Исповедь старого дома - Лариса Райт

Хлопот она никогда не любила, всегда собиралась быстро и максимально просто. Наверное, эта черта была одной из немногих унаследованных ею от матери. Та (в отличие от дочери) много раз меняла адреса, пускаясь если не в авантюры, то в приключения, но делала это всегда налегке. Шубки, украшения, звания, медали и дочь кочевали с ней от одного мужа к другому, а остальное — дело наживное. Анна переезжала гораздо реже, но так же просто: чемодан, зубная щетка, паспорт — и вперед, к новым рубежам.

Рубежи перед Аней открылись с момента, как на телеэкраны страны вышли первые серии Мишиных творений. Ее называли открытием, будущей звездой, российской «рабыней Изаурой» и «Дикой Розой» в одном флаконе. Даже строгие критики попали в плен ее молодости, красоты и безыскусности и в рецензиях предпочитали не вспоминать о том, что сериалы — низкопробный жанр.

Аня была счастлива. Почти совсем счастлива. Если бы только не…

— Мама, у нас новый проект. Двести пятьдесят серий — полгода работы. И история интересная.

— Интересные истории у Чехова и Островского. И идут они в театре, а не в телевизоре.

— Зачем ты так?

— Просто хочу, чтобы ты понимала: здесь хвастаться нечем.

— Но меня узнают на улице. Просят автограф, говорят слова благодарности.

— Нука, это дешевая популярность. Да, миллионам интересно узнать, от кого родит и родит ли в конце концов твоя героиня, но ни у одного из них из-за этого не переворачивается душа. Думаешь, кто-то из них стал добрее, посмотрев на твое творчество? Кто-то заплакал, испугался, испереживался по-настоящему? Да, бывают развлекательные комедийные сериалы, неплохие, кстати. Но они преследуют другую цель: рассмешить. И они своей цели достигают. Твоя работа — драма, а драма должна затрагивать серьезные чувства. А не затрагивает, значит, это не пьеса, а всего лишь пародия. Так что ты, Нука, пародистка. Если хочешь посмотреть на настоящее мастерство, приходи ко мне в театр. Чем ломаться перед миллионами, лучше держать в настоящем напряжении пару тысяч человек, сидящих в зрительном зале. Вот так.

И вешала трубку. Всегда вешала первой, не спрашивая, как дела, не приглашая в гости, не интересуясь личным.

Аня и сама не знала, зачем продолжала регулярно звонить, зачем выслушивала все унижения и никогда не решалась первой закончить разговор. Она предпочитала считать, что делала это оттого, что мать есть мать, и лучше, когда она все-таки есть. «Худой мир лучше доброй ссоры» — эта народная мудрость стала девизом их отношений.

— Мама, я вышла замуж.

— Рановато, конечно, но, надеюсь, это того стоило. И кто он?

— Начинающий режиссер.

— Начинающий? Какая глупость! Ты дура, Нука!

— Почему?

— Потому что у начинающего режиссера два пути: либо он превращается в зрелого и успешного, либо очень быстро становится старым, пьяным неудачником. А сейчас он стоит на распутье, и ты зачем-то встала вместе с ним, хотя могла бы сразу пойти в нужную сторону.

— Но мне интересно пройти всю дорогу.

— Я же говорю, дура. Ладно, мне на репетицию надо. Ты отцу позвони. Может, он подкинет твоему режиссеру парочку серьезных операторских идей.

И все. Короткие гудки. И ни одного вопроса о том, где живешь, как живешь, и хватает ли тебе на хлеб, и не подкинуть ли на масло.

— Мама, мне нужен хороший психиатр.

— Нука, я выбираю платье для приема в Академии наук. Андрюша совершил какое-то очередное невероятное открытие, приезжают иностранцы с предложением о покупке. Нам светит «нобель», представляешь?

— Мама, я сказала, что мне нужен психиатр.

— Ах да… я поспрашиваю и перезвоню тебе, если не забуду.

Психиатра мать действительно нашла, и он даже помог свекрови: воспоминания о Леночке стали скорее светлыми, а не удручающими. Но об одном актриса Панкратова забыла — поинтересоваться, кому понадобился врач. А что, если собственной дочери? Хотя и на это «а что, если…» был у Ани готовый ответ: ничего.

— Мама, в субботу презентация нового сериала. В нем хорошие актеры снимались. Приходи, пожалуйста.

— Нука, суббота предназначена для отдыха, а не для походов на презентации. А хорошие актеры в сериалах снимаются от нужды, а не от охоты. У вас там они средства получают для физического существования, а душевную подпитку можно обрести только в театре. Ты бы хоть в антрепризу, что ли, устроилась. Знаешь, сейчас это становится популярным. Театр не репертуарный, график под тебя скроен… Хочешь, снимайся в своем ширпотребе, но и про настоящее искусство не забывай.

Мать высказывала мнение и швыряла трубку. А Аня терпела и слушала. И слушала отчасти из-за того, что понимала: мать права. Вершины творчества в сериале достичь невозможно. Да, качество ушло вперед и, скорее всего, будет идти и дальше. Да, отнюдь не все «мыльные оперы» следует относить к ширпотребу: и бюджет хороший, и историческая подлинность, и талантливые актерские работы. Талантливые, но не гениальные. И не потому, что актеры плохие, а потому что даже самый великолепный актер не может изо дня в день по десять-двенадцать часов играть, как в последний раз, отдавая всего себя без остатка. Так не то что съемочный период, смену не продержаться.

Слова матери не только ранили, но и подстегивали к действиям. После таких разговоров Аня вспоминала свои мечты и стремления, вновь ею овладевало отчаянное желание доказать гордой и самовлюбленной актрисе Панкратовой, получившей к тому времени звание народной артистки России и жалевшей о том, что развалился Союз («А то бы народную СССР дали»), что и она, Аня, ничуть не хуже.

Сначала Аня не стала отказываться от проб в один кинофильм, потом в другой. Затем попросила Михаила взять на ее роль кого-нибудь другого и уехала сниматься в настоящей, большой картине у известного режиссера. Роль получилась удачной, хвалебные отзывы не заставили себя ждать — и вскоре Аня стала обладательницей серьезных кинопремий.

Миша изображал радость и гордость, но не могла она не чувствовать и не понимать его зависти из-за того, что она занималась тем, чего он себя давно лишил.

Колесо вертелось безостановочно: производственная компания расширялась, запуская все новые и новые проекты, из маленькой группы энтузиастов вырос настоящий медиахолдинг, владеющий каналами, радиостанциями и несколькими популярными журналами. Сериалы отошли на второй план, на первом оказались планы, контракты и инвестиции. В голове у Михаила теперь не крутились сценарии, а беспрерывно работал калькулятор. Материальная сторона стала важнее творческой, а собственный статус — главнее желаний ближнего.

Аня же попала сразу в три антрепризы и со съемок уезжала на гастроли, забегая домой лишь для того, чтобы поменять вещи в чемодане. Чего им не хватило: опыта ли, терпения, желания удержать и сохранить — сложно сказать, но, так или иначе, отношения катились в пропасть.

— Миш, — звонила она из Пятигорска, — у нас третий день аншлаги.

— Поздравляю. — Голос скучный и утомленный.

— Ладно, я не за этим звоню. Я хотела спросить: может, приедешь? Здесь воздух такой чистый: прелесть просто. Тебе ведь отдохнуть надо. Погуляли бы, подышали. Представляешь, здесь ведь тот самый Провал, в который Гомиашвили билеты продавал.

— Да провалился бы этот Провал! У меня сроки горят, а ты «погуляем»!

Случалось и наоборот:

— Ань, у меня пауза образовалась. Давай прилечу.

— Да нет, Миш, не стоит. Режиссер ругаться будет, он этого не приветствует. Считает, что это отвлекает актера от работы.

— Иногда полезно отвлечься…

Но отвлекаться вместе не получалось: у Миши церемония ТЭФИ — у Ани гастроли. У нее «Кинотавр» — у него запуск проекта. У мужчины — презентация в шикарном отеле в центре Москвы, у женщины — съемки драматичной картины в каком-нибудь захолустье. А отвлечься хотелось.

Неважно, кто сдался первым. Но им стал Михаил. Отвлекся один раз, отвлекся другой. Аня знала — в творческой тусовке полным-полно длинных языков, да и фотографии его «отвлечений» не заставили себя ждать.

Она промолчала в первый раз, стерпела и во второй, а на третий вместо долгих и мучительных объяснений оставила только короткую записку:

«Яблоко от яблони… Не волнуйся: с ума не сойду. Ушла. Прощай. Аня».

Долгих сборов и шумных переездов она не любила. Поехала к матери. Появлением своим особых эмоций не вызвала. Пришла и пришла. Что есть, что нет — разницы нет. В общем, все, как обычно.

Академик к тому времени отошел в мир иной, оставив народной артистке и шикарную квартиру, и отличное пожизненное содержание в виде процентов, регулярно поступавших на счет (иностранцы прилично платили за научные открытия). На эти средства можно было по-прежнему содержать домработницу, покупать наряды и время от времени поправлять тронутые возрастом участки лица и тела. Душу, правда, скальпель исправить не мог: