В середине дождя - Олжас Жанайдаров

Я положил поднос на стол и сел.

— Со мной все в порядке, Анют.

Она улыбнулась и кивнула головой.

— И чего вы только в сумочках не храните… — сказал я, наблюдая, как она складывает свои вещи обратно в сумочку. — Об этом можно написать целый трактат.

— Трактата будет мало. Тут можно создать многотомное учение.

Я заметил среди других ее вещей календарик на этот год. На нем был изображен мост у площади Европы в Москве.

— Где ты его купила? — спросил я, рассматривая календарик.

— Секрет.

Я глядел на многочисленные отметки красным фломастером на календаре, пытаясь разгадать, что они значат. Аня с улыбкой смотрела на меня.

— Что это? — спросил я. — Дни рожденья? У тебя так много друзей?

— Все гораздо прозаичней. Это отметки месячных. Критических дней.

Я немного опешил:

— Что серьезно?

— Да, — она засмеялась. — Все очень серьезно.

— Ничего себе.

Я вернул календарик Ане. Она положила его в сумочку, взяла вилку и принялась за котлеты.

— Надеюсь, я тебе аппетит не испортила? — спросила Аня.

— Еще как. Теперь кусок в горло не лезет.

Аня погрозила мне вилкой.

За окном, припадая каплями, словно пальцами, к стеклу, продолжал идти дождь. В кафе звучала музыка. Guns&Roses пели свою "Knocking on heaven`s door".

— "Море… В раю только и говорят, что о море" — процитировал я известный фильм.

— В десятом классе пересмотрела его шесть раз. Актер, игравший главную роль, мне очень нравился.

— Там два главных героя. Который из них? Маленький и волосатый?

— Ну-ну.

Она поправила прядь волос. После дождя ее волосы были влажны. Даже зонтик не помог.

— У нас в Архангельске до моря рукой подать. Насмотрелась. Наверно, в раю была бы хорошей собеседницей.

— Туда еще нужно суметь попасть.

Я пошутил, но Аня была серьезна.

— Это немного странно, но я хочу попасть в рай, — сказала она. — Конечно, прожив перед этим долгую жизнь. Поэтому часто анализирую свои поступки, даже мысли. Но я не святоша, не люблю показную добродетель. Просто мне удобней жить, не причиняя зла, не делая плохого. Это же так дискомфортно. В общем…

Аня некоторое время подбирала слова, потом с надеждой посмотрела на меня.

— Анют, я тебя понял.

Она вздохнула и снова взяла вилку. Я незаметно для нее тронул тыльной стороной ладони свою щеку. Щека пылала. Камин в моей голове перевели на усиленный режим.

Я глянул в окно. Дождь был похож на ожившую реку. Реку Неву. Не реву. Лоб был горяч, были горячи руки, горяча грудь. Мне захотелось снять свитер, снять майку, все снять. Анин голос был и звонок, и далек одновременно. Она сидела рядом, это было важно. Важно, что в чужом и мрачном городе я не один.

— Ты поел? — сказала она откуда-то издалека, но рядом. — Можем уже идти.

В автобусе мне стало еще хуже. Камин давно отправили на свалку, в голове разожгли масленичный костер. В горле сдавило. Хотелось замереть, заснуть. Аня пару раз что-то спросила, я не отвечал. Я смотрел в окно, где горячими каплями с неба падал расплавленный дождь. Потом Аня взяла меня за руку. Я непроизвольно сжал ее.

От автобуса к общежитию я шел, как в тумане, осознавая лишь то, что рядом идет Аня. Зайдя в комнату, я успел снять куртку, обувь. Сделать пару шагов. А потом потерял сознание.

* * *

Следующие пятнадцать часов я помню смутно, расплывчато. Это был бесконечно долгий сон с вкраплениями яви. Я потерял ощущение времени и места — казалось, я завис в неведомой реальности, ином измерении, словно персонаж Бредбери. Мне что-то снилось — я думал, что это явь. Я видел окружающий мир — но думал, что сплю. Я помнил о прошлом, но настоящее от меня ускользало. И было жарко, липко, тошно.

Рядом была Аня. Я все время чувствовал ее. Она мне снилась, и я видел ее вживую. Вот ее лицо склоняется надо мной — обеспокоенное, тревожное, нежное. Вот ее рука трогает мой лоб — приятная, холодная, мягкая. Она укрывала меня, переворачивала, держала за руку, я сквозь беспамятный морок ощущал ее тихое дыхание, ласковый шепот. Я приоткрывал глаза, мне хотелось что-то сказать, но я был нем. Комната плыла и покачивалась, словно была каютой на большом корабле. Не было ни дня, ни ночи — время застыло, как застыл свет бра, который струился рядом.

