Оставь мир позади - Румаан Алам

красотой, и они поедут домой.

Они нарезали торт Роуз. Рут выставила на стол картонные пинтовые ведерки с мороженым. В хорошо укомплектованной кухне было две ложки для мороженого из нержавеющей стали. Посуды хватало, чтобы заполнить посудомоечную машину.

Это произнесла Аманда:

– Что ж, электричество все еще есть.

Ты перестаешь обращать внимание на электрический ток – который ты не можешь увидеть, но который дает тебе определенный комфорт, почти как Бог. Медленно, очень медленно из ванны в детской ванной комнате утекала вода, но она этого не знала.

Разговор зашел о местах, в которых они бывали. Д. Х. сардонически предположил:

– Должно быть, у вас случались и более приятные каникулы, чем эти.

Аманда подумала о местах, где не темнеет по ночам: Хельсинки, Санкт-Петербург, городки на Аляске, построенные для людей, которым платят за то, что они что-то делают с землей. Она боялась возвращения непостижимого шума, когда стемнеет. Они ничего не знали.

– Дисней? – Она рассмеялась. Тот отпуск она ненавидела, но воспоминания были приятны.

– Арчи тогда тоже рвало, – сказал Клэй. Он хотел думать об этом так – что в каникулы дети естественным образом капитулируют перед вирусами. Арчи всегда тошнит! Арчи, перестань! Это было куда приятнее, чем поверить, что Арчи действительно болен.

Рут говорила о Париже. Они с Майей пили чай в отеле «Георг V», примеряли обувь в «Галерее Лафайет», катались на карусели в садах Тюильри, хотя в тринадцать лет Майя считала, что это ниже ее достоинства.

– Город действительно такой великолепный, как рассказывают.

– Мы должны съездить туда на зимних каникулах. Париж такой красивый, что неважно, холодно на улице или нет. – Клэй вообразил своих детей на площадке Эйфелевой башни, порывы их морозного дыхания, пока они смотрели на мир под ногами. Он вспомнил кадры наводнения в Париже, когда же это было? Лувр убрал тридцать пять тысяч произведений искусства, так, чтобы их не уничтожила Сена. – Увидим «Даму с единорогом».

– Звучит дорого. – Пустые обещания пугали Аманду. Что, если разразилась большая война, способная охватить весь мир, и границы стран стали неприступными, как стены замков? Она не знала, что все еще хуже, что слово «война» не могло этого описать. Те самолеты из Рома, штат Нью-Йорк, поднялись в воздух, чтобы встретить другой, тот, что летел из Западной Африки. Плохая работа разведки: в итоге они загубили четыреста с лишним душ до того, как те оказались достаточно близко к американской границе, чтобы начать заполнять иммиграционные документы. Раньше дела шли медленнее. Теперь фанатику не обязательно стрелять в эрцгерцога: каждый день оказывался мешаниной из почти одновременных происшествий.

Ведерки из-под мороженого опустели. Все восхищались тортом из коробки. На тарелках застыли пятна шоколада. Когда пришла настоящая тьма и ночные крылатые создания стали тихонько биться о стекло, загорелся внешний свет, освещая ветки над головой. Наступила тишина, одна из тех естественных пауз, что иногда образуются в ресторанах или на вечеринках, когда разговор становится расслабленным и собравшаяся компания склоняется друг к другу, словно стараясь расслышать что-то еле различимое. В холодильнике не осталось яиц, но, наверное, они могут поесть хлопья на завтрак.

Не сговариваясь, они решили просто посидеть и почувствовать удовлетворение. Д. Х. поигрывал стаканом. Клэй дрожал от бредового желания выкурить сигарету, настолько сильного, что было немного страшно. Ему пришлось признать тот факт, что он слаб. Рут смотрела в окно и видела лишь свое собственное отражение. Аманда завладела бутылкой водки, которую купила в день их приезда.

Д. Х. нарезал лимоны кружочками, полными вкуса желтыми монетками. Когда Аманда выпила первую стопку, она погрузила пальцы в лед и поместила цитрус на язык, как католики делают с телом Христовым. Пресуществление в нечто новое. Она была пьяна. Ее выдавала громкость голоса.

– Я выпью еще одну, – это была скорее команда, чем просьба.

Д. Х. налил.

– С удовольствием.

Клэй пах сигаретой, которую только что смаковал, хотя смаковать особо было нечего. Сверчки, замышляющие заговор. Возможность присутствия чего-то там, снаружи. Он надеялся увидеть фары или, может быть, самолет в небе. Существовали исследования о том, как одиночное заключение сводит человека с ума. Он скучал по присутствию других людей. Он строил храбрую мину, потому что в этом был его долг как мужчины.

– Джордж, вы нарисуете нам карту? Завтра? Покажете нам путь. Ясно, что мне нельзя доверять.

– Я сам поеду в город. Вы можете поехать за мной.

Рут ничего не сказала.

Аманда боялась, что язык будет заплетаться и она покажется более пьяной, чем, по ее мнению, была. Она была женщиной, которая все контролировала.

– Вы собираетесь вернуться… сюда?

– Да. – Рут поедет с ним. Она не останется тут одна. Она хотела, чтобы они уехали, и хотела, чтобы они остались. Она не могла остаться равнодушной, хотя и хотела. Она не хотела чувствовать вину.

– Вот бы еще знать дорогу в Нортгемптон. – Д. Х. был сдержан. – Это далеко. Будем надеяться, что телефоны… – Он не стал продолжать.

– Нам нужно позаботиться об Арчи… – Аманда неуверенно сказала то, что нужно было сказать. Мальчик был болен. Не имело значения, что вызвало болезнь, важно было лишь то, что им с ней делать. Все эти годы волнений о том, чтобы дорогой шприц с эпинефрином был поблизости от мальчика, как ядерные коды – от президента, и вот, Арчи валит с ног какой-то шум. Родитель никогда не знает, что навредит его детям, но знает лишь, что что-то непременно навредит.

– Прежде чем вы уедете, я верну вам деньги. – Д. Х. был честен, а сделка была сделкой. Он тоже пил водку. Четверо объединились в поисках временного покоя в забвении.