По ту сторону Алой Реки - Криптонов Василий

— Да выходи ты уже за меня, пока зима не началась! — не выдержал однажды Саквобет. — Хоть погуляем всей деревней, по теплу-то!

— Никогда, — глядя в глаза, сказала Исвирь.

Когда дверь хлопнула за Саквобетом, отец и мать налетели на Исвирь, словно воронье на падаль. Ссорились до поздней ночи, а утром, выйдя из дому, Исвирь увидела, что забор облили кровью. Свиной, скорее всего — ночью у кого-то поросенок визжал. По засохшей крови не то углем, не то еще чем-то черным вывели слова: «Вомпирава сука». Исвирь засмеялась над ошибками в первом слове, а второго будто и не заметила. Заметил отец. Взяв ремень, оттащил взрослую дочь на сеновал и долго порол, перемежая удары самыми страшными ругательствами, которые мог придумать. Исвирь вытерпела все без единого звука.

Закончив порку, отец обмотал кулак ремнем, поднес его к носу Исвири.

— Сейчас приведу Саквобета, — прошипел он. — Не дай бог что-то не то скажешь — ты у меня подохнешь на этом сеновале. Поняла меня?

— Поняла, — прошептала девушка.

Отец ушел и вскоре вернулся с довольным улыбающимся Саквобетом. Несмотря на то, что перегаром от него несло на всю хату, мать не уставала нахваливать гостя и все подливала ему, да подкладывала.

— Ну что, когда свадьба-то? — подмигнул Саквобет Исвири, которая стояла рядом со столом, не в силах сесть.

— Зарезал ты свою невесту ночью, — отозвалась та. — Хоть полюбиться-то успели?

На ночь отец запер ее на сеновале. Опуская засов, чуть не плакал от усталости и боли в руках. Утешало одно: если уж переживет девка ночь, то к утру точно замуж согласится.

Всю ночь Исвирь не смыкала глаз. Дышала с трудом, хватая ртом воздух, и мечтала о смерти. Но утром, когда поднялся засов и на пороге появилась фигура отца, упрямые губы шепнули: «Никогда!»

Наверное, следующей пыткой должен был стать голод. Так подумала Исвирь, когда за весь день дверь сенного сарая больше ни разу не открылась. Есть, впрочем, почти не хотелось. Хотелось пить. Должно быть, началась лихорадка — во рту пересохло, болезненная дрожь сотрясала тело. Пытаясь согреться, Исвирь зарывалась глубже в сено и плакала.

Она ненадолго забылась, а очнувшись, ощутила жар. Раскидала сено со стоном, вдохнула воздух и закашлялась — воздух отравлен дымом. Снаружи слышался страшный гул горящего огня, кое-где языки пламени пробивались сквозь стены. На глазах девушки огонь лизнул сено и, распробовав, побежал по нему в разные стороны.

Снаружи кричали. Визжала мать, отец что-то говорил про воду. Несколько раз слышался голос Саквобета. Исвирь закрыла глаза, стоя в новом красивом платье посреди горящего сарая.

— Санат, — шептала имя того, кто однажды вытащил ее из огня.

Его не было. А без него — не было и жизни, не было и боли. Исвирь не дрогнула, когда огонь переметнулся на волосы и платье. Лишь ощутила, как жар становится сильнее, а потом рухнула без чувств на пол. Дым свалил ее быстрее огня, а огню осталось лишь подбирать остатки.

Глава 12

Цепь

— Я хочу гулять! — И топнула ножкой, звенья цепи забренчали. — Куда я днем денусь, ну?

Левмир посмотрел на великана, который в задумчивости поглощал завтрак.

— Может, хватит держать ее на привязи? — спросил мальчик.

Великан посмотрел на него, потом на И.

— Может, и хватит, — сказал он. — Да только пусть лучше так.

Согласившись оставить И в живых, великан выдвинул два условия: девочка должна остаться у него, а гарантом выступит цепь. И на удивление легко согласилась. Правда большей частью она грустила на лавочке, подперев подбородок руками. Левмир пытался говорить с нею, но девочка молчала. Почему-то она предпочитала обращаться лишь к великану, который надел на нее цепь.

Одежду И так и не обнаружили. Вместо нее великан принес нечто, назвав это «платьем». На взгляд детей «платье» больше напоминало грубо перешитый мешок, но И безропотно его надела. Вымытые сияющие волосы, рассыпавшиеся по мешковине, выглядели еще прекраснее, чем прежде. А вот улыбаться И перестала.

— Послушай! — Левмир давно перешел в общении с великаном на «ты». — Но ведь можно вбить кол снаружи и пристегнуть там!

Великан прекратил жевать и задумался. Гигантские плечи приподнялись и опустились.

— Это можно, — сказал он. — Поем — устрою. А ты собирайся. На охоту пойдем.

Левмир устремил на И взгляд, исполненный радости. Девочка посмотрела на него холодно и, фыркнув, отвернулась. Что с ней? Почему она ведет себя так? Левмир не понимал. Он стеснялся говорить с ней при великане, а ночью она делала вид, что спит, и не отвечала на его шепот.

Покончив с завтраком, великан выдернул из бревна в стене длинный штырь, к которому крепилась цепь, и пленница смогла, наконец, увидеть неяркое осеннее солнце. Неподалеку от землянки боролся с гниением старый пень. Великан выбрал на нем самое прочное место и вколотил штырь туда. И уселась на тот же пень и поежилась.

— Замерзла? — тут же подскочил Левмир. — Я сейчас!

Он скрылся в землянке, тут же выбежал обратно, неся плотное одеяло, которое пожертвовал ему великан. И сделала вид, что не заметила, как он ее укутывает.

— Точно тут сидеть будешь? — спросил великан, почесывая бороду. — Мы, может, до ночи проблуждаем. Не замерзнешь?

— Я люблю лес, — отозвалась И. — Посижу тут.

— Смотри. А бежать не думай. Ближайшая деревня Сатвир, а там вампиров ой как теперь не любят. Попробуй к кому с клыками сунуться — сразу на костер.

И улыбнулась вместо ответа, что вполне удовлетворило великана. Девочка не пыталась бежать. Знала, что стоит ей остановить сердце, как организм потребует крови. Великана ей не одолеть, а Левмира она больше никогда кусать не хотела. Значит, оставалась деревня… Которая находится незнамо где. Выросшая во дворце, И плохо ориентировалась в лесах. К заветной полянке, где никогда уж, верно, не танцевать ей при луне, вела память. Но и полянка осталась где-то далеко, в другой жизни.

Левмир, держа здоровенный самострел, улыбнулся девочке на прощание, и она едва сдержалась, чтоб не ответить улыбкой. Когда они скрылись из виду, И, поджав под себя ноги, плотнее закуталась в одеяло. «А вот найдет меня сейчас кто-нибудь — что я ему скажу?» — думала она. В голове мелькнула мысль воспользоваться кровью этого путника. Потом — узнать у него, где Сатвир, и бежать. До темноты. Потом — лететь. Добраться до дворца, обнять папу, заплакать…

— Ни за что, — шепнула девочка, представив, как впивается в человеческую плоть. Ее передернуло от этой мысли. Отец много рассказывал о тех, кого он лично отправил на костер за подобную охоту на людей. «В моем королевстве людей кусают только по приговору, — говорил он. — Кровь в пробирках — единственный приемлемый вариант».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});