Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Придется объясняться с Геннадием Андреевичем.
— Да, перед Боровым надо будет извиниться, а диск вернуть. Где он, кстати?
— Подозреваю, в сумочке, на спинке моего студийного кресла. Теперь уже, наверное, бывшего моего.
— Не сгущай краски, — неудачно шучу. — Ты же не эквилибристка. Для тебя один раз оступиться — не смертельно. Правда, по моим подсчетам, оступилась ты сегодня минимум дважды. Но скорее всего… — Внимательно изучаю Маришкино лицо. — Да, скорее, все-таки трижды. Я, конечно, не художник, но мало-мало в цветовых палитрах разбираюсь. По долгу службы. Простое сочетание оранжевого и синего такого эффекта не дает. Сначала оранжевый надо разбавить желтым.
— В смысле?
— Зависть, — говорю. — Помнишь, ты первая сказала, что у зависти цвет одуванчика? — Я улыбаюсь. — По-моему, удачное сравнение. Несчастный цветок, растет где попало, никто за ним не ухаживает, и никогда букет одуванчиков не купят за деньги. Из него плетут венки и готовят вино, а единственный близкий родственник женского пола непонятно кем ему доводится: матерью или мачехой. Как тут не позавидовать другим, нормальным цветам?
Но Маришку не вдохновляет моя ирония.
— Зависть к кому?! — спрашивает она, и по тону ее вопроса ясно, что Маришка сама прекрасно понимает к кому, только не хочет в этом признаться.
— К Фрайденталю, — объясняю очевидное.
— И перед ним извиняться?
Маришка поджимает губы, и мне приходится отвернуться: зрелище не для слабонервных. Будь я хоть трижды таксистом, самым взрывоопасным из бомбил, я бы такую пассажирку ночью в сторону кладбища не повез.
— Извини. — Маришка замечает мое состояние.
— Вот-вот. То же самое скажешь Максиму, только Не нзабудь: искренне! Хотя особой логики я в этом не вижу. Зависть вообще самый непонятный из грехов. Если подумать, ну что Фрайденталю твоя зависть? Хуже ему от нее не станет, хоть обзавидуйся, а вот тебе… На всякий случай попробуй и перед собой извиниться.
— О'кей, — вздыхает Маришка. — Попробую.
— Ну а с третьим цветом все ясно. Лжесвидетельство. Хотя нет, не все. Не вполне понятно, перед кем за него каяться: тем, кто был введен в заблуждение, или тем, кого оболгали… Знаешь что? На твоем месте я извинился бы перед обоими.
— Угу. — Узкие плечи опускаются, Маришка смиряется с неизбежным. — А по телефону можно?
— Нет. Не думаю. Придется лично.
— Но как я доберусь до работы — такая? — Маришка, скосив глаза, как что-то крайне неприятное, рассматривает свое отражение. — Еще одну пешую прогулку я не выдержу. Таксисты от меня шарахаются, хоть сто баксов показывай. Разве что слепой повезет, но на нем я сама не поеду.
— А на зрячем, но не очень трезвом? — спрашиваю. — Поедешь?
— Ну… — Маришка задумывается. — Смотря кого ты имеешь в виду.
— Пал Михалыча, естественно. Во-первых, он к нашим разукрашкам привык, во-вторых, всегда на колесах. Придумай пока, как из подъезда выйдешь.
— Может, паранджу надеть?
— Ага! — киваю, набирая одиннадцатизначный помер. — Некоторые, особо верные жены так и поступают.
Пятый гудок обрывается на середине.
— Па-аш! — тяну привычно.
Но, к моему удивлению, трубку снимает… хотя что там снимать?.. вынимает и раскладывает не Пашка.
— Приемная администратора, — сообщает приятный, но немного очумелый девичий голосок. — К сожалению, Александра Евгеньевича нет на месте, но вы можете…
— А Павел Михайлович, — перебиваю, — на месте?
— Ой! — вскрикивает оживший автоответчик. — Паша, тебя…
— Кто там? — хрипит Пашка.
— Соратник по парте, — бурчу.
— Сашка?
— Ну! — Ехидно интересуюсь: — Что, выспался? Ах, еще не ложился? Очень удачно! Слушай, твоя «БМВ»… Нормальное у меня произношение, себя послушай! Ладно, диктую по буквам: бульдозер, москвич, вольво… Да, да, три основных этапа технической эволюции. Короче, твоя тачка, которая с тонированными стеклами, на ходу? Ну, мало ли… Вдруг какая-нибудь трансмиссия полетит… Не обращай внимания, это я шучу. Настроение, говорю, хорошее. Слушай, а ты не мог бы, раз уж все равно не спишь…
— Будь проклята ревность, — сказал я или подумал вслух, но тихо, так, чтобы не услышала Маришка, прислонившаяся сзади к моему плечу. Мы стояли у окна в неосвещенной кухне, выглядывали Пашку; и по нашим одинаково темным силуэтам на стекле было не разобрать, кто тут грешен, а кто просто немного более везуч.
Я не проронил больше ни слова, хотя мог бы много чего добавить на эту тему.
Например, я мог бы сказать, что ревность — худшее из чувств. У человека множество пороков: здесь и зависть, и гнев, и — куда ж от него денешься! — чванство, но при всей своей губительности для души каждый из них может нести с собой маленький, но положительный побочный эффект. Зависть может оказаться хорошим стимулом, чтобы прыгнуть выше головы и стать лучше того, кому завидуешь. Ярость, как палку о двух концах, можно перенаправить на себя, даже внутрь себя, чтобы избавиться от чего-то, мешающего жить. Гордыня заставляет нас постоянно следить за собой и «держать марку». И только ревность не несет в себе ничего положительного — если, конечно, вы не страдаете… пардон, не наслаждаетесь душевным мазохизмом в запущенной форме. Ревность полностью негативна. Черна, как засвеченная фотопленка.
Далее я мог бы сообщить, что если бы меня лично усадили за составление уголовно-цветового кодекса, я выбрал бы ревность, это мучительное сомнение в верности близкого человека, худшим из грехов. И всех неисправимых ревнивцев перекрасил бы в радикально-черный цвет Не исключено, что нечто подобное подсознательно чувствовал еще Уильям Шекспир.
Она шепчет нам на ухо чудовищные подробности, рисует в воображении необычайно яркие сцены предполагаемых измен. И я безмерно благодарен греховедению доброго самаритянина уже за то, что оно в своей наглядности не оставит нам повода для беспочвенной, беспричинной ревности.
Ну, если не считать редких курьезов, подобных нынешнему… и вчерашнему. Да, пока что, увы, не таких уж редких. Но, я надеюсь, когда-нибудь мы привыкнем, натренируем глаз и научимся избегать забавных, а порой досадных недоразумений.
Так что я мог бы много чего добавить на эту тему, но не проронил больше ни слова. Только продышал на темном стекле полосу длиной в полметра и написал на ней пальцем — большими печатными буквами: «БУДЬ ПРОКЛЯТА РЕВНОСТЬ!» И плечом почувствовал, как Маришка кивнула.
А через несколько минут под окнами просигналила Пашкина «БМВ». Зеленая — как будто всю ночь изменяла своему хозяину с коллективом целого таксопарка.
Цвет первый
КРАСНЫЙ
В ночь с субботы на воскресенье мне снилось что-то странное, навеянное отчасти воспоминаниями и переживаниями последней недели, отчасти — предчувствиями наступающего дня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- ProМетро - Олег Овчинников - Научная Фантастика
- Что скрывает кожа. 2 квадратных метра, которые диктуют, как нам жить - Йаэль Адлер - Научная Фантастика
- Будущее проходит сейчас - Олег Овчинников - Научная Фантастика
- Все цвета радуги - Ли Бреккет - Научная Фантастика
- Все цвета радуги (Оракул Вселенной - 3) - Александр Соболь - Научная Фантастика
- 03-Выше радуги (Сборник) - Александр Абрамов - Научная Фантастика
- Антитезис - Андрей Имранов - Научная Фантастика
- Сезон охоты - Сергей Аваков - Научная Фантастика
- Звонок на небеса - Олег Овчинников - Научная Фантастика
- Товар месяца - Олег Овчинников - Научная Фантастика