Надломленные. Хроники пикирующей Цивилизации - Кирилл Ляпунов

спросила супруга.

– Нет, они не в счет, – не моргнув глазом ответил Аркадий. – Бабы, как вы изволите выражаться, дражайшая моя жена, появляются в более-менее сознательном возрасте, а я говорю о детстве, когда привязанности возникают на инстинктивном уровне, лишенном чувственности. Связи, заложенные до пубертата, если можно так выразиться, становятся частью ДНК. А чувства имеют свойства испаряться.

– Даже ко мне? – Глаза жены опасно сверкнули.

– Ну что ты, солнышко. Мои чувства к тебе с каждым годом только набирают обороты.

Чтобы проиллюстрировать свое утверждение, Кузнецов лег на кровать рядом с женой и нежно поцеловал ее в губы.

– К тому же нас связывает не только какая-нибудь банальная страстишка, принимаемая многими за любовь, а ее настоящий вариант, проверенный годами и укрепленный двумя детьми. И каждую секунду я открываю в своем чувстве к тебе все новые и новые грани. Мне кажется, что теперь я люблю тебя значительно объемнее, чем это было в начале наших отношений. – И он опять поцеловал разомлевшую Ирочку. – Почему это ты решила поревновать?

– Что-то накатило. Извини. Просто вдруг представила себе, что ты, может быть, любишь до сих пор какую-нибудь страшную телку, к которой воспылал страстью в девятом классе.

– Фи. Зачем так низко обо мне думать. К тому же я и себя-то не помню в этом возрасте.

– Колю же помнишь.

– Так мы были не разлей вода с первого класса. Больше чем братья. Такое забыть невозможно. И да, мы с ним почти не общались последнее время. Но я всегда знал, что он где-то рядом. И если вдруг у меня произойдет нечто, что потребует его вмешательства, Коля тут же появится рядом. Чего бы это ему ни стоило. А теперь я знаю, что все. Теперь это невозможно. Его нет. И вместе с ним как будто ушла часть и меня самого.

– Прости, солнышко, что набросилась на тебя. – Ирочка обняла Кузнецова и вернула ему сразу три поцелуя. – Ты голодный?

– Как волк. У Тани поесть не удалось. В пробке тоже. Да и днем, если честно, был так подавлен, что пришлось перебиваться шаурмой.

– Что?! Вот за это сейчас получишь.

– Ладно тебе.

– Не ладно. Шаурма твоя – настоящая отрава!

– Что ты понимаешь в колбасных обрезках?

– Фу, не люблю, когда ты так шутишь.

– Прости. Не сдержался. Я сегодня не в форме.

– Ну что ты! Я люблю тебя в любых проявлениях. Пойдем покормлю.

– С удовольствием. А что у нас сегодня?

– Лазанья пойдет?

– С превеликим удовольствием!

Они прошли на кухню. По пути в их процессию вклинилась собака, считавшая своим долгом сопровождать хозяев, куда бы они ни пошли. Преданное существо развалилось у батареи, всем своим видом демонстрируя покой и умиротворение. Ира встала у плиты. Кузнецов сел за стол и положил ноги на стул напротив. Большую иллюминацию решили не включать, оставшись в полутьме. «Дом, милый дом», – подумал психолог.

– Так что решили-то с похоронами?

– Сосо почти все на себя взял. Я обещал помочь с отпеванием.

– А ты-то здесь каким боком?

– Отец Серафим…

– А, да, все время забываю. Ты ему рассказал?

– Ага. Он сегодня как раз приходил. Обещал, что все сделает по высшему разряду. И еще я обещал Василию Сергеевичу набрать, чтобы с захоронением помогли.

– Кто это?

– Один товарищ в администрации Ваганьковского.

– Не перестаю удивляться разнонаправленности твоих знакомств.

– Это верно. Я всем нужен. Хотя про него я тебе рассказывал. Правда, давненько это было. Лет пять назад.

– Что с ним-то было не так? Профессия тяготила? Похороны надоели?

– Не угадала, моя проницательная. Реабилитация после запоев.

– Бедняга. Непростая у него работа. Кстати, выпивать будешь?

– Если только слегка. Достань вина, пожалуйста.

Ира поставила перед мужем тарелку с лазаньей и бокал красного вина.

– Еще чего-нибудь?

– Нет, вполне достаточно. Спасибо, солнышко.

– Пожалуйста. – Себе она налила чай. – С твоей частью программы все понятно, а что Сосо?

– Он даст денег на решение вопросов с местом на кладбище и оплатит поминки.

– У Татьяны денег совсем нет?

– Технически нет. Все на счетах у Коли. Пока она вступит в наследство, пока то-се. В общем, сейчас она пустая, как коробка из-под конфет после детского утренника.

– Ну да. Надо помочь.

– Вот мы и взялись. Она совсем беспомощная. А Колю надо похоронить по-человечески. Возможно, он был не идеальным другом, но он один из нас.

– Конечно, малыш. Все правильно делаете.

– Надеюсь. Ты сама-то как? Что сегодня было?

– Да что мне будет-то? Все хорошо. Размеренно. В жизни домохозяйки есть главное преимущество – спокойствие. Ну так, иногда легкие блики на воде.

– Что-то мне кажется, что моя красавица слегка прибедняется. А как же штормы родительских собраний? Вулканы подготовки к тестам?

– Издеваешься надо мной?

– Ну что ты, любовь моя, и в мыслях не имел. Я очень ценю все, что ты делаешь. Даже не представляешь насколько. Может быть, не очень умею это показывать, но я безмерно тебе благодарен за то, что ты есть и как ты ежедневно сохраняешь наш дом, воспитываешь наших детей, пока я зарабатываю деньги. И потом, я так тебя люблю, что даже представить себе не могу, как можно над тобой издеваться. Ты же самый мой близкий человек!

– А как же мама?

– Не смеши меня. Ты отлично знаешь, какие у нас с ней отношения.

– Кстати, она звонила сегодня.

– Бедняга! Тебе снова пришлось слушать про ее боль и печаль.

– А вот над мамой ты издеваешься. Это нехорошо.

– Если только совсем чуть-чуть. Можешь не верить, но мне ее тоже жаль. Наверное, даже несколько больше, чем это можно было представить полгода назад. То, что произошло, за гранью добра и зла. Я бы врагу не пожелал такого расклада. Отец, конечно, подонок. Тут и говорить нечего. Но, к сожалению, она его к этому подтолкнула бесконечными скандалами, нытьем и неуважением. Последним даже больше всего. Она не видела в нем мужчины. А в период угасания либидо это худшее унижение. К сожалению, ей этого всего не скажешь. К тому же он принял совсем не лучшее решение, чтобы подлатать свою гордость. Поэтому формально она права.

– Ты жесток.

– Нисколько. Я говорю правду. И ничего, кроме правды.

– Нет, любимый, в тебе говорит озлобленность. Ты все никак не можешь простить ей детские обиды.

– Солнышко, кто из нас психолог?

– Конечно, ты. Но я джокер. Психолог для психолога. И так было всегда, ты же знаешь.

– Конечно, малыш.

– Поэтому – верь мне. Ты злишься на мамку. Как неразумный ребенок. Пора бы тебе ее простить.

– За что?

– За твою мнимо поруганную честь.

– Не преувеличивай.

– Нисколько. Даю тебе добрый совет.

Кузнецов решил, что