой, я наскоро ополоснулась, сменила неприятный наряд на простое серое платье, лежавшее на кровати, и обработала раны на лице, отмечая, как сильно опухли губы. Лёгкий румянец окрасил щёки, когда вспомнила, чем занималась несколько часов назад. Этот стыд я заслужила.

Ожидая Арта, с удивлением обнаружила, что в комнате спрятана входная дверь. Она сливалась со стеной, и я не смогла запустить скрытый механизм, а значит, она открывается только снаружи. Окна же были плотно увиты толстыми лианами, что со стороны напоминали решётку, которую не разрезать, не распилить. И чем больше ходила по комнате, тем чётче ощущала, как сильно это место напоминает тюремную камеру. С удобствами, с мягкой кроватью и в приятных, тёплых тонах. Но это клетка. Новая клетка, в которую меня посадили те, кого считала друзьями.