Были звуки — чьи-то голоса, голоса призраков, подземных жителей, оживших вещей, чего угодно. В какой-то момент я почувствовал ужасный холод, но потом мне опять стало тепло. Я пробовал шевелиться, но было лень, было неудобно, я затихал и снова видел сны. Далекие страны. Другие города. Множество сказочных персонажей, убежавших из неснятых мультфильмов. Раздвоившиеся лица, что-то бормочущие на непонятном языке. Море и ослепительно белый песок.

Я привык. Я думал, это никогда не кончится.

* * *

Я пришел в себя, как мне показалось, внезапно. Сначала услышал дождь — он шел за окном, издавая невнятное шуршание. Я открыл глаза и постепенно начал различать окружающую обстановку — так в объективе постепенно наводится резкость. В комнате горело бра, царил легкий полумрак. Я увидел Аню.

Она сидела в кресле, напротив кровати, и читала книжку. Устроившись удобней, поджав под себя ноги, укрывшись пледом, Аня читала, переворачивая тихо шелестевшие страницы. На ней была блузка, волосы были забраны назад и закреплены заколкой. Одна прядь выбилась и упала на щеку. На шею падала неровная тень.

Я лежал неподвижно, наблюдая за ней. Мне было лучше, намного лучше. Теперь была только явь. Вскоре я осознал, что лежу на Аниной кровати под тремя одеялами, укрытый по плечи. На мне не было ничего, я лежал обнаженным.

Я шелохнулся, высунул руку, Аня подняла голову. Отложила книжку, подошла.

— Как ты?

— Уже лучше.

— А горло? Болит?

— Вроде нет.

Аня потрогала лоб. Рука была прохладной, мне хотелось, чтобы она держала ее вечно. Она отошла, взяла что-то со стола. Это был градусник. Я сунул его себе под мышку.

— Какой сегодня день? — спросил я.

— Всего лишь воскресенье, — улыбнулась она. — У тебя во сколько поезд?

— В девять вечера.

— Прошло не больше суток.

— А мне кажется, что прошла целая вечность…

По компьютеру тихо играла музыка. Я прислушался и узнал — это были Duran Duran с песней "Perfect Day".

— Ты меня вчера напугал… — сказала Аня. — Часто падаешь в обморок?

— Второй раз в жизни. Первый раз было шесть лет назад, в лагере.

Я поправил сдвинувшийся градусник.

— Думала позвонить тебе домой. Да домашнего твоего не знаю, а мобильный твой разрядился. Чтобы включить — код нужно ввести. Конспиратор.

Она посмотрела на меня.

— Но, может, оно и к лучшему. Что бы я сказала твоей маме? Боюсь представить этот разговор.

— А где моя одежда? — спросил я.

— На батарее. Сушится.

Некоторое время я молчал. "You just keep me hanging on, you just keep me hanging on…" — все пели Duran Duran. Аня забыла выключить в плеере опцию "повтор одной песни". А может, она специально так делала.

— Я раздела тебя. Ты был мокрым насквозь. Одежду хоть выжимай.

— Ясно…

Аня склонилась ко мне и, касаясь щекой моей щеки, шепнула:

— Не смущайся. Думаешь, я никогда не видела голых мужчин?

Опять приятный холод. Холод ее щеки. Мне захотелось обнять Аню, прижать к себе. Вместо этого я вытащил градусник. Протянул Ане. Повернув градусник к свету, она сказала:

— 36,9. Все не так уж плохо.

— В прошлой жизни ты не была медсестрой?

— Почти угадал. В детстве хотела стать врачом. Ухаживать за больными умею. У меня мама часто болеет. А знаешь, чего я боялась в детстве больше всего? Заснуть с градусником под мышкой.

В моем животе заурчало.

— Сейчас что-нибудь приготовлю. Но сначала попей чай. Тебе нужно сейчас больше пить.

Она достала из шкафа какой-то халат. Я запахнулся, сел на кровати. Голова кружилась, краски, царившие в комнате, расплывались и блекли. Я встал и пошел в туалет.

Вернувшись, разделся и лег обратно. Мне было лучше, я знал, что через несколько часов уеду, но уезжать не хотелось. Я лежал, смотрел на Аню, которая что-то готовила на плите, смотрел на то, как она садится, встает, чистит, режет. На то, как поворачивает голову, поправляет прядь, вытирает руки полотенцем. Звучала музыка. Шел дождь. Горел свет. Я пил теплый чай с вареньем и хотел, чтобы это продолжалось бесконечно.

Аня подвинула к кровати табуретку. Поставила туда тарелку с картошкой и котлетой. Рядом положила хлеб и вилку.

— Я чувствую себя турецким султаном, — сказал я.

— У тебя в гостях я тоже чувствовала себя принцессой. Теперь моя очередь исполнять желания.

— Возьми вилку тоже. Поедим вместе.

— Из одной тарелки?

— Ага.

Я подоткнул под себя одеяло, чуть приподнялся и облокотился на подушку, Аня села и уперлась спиной мне в колено.