Путь Дзэн - Уотс Алан

Когда ты очистился от всех представлений о своей собственной силе, основанных на нравственных ценностях и дисциплинарных мерах, у тебя не остаётся ничего, что объявило бы себя слушателем, и благодаря этому ты тогда уже не пропускаешь ничего из того, что слышишь. [8 3, с.1 30]

Пока человек думает о том, чтобы слушать, он не может слышать как следует, и пока он думает о том, чтобы стараться или не стараться отпустить себя, — он не может себя отпустить. Но думает ли человек о том, чтобы слушать, или нет, — уши его всё равно будут слышать, и ничто не может помешать звуку достичь его слуха.

Преимущество метода коан заключается, возможно, в том, что для широкого употребления другой путь слишком сложен и тонок, им так легко можно злоупотребить, особенно тем из монахов, кто захочет его использовать как оправдание своей праздной жизни в монастыре за счёт благочестивых прихожан. По всей вероятности, именно поэтому традиция наставников эпохи Тань, подчёркивавших «не-искание», уступила место более энергичному методу коана — как средству, исчерпывающему силу эгоистической воли. Дзэн Банкея, лишённый всякого метода и способа, не может стать основой для создания школы или общественного института: монахи могут с равным успехом жить где вздумается и заниматься земледелием или рыболовством. В результате не остаётся никаких внешних признаков Дзэн; не остаётся никакого пальца, указующего на луну Истины — а он необходим для дела Бодхисаттвы — освобождения всех существ, даже если при этом и возникает опасность принять палец за саму луну.

Глава 4

Дзэн в искусстве

К счастью, у нас есть возможность не только слышать о Дзэн, но и видеть его. А так как «один раз увидеть — лучше, чем сто раз услышать», искусство, выражающее Дзэн, является для нас прямым и непосредственным способом его восприятия. Это особенно верно ещё и потому, что искусство, порождённое Дзэн, не столь символично, как другие произведения буддизма и «религиозного» искусства в целом. Излюбленные объекты дзэнских мастеров-художников и поэтов — это то, что мы бы назвали «природа», «конкретное» или «земное». Даже рисуя Будду или патриархов и наставников Дзэн, они изображают их на редкость приземлённо и по-человечески. Кроме того, во всех своих видах искусство Дзэн не является чисто или преимущественно репрезентативным. Даже в живописи принято считать, что произведение искусства — это не столько изображение природы, сколько явление природы. Сама техника требует от художника искусства безыскусности, которую Сабро Хасегава обозначил как «управляемая случайность», и картины формируются так же естественно, как скалы и трава, которые они изображают.

Это не означает, что художественная форма Дзэн создаётся чисто случайно, и картину может создать змея, которую окунули в чернила, а потом оставили извиваться на листе бумаги. Суть скорее в том, что для Дзэн не существует дуализма и противоречия между природным элементом случайности и человеческим элементом управления. Конструктивные способности человеческого разума не более искусственны, чем формообразующие действия цветов и пчёл, так что с точки зрения Дзэн нет противоречия в утверждении, что техника в искусстве есть дисциплинированная спонтанность или спонтанная дисциплина.

Художественные формы западного мира возникли из духовной и философской традиции, в которой дух отделён от природы и спускается с небес для того, чтобы поработать над ней в качестве сознательной энергии, воздействующей на инертную и непокорную материю. Поэтому Мальро, например, любит говорить о художнике, «покорившем» свой материал, как исследователи — путешественники или учёные — говорят о покорении гор или покорении пространства. Для китайского и японского уха это звучит смешно, ибо, когда вы поднимаетесь на гору, вас поднимают не только собственные ноги, но и сама гора, а когда вы рисуете, результат зависит не только от руки, но в равной мере от кисти, чернил и бумаги.

Даосизм, конфуцианство и Дзэн выражают склад ума, который чувствует себя во вселенной как у себя дома, и воспринимает человека как неотъемлемую часть окружающей его среды. Человеческий разум — это не пленённый дух, спустившийся с высоты, а аспект целого, внутренне сбалансированного организма естественного мира, принципы которого были впервые открыты в «Книге перемен». Небо и земля — равноправные члены этого организма, и природа нам не только мать, но и отец, ибо Дао, которое ею движет, изначально проявляется как ян или инь — мужское и женское начало, положительный и отрицательный принципы, которые в своём динамическом равновесии поддерживают мировой порядок. В основе культуры Дальнего Востока лежит прозрение о том, что противоположности относительны и по сути образуют гармонию. Борьба противоположностей всегда носит сравнительно поверхностный характер. Если они внутренне взаимозависимы, конфликт не может быть абсолютным. Так что наше твёрдое деление на природу и дух, субъект и объект, добро и зло, художника и материал — этой культуре глубоко чуждо.

В универсуме, основополагающим принципом которого является скорее относительность, чем борьба, нет цели, ибо в нём нет победы, которую можно одержать, и нет конца, которого следует достигнуть. Ведь любой конец, как показывает само это слово, есть крайность, противоположность и существуют лишь в отношении к другому концу. Поскольку мир никуда не идёт, некуда и торопиться. Всё можно принимать легко, как делает это сама природа, и в китайском языке ‘природное изменение’ и ‘лёгкость’ — одно и то же слово, «и». Отсюда — первый принцип изучения Дзэн, как и любого искусства Дальнего Востока во всех его видах: поспешность и всё связанное с ней — губительны. Ибо цели не существует. Стоит появиться цели, как разработка техники искусства, овладение самым стержнем его метода становятся невозможными. Под бдительным и критическим взглядом учителя человек может чертить китайские иероглифы изо дня в день и из месяца в месяц. Учитель наблюдает за ним, как садовник за растущим деревом и хочет, чтобы его ученик вёл себя как дерево — рос без цели, не ища кратчайшего пути, потому что каждая ступень его роста есть одновременно и начало и конец. Так, законченный мастер не чаще поздравляет себя с «достижением» совершенства, чем самый неумелый начинающий.

Как это ни парадоксально, именно целеустремлённая жизнь лишена содержания, лишена сущности. Она спешит и торопится, но всё упускает. Бесцельная жизнь не торопится и не упускает ничего, ибо нет спешки, человек поворачивается к миру всеми своими чувствами и становится способным вместить его. Отсутствие спешки связано и с неким невