Юнга (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Присаживайтесь на нары, господа хорошие, — радушно пригласил их унтер, снимая тяжелый стальной адриановский шлем и сырую плащ-палатку. — Вижу, что приморились, однако, порядок есть порядок. Рассказывайте, что вы за люди и откуда появились?

Выслушав объяснения взявшего на себя инициативу в общении стармеха, взводный унтер покрутил ус и взялся за трубку телефона. Сделав короткий доклад начальству и, видимо получив некие распоряжения, он, чуть виновато глянув на выбравшихся из леса окоченелых людей, которые только начали приходить в себя, приказал, — чай отменяется. Подъем. Сейчас пойдете с Филимоновым до нашего ротного командира. Тут не далече. Полверсты, быстро управитесь.

— Оружие-то верните, — пробурчал Ким, болезненно перенесший расставание со своей винтовкой.

— Обязательно, — хмыкнул унтер-офицер. — Но только совершеннолетним и тем, кому их благородие штабс-капитан Рыбников позволят.

— У меня на него разрешение есть, — насупился Витька.

— Это кто же тебе его выдал?

— Командир фрегата «Варяг» капитан первого ранга Матвеев, — вмешался Март.

— Вот флотским и будете их предъявлять. А пока что, ребятки, — жестко посмотрел на них взводный, — мотайте на ус. Никто ваши стрелялки не украдет. У нас такого добра у самих выше крыши. Однако, до прямого распоряжения начальства, никто из гражданских в нашем расположении вооруженным шляться не будет. А теперь шагом марш, куда велено, и не сметь пререкаться! Понятно?

— Понятно, дяденька, — включил подростка Вахрамеев. — Так мы пойдем?

Судя по всему, у русского командования не имелось достаточно сил, чтобы устроить сплошную линию фронта, а потому оборона, как и у японцев, осуществлялась с помощью ротных опорных пунктов, на один из которых и привели потерпевших крушение летчиков.

Помимо командовавшего им штабс-капитана Рыбникова, там оказался его субалтерн[50] — подпоручик Кивко и пара корейских офицеров, находившихся вместе со своими солдатами в оперативном подчинении русских.

На сей раз вышедших из окружения разделили и допрашивали по одному, причем пристроившийся на краешке стола писарь вел полноценный протокол, ловко выстукивая всеми пальцами по клавишам пишущей машинки.

Штабс-капитан особого интереса к «частникам» и тем более к подросткам не проявил, задумчиво сидел в отгороженном плащ-палатками закутке и беспрерывно курил одну за другой сигареты. Связавшись по телефону со штабом, Рыбников доложил о происшествии по инстанции и практически самоустранился, перевалив, не мудрствуя лукаво, все заботы на субалтерна.

— Олег Сергеевич, будьте любезны, составьте документы по форме. И вот еще что. Дайте им горячего чая, сахара и что там у нас из сухого пайка в запасе…

— После такого анабазиса под проливным дождем, — усмехнулся Кивко, — чаем не согреешься! Тут бы в самый раз чарку водки.

— От водки, мон шер, я бы и сам не отказался, — зябко потянулся ротный. — Впрочем, у фельдфебеля, кажется, была местная, как ее…

— Соджу?[51]

— Она самая. Гадость, конечно, неимоверная, но нашим гостям, полагаю, не до изысков. Распорядитесь моим именем.

— Слушаюсь, — козырнул подпоручик и резво взялся за допросы.

Особо он, впрочем, не налегал, понимая, что скоро приедут люди из контрразведки и заберут незваных гостей.

Благоразумно отказавшийся от корейской водки Март блаженно прихлебывал кипяток и, грызя поданные ординарцем ротного сухари, один за другим предъявил свои документы. Справка от каперанга на оружие, метрика и аттестат из приюта, диплом от Врангеля и даже продемонстрировал гравировку на задней крышке часов. Вопросов — как они с Кимом оказались на борту «Аргуни» — никто не задавал. Судя по всему, предприимчивый техник и строгий стармех об этом обстоятельстве тоже распространяться не стали.

Вскоре действительно подъехал тентованный грузовик вместе с совсем еще молодым подпоручиком и двумя рядовыми из комендантской роты. Всех шестерых перешедших линию фронта посадили в кузов, забрали вещи, документы и оружие. Подписали протокол приема-передачи сразу в трех экземплярах — один остался Рыбникову, второй попал в руки офицера из армейской контрразведки, а третий ротный собирался передать своему прямому начальству.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В кузове они вместе с двумя то ли охранниками, то ли конвоирами расселись по лавкам вдоль бортов и молчали всю дорогу, поскольку ситуация к общению явно не располагала.

Март, спокойно наблюдавший за всем происходящим, мимолетно подумал, а вот надо ему было все это? Вдвоем они с Кимом запросто смогли бы проникнуть сквозь не слишком плотную линию укреплений и раствориться в большом городе. А теперь бюрократическая канитель, вопросы, допросы, выяснения и лишняя огласка. Но что делать? Спросил он сам себя. Бросить своих и дать им погибнуть? Нет, это точно не вариант. Второй темой его рассуждений стал вопрос — скрывать ли наличие дара? Обдумав его с разных сторон, пока решил никак себя не обозначать. Парень и парень. Каких миллионы. И каждый готов стать героем. Так сказать, подняться за веру, царя и отечество!

Утренние улицы Сеула, несмотря на дождь и войну, по-прежнему оказались заполнены людьми. Несколько раз они проехали мимо почерневших пожарищ и разрушенных остовов зданий — зримых следов недавних бомбардировок города японским воздушным флотом.

Грузовик проехал КПП на въезде в главную военную базу русской армии в Корее, расположившуюся вокруг Драконьей горы — районе «Ёнсан». Ён и значит по-корейски дракон. Здесь они подрулили к неприметному, безликому двухэтажному зданию. Белые стены, зеленая листового железа крыша, триколоры над входами — ровно так же выглядели почти все постройки вокруг.

— Приехали. Всем покинуть кузов и построиться.

— Ну что, господа пассажиры, пошли что ли? — вроде как между делом бросил Павел Никодимович, — И, это… спасибо, что спасли нас.

Намек был понятен, команда «Аргуни» на допросе дружно заявит, что они с Кимом вполне законно оказались на борту. На каком основании, пусть отвечают погибшие в бою капитан и старший помощник. А с мертвых, как известно, спроса нет.

— Не задерживайтесь, — вежливо вклинился между ними юный подпоручик, с неожиданно цепким взглядом, судя по всему, также обративший внимание на эти слова.

«Интересно, долго нас будут мурыжить? — размышлял, пока шли по коридору, Март. — По идее, должны связаться со штабом флота в Пхеньяне, уточнить про рейс транспортника, ну и по нам пробить сведения. Когда оттуда подтвердят — вопросы должны снять. Очень на это надеюсь. Или придется уходить самому».

На этот раз их рассадили в два разных помещения гауптвахты. Приватиров отдельно, Вахрамеева с Кимом — отдельно. Когда дверь захлопнулась, Март первым делом прижал палец к губам, давая понять уже соскучившемуся по разговорам Витьке, чтобы тот молчал. Выйдя в «сферу», обшарил видением стены и заметил сразу два встроенных микрофона. «Ишь какие шустрые ребята, слова в простоте не скажут, и чего они к нам так докопались? Контора глубокого бурения, епрст…»

Наклонившись к уху товарища, он почти беззвучно прошептал:

— Нас подслушивают. Говори всякую ерунду. Команда скажет, что мы законно попали на борт.

Ким в ответ кивнул и громко заявил:

— Эх, брат, попали мы с тобой из огня да в полымя! Нет, правда, что за отношение? Люди, можно сказать, чудом спаслись, героически вышли к своим, а тут, прямо как не родные. Не кормят опять же. Два сухаря: это что — еда?!

— Да ладно тебе, — излучал спокойствие его друг. — Вот увидишь, разберутся и отпустят.

— Ага, потом догонят и еще раз отпустят, — недоверчиво хмыкнул Витька и еще раз жалобно вздохнул. — Кушать хочется!

Вскоре Марта вызвали на допрос.

— Поручик Шмелев Алексей Николаевич, — представился офицер с лазоревым кантом на петлицах, — Контрразведка Третьего Воздушного Флота.

— Мартемьян Вахрамеев, — постарался как можно правдоподобнее изобразить почтение перед высоким начальством подросток, — к вашим услугам.