Пламя сердец - Джоанна Линдсей

Раздался хруст сломанного ребра. Жуткая боль заглушила Рендвульфу звук удара. Ему казалось, что кожа его лопнула, и боль проникла до самого мозга. Ему было так плохо, что, почти теряя от боли сознание, он с криком катался по полу.

Кристен не испытывала не малейших угрызений совести. Она была готова в случае необходимости повторить свой удар. Элдред первым осознал ее решимость и предостерег остальных. Но он не смирился с поражением и, обращаясь к Альдену, сказал:

— Не тешь себя иллюзиями. Король обо всем узнает. Он прислал нас сюда с тем, чтобы мы…

— Чтобы бы надругались над рабынями моего кузена? Я не думаю, что король будет в восторге. А на твоем месте, Элдред, я бы лучше побеспокоился о том, что с тобой сделает Ройс, а не о том, что сделает или чего не сделает король.

— Она ранила человека. За это она должна заплатить.

— Мой кузен заплатит штраф.

Элдред скрипнул от злости зубами и удалился, чтобы охладить свой пыл на улице. Он предоставил своему спутнику позаботится о Рендвульфе.

Когда все трое удалились из зала, Кристен почувствовала, что напряжение, в котором она находилась все это время, ослабело. Тогда она обернулась к Альдену. Цепь была у нее в руках, однако она все еще не решалась бросить ее на пол.

Альден, посмотрев ей в глаза, прочитал ее мысли.

— Ты смогла бы поднять цепь и на меня, девочка? Даже после того, как я пришел тебе на помощь?

— Я тебя об этом не просила.

— Но моя помощь тебе очень пригодилась.

После короткой внутренней борьбы она вынуждена была это признать и кивнула в знак согласия. Потом она бросила цепь на пол, давая ему понять, что не воспользуется ею против него.

— И все же того, что ты тогда сделал, я никогда не смогу тебе простить.

Альден со вздохом сказал:

— Я знаю и, поверь мне, очень сожалею.

Кристен повернулась к нему спиной.

Глава 25

Женщины постепенно возвращались в зал, но никто и словом не обмолвился о происшедшем, и, казалось, никто не заметил того, что Кристен передвигается теперь более свободно. Однако не все имели возможность обратить на это внимание, потому что подготовка к приему гостей шла полным ходом. У Кристен самой не было времени как следует поразмыслить над всем, что произошло. Повесив длинный конец цепи на пояс своего платья, чтобы он не гремел во время ходьбы, она занялась своей работой.

Не прошло, однако, и часа, как снова чьи-то руки обняли ее сзади и нежно прижали к себе. На какой-то момент Кристен охватила паника, но это было ничто в сравнении с яростью, нахлынувшей на нее при мысли, что они снова посмели приблизиться к ней. На этот раз все слуги были в зале, и даже леди Даррелл смотрела на все происходящее, нахмурив лоб.

— С тобой все в порядке?

Кристен почувствовала и жар, и озноб одновременно. Потом наступило замешательство. Это был Ройс, и в его голосе звучала неподдельная тревога. Мужчина, который так стремился показать, что совсем не замечает ее, который так старательно делал вид, что занят делами, когда разговаривал вчера с ней здесь, на этом же самом месте, теперь на виду у всех держал ее в своих объятиях! Просто непостижимо!

— Ты что, с ума сошел?

Она повернулась в его руках, чтобы убедиться, не замутнен ли его рассудок вином. Но он был совершенно трезв, смотрел на нее, озабоченно наморщив лоб, и, казалось, был не менее смущен, чем она.

— Я задаю тебе совершенно естественный вопрос, а ты мне дерзишь. Нет, я не сошел с ума. А ты?

— Вот в этом я уже сомневаюсь, — ответила она сердито. — Ты открыто подходишь ко мне и ведешь себя так, как никогда не вел себя со мной. Разве тебе не ясно, что на нас все смотрят?

Ройс обвел взглядом зал. На какой-то момент он встретился глазами с леди Даррелл и убедился, что она не одобряет его поведения, но это Ройса меньше всего беспокоило. Потом он снова взглянул на Кристен, не выпуская ее из рук.

— Мне надоело делать вид, что между нами ничего нет. Пусть сплетничают, — просто сказал он. — Если бы сегодня поблизости с тобой не оказалось Эды… Никто бы не отважился сделать то, что сделала она. Пришло время всем узнать, что ты для меня значишь. Будь моя воля, я бы наложил на тебя свое клеймо. А если бы люди из свиты Альфреда умели читать, я бы повесил тебе на шею табличку. Чтобы всем было ясно, что ты находишься под моим личным покровительством. И если мне придется подтвердить это не словами, а делом, то я согласен.

Она не верила своим ушам.

— Но с какой стати? Я ведь не более чем одна из твоих рабынь.

— Не надо кокетничать, девочка моя. Ты ведь прекрасно знаешь, как много ты для меня значишь.

— Пока значу.

— Да, пока.

Если бы они были одни, она бы оттолкнула его от себя — ее задело то, что он ответил ей, ни секунды не колеблясь. Но Кристен прекрасно отдавала себе отчет в том, что на них направлены десятки глаз. Такая вольность по отношению к мужчине, который считался ее господином, была бы просто недопустима. Она сдержалась не из-за себя, а из-за него, сама не зная, почему так щадит его гордость.

— Я полагаю, тебе сейчас так же некогда, как и мне, — сказала она холодно.

Он понял, что она хочет, чтобы он отпустил ее. Убрав руки, он все же не ушел, а продолжил разговор:

— Клянусь, что никогда не смогу тебя понять. Любая другая женщина на твоем месте со слезами рассказала бы о тех унижениях, которые ей пришлось пережить, и потребовала бы отомстить за себя. Ты же и словом не обмолвилась обо всем случившемся. Даже посчитала меня сумасшедшим, когда я спросил тебя, все ли в порядке.

Кристен хотела улыбнуться, но из ее груди непроизвольно вырвался смех.

— Ах, так вот о чем идет речь? О том, что произошло сегодня утром?

— Тебя что, это никак не задело?

— А чего волноваться? Со мной ведь ничего не случилось!

Она вела себя совершенно по-другому, чем он ожидал, и это разозлило его. Он сломя голову мчался домой, чтобы утешить ее, чтобы поклясться отомстить за нее, а она восприняла все с полнейшим безразличием. Он хотел пригвоздить Элдреда кинжалом к стене, когда Альден сообщил ему, что пытался сделать этот выродок. И если бы Элдред в тот момент находился поблизости, плохо бы ему пришлось. Однако тревога за Кристен взяла верх над его яростью, тревога, над которой она сейчас смеялась.

— Ты что, не понимаешь, что совершено преступление? — вскричал он.

— По отношению к рабыне? — спросила она с издевкой и подумала снова о том, как он ей втолковывал, что она лишена всяческих прав.

— Преступление по отношению к человеку, которого ты ранила.

Она вздрогнула, и яркая голубизна ее глаз приобрела стальной оттенок.