Путь Дзэн - Уотс Алан

Всё, что противоречит Уму и воле обыкновенных людей, Нарушает человеческие законы И Закон Будды. [17]

Это высказывание в духе Нань Цзюаня, который говорил: «Ум обыкновенного человека и есть Дао». Здесь слово «обыкновенный» скорее обозначает «чисто человеческий», чем просто «вульгарный». Именно поэтому семнадцатый век явился свидетелем популярности атмосферы Дзэн в Японии, охватившей всех, начиная от монахов и самураев и кончая крестьянами и ремесленниками.

Подлинное настроение хайку «выдаёт себя» в одном стихотворении Басё, которое, однако, говорит чуть-чуть больше, чем положено истинному хайку:

Как благороден тот, Кто не скажет при блеске молнии: «Вот она — наша жизнь!» [105]

Ибо хайку видит жизнь в её «таковости», без пояснений, — мировосприятие, которое по-японски называется соно-мама — ‘так как есть’, или ‘просто так’.

Сорняки на рисовом поле — Вырваны и брошены лежать просто так — Удобрение!

В Дзэн человек не обладает иным умом, кроме того, каким он сейчас знает и видит — и это почти выражено в хайку Гочики:

Долгая ночь. Звук воды говорит, О чём я думаю.

Или с ещё большей непосредственностью:

Звёзды в пруду. Снова зимний ливень поднял рябь на воде.

В стихах хайку и вака, может быть, яснее, чем в живописи, выступает тонкое различие между четырьмя типами настроения: саби, ваби, аваре, югэн. Тихое и трепетное одиночество саби ясно выражено в стихотворении:

На голой ветке Уселся ворон. Осенний вечер. [105]

Менее очевидно, и потому более глубоко оно в таком хайку:

Вечерний ветерок, Укутывает водой Ноги цапли.

Или:

В тёмном лесу Упала с дерева ягода — Всплеск воды.

Саби — это одиночество в буддийском смысле слова как непривязанность и способность видеть, что всё происходит «само собой», в чудесной спонтанности. С этим настроением связано чувство глубокого, бесконечного покоя, которое вызывает, например, длительный снегопад, мягко окутывающий все звуки, слой за слоем.

Падает снег. Непостижимое, беспредельное Одиночество.

Ваби, неожиданное узнавание всё той же «таковости» в самых обыденных явлениях, и особенно в момент, когда честолюбивые надежды вдруг заволокло мраком неизвестности. Оно выражается так:

Калитка в кустарнике. И вместо замка — Улитка. Дятел долбит Всё в том же месте. День на исходе. Пусто зимой, По кадке с водою Ходят воробьи.

Аваре — это не совсем печаль и не совсем ностальгия в обычном смысле тоски по невозвратному былому. Это эхо того, что прошло и когда-то было мило, этот тот резонанс, который возникает от звуков хора под сводами храма, но без которого он был бы пуст.

Никто не живёт у заставы Фуга. Деревянный навес — и тот развалился. Всё, что осталось — осенний ветер. Вечерний туман, Думы о прошедшем. Как оно далеко!

Аваре — это переходный момент, когда быстротечность жизни воспринимается ещё с грустью и сомнением, но уже и как форма Великой Пустоты:

Ручей прячется В травах Уходящей осени. Падают листья, Ложатся один, на другой. Дождь стучит по дождю.

Переход уже готов завершиться, поэт готов «достигнуть того берега» в хайку Иссы, написанном на смерть его маленького сына.

Этот мир, как росинка. Пусть лишь капелька росы, И всё же — и всё же… [105]

Югэн, который содержит в себе некую тайну, описать трудней всего, так что пусть стихи говорят сами за себя.

Море темнеет. Голоса диких уток Слабо белеют. Жаворонок. Упала сверху нота — И ничего не осталось. В густом тумане О чём перекликаются Гора и лодка? Прыжок форели. Облака проплывают В зеркале ручья.

И ещё один пример югэна, на этот раз из стихотворений «Дзэнрина»:

Ветер стих — цветы всё падают. Крик птицы — всё глубже молчание гор.

Поскольку обучение Дзэн по меньшей мере с XV века включало постоянное использование китайских двустиший, появление хайку не вызывает удивления. Влияние Дзэн открыто проявляется и в хайку Моритаке, которое является «югэном — наоборот». «Дзэнрин» содержит такое двустишие: