Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником - Лиза Таддео

это поверить. Притворилась, что крепко сплю. Услышала, как Вик очень тихо подошел к моей кровати сбоку и опустился на колено, наклоняясь, пока его лицо не оказалось рядом с моим. Я распахнула глаза. «Привет», – сказал он. У меня крутанулся желудок. Глаза у Вика заплыли. Кожа была очень сухой, он выглядел как человек, который махнул на себя рукой много лет назад, а теперь нашел причину жить и возжелал пить очищенную воду и ходить в спортклуб. От Вика пахло скотчем и одеколоном. Он поцеловал меня, сперва в лоб, потом в веки.

– Иисусе Христе! – ахнула Элис. – Пожалуйста, скажи мне, что ты ему не дала!

– Нет. Я сказала, что меня мутит после вина. Вик лег в постель и обнял меня. Прямо так, в боксерах и футболке. И не отпускал всю ночь.

– Кровососущая свинья!

– Утром мы проспали. Помнится, в комнате было очень холодно, кто-то включил кондиционеры, шторы были опущены, и мы проснулись позже половины девятого. А в девять мы все должны были сесть в лимузин и поехать в кафе для завтрака, чтобы пройти там упражнения по тимбилдингу. Кто-то постучался в мою дверь. Меня аж подбросило в постели. А вот Вика нет. Он продолжал мирно похрапывать. «Секундочку!» – отозвалась я. Голос за дверью спросил: «Джоан, у тебя все в порядке? Лимузин уже здесь». Это был Пол, и я поняла, что он меня не услышал, и в этот момент Вик пошевелился и прохрипел, как похмельный деревенщина: «Че?»

– О, бог ты мой!

– И дверь начала открываться, и я подскочила к ней, и вытеснила Пола обратно, и сказала ему, что я опоздаю и приеду вслед за ними на такси. И он, кажется, заглядывал мне через плечо, а Вик издавал звуки, какие обычно издают просыпающиеся люди, а я обливалась потом, так мне было страшно. Потом Пол ушел, и мы остались в доме только вдвоем и поэтому оба опоздали на тимбилдинг. Я настояла на том, что поеду в такси одна, но Вик заявился примерно через пять минут после меня, только что после душа, весь такой жизнерадостный.

– Он хотел, чтобы все думали, что он тебя трахал.

– Пол до конца уик-энда едва ли словом со мной перемолвился. Все они избегали меня, все до единого. Я была отбросом.

– Ты вроде бы говорила, что разрушила жизнь этого мужика. А я до сих пор слышала только то, как он обосрал твою.

Я сказала Элис, что она не знает всей истории. К этому времени моя собеседница уже нарубила зеленый лук, помидоры и авокадо, а тунца нарезала ровненькими кубиками, как в учебнике. Взбила в пюре перчики серрано и кинзу. Деревянной ложкой осторожно смешала все это с соком лайма и парой чайных ложечек сахара. Мы пили «Сансер» из невысоких стаканчиков, часто подливая друг другу. Был понедельник, почти два часа дня.

– Мы сейчас поедим севиче, а потом я буду на улице готовить салат, пока ты жаришь луфаря. Ты как, не против?

Я кивнула. Мне хотелось, чтобы Элис сделала или сказала что-то такое, что не было бы идеальным, чтобы мне не пришлось ее убивать.

– Теперь поведай мне о том, как ты обидела этого мужика. Потому что должна признаться тебе, Джоан, я думаю, ты сделала что-то не то.

Я рассказала о тех днях, когда встретила Бескрайнее Небо. Это случилось на неделе, когда мне надо было сдавать на работе большой проект, и Элис стоило четко уразуметь, что впервые в жизни у меня имелась работа, которая не являлась временной. Христа ради, да я мертвецам лица красила, и не сказать, чтобы хорошо, потому что никакой подготовки у меня не было! В рекламной фирме меня повысили от секретаря до партнера очень быстро. Я рекомендовала миру покупать пиво и машины и ходить за покупками в большие супермаркеты. Я была вовлечена в диалог, я была вовлечена в делание денег. От меня как-то ускользнул тот факт, что причина, по которой я оказалась на этой сладкой должности, заключалась в том, что женатый мужик воспылал ко мне страстью.

А Вик и рад был позаботиться о моем карьерном росте. Этот мужчина гордился своими связями, своей способностью продвигать людей, но мне, разумеется, еще и хотел показать, какой он незаменимый. Вик снова повысил меня. Через день или два я встретила Бескрайнее Небо.

– Ты должна понять, – сказала я Элис, – ситуация с Виком уже начала нагнаиваться. Палм-Спрингс случился на пару месяцев раньше, и я дошла до точки. Я испытывала отвращение. И он это видел.

– Ты рассказала Вику о Бескрайнем Небе?

– Да, я бы не смогла удержаться. Мне больше было не с кем поговорить.

– Что, ни одной подруги?

– Никого.

– У тебя никогда не было подруг? – переспросила Элис.

– Да нет, в общем-то. Тетка только.

– Ты не видела смысла дружить с женщинами?

– Я бы так не сказала.

– Несмотря на то что, куда ни плюнь, мужики трахали тебя прямо в зад.

– Это не совсем правда, – огрызнулась я, чувствуя, что заливаюсь краской.

– Джоан! Вот почему ты встретила меня! Ты так не думаешь? У всего происходящего есть причина. Даже у самого страшного.

Мы вышли наружу, в ужасающий двор с желто-зеленой травой и примитивным переносным грилем. Было такое ощущение, будто мы в Алабаме, а не в Южной Калифорнии, и Элис дразнит меня своим континентальным акцентом и своей абсолютной красотой, и мне очень-очень хотелось испытывать к ней неприязнь. Но при этом я чувствовала, что она на моей стороне. Это чувство трудно было даже ощутить, не то что объяснить его эффект. Мне хотелось, чтобы Элис меня обняла. Всю мою жизнь мне хотелось, чтобы меня обняла женщина.

Мы пили вино и запекали рыбу, и солнце опустилось ниже, и налетел чуть более сильный ветер. Меня начало мутить от голода, и Элис решила, что пора поесть. Она накрыла на стол и подала салат. Замечательный салат, с обжаренным цветком банана и яркими колесиками редиски, с рукколой, поблескивавшей от оливкового масла, и с желтым лимоном, и с посыпанным сверху пекорино. Странно было есть что-то настолько свежее на покрытых пятнами креслах в неухоженном дворе на пару с роскошной женщиной. Многое в Элис было противоречивым, но так можно сказать о большинстве красавиц. Такие женщины знали вдоль и поперек только одного поэта, одного автора, что делало их ум неподатливым. Как-то я общалась с некой красивой девушкой со Среднего Запада, которая прочла все, что когда-либо написал Барри Ханна, и на этом остановилась. Это было единственное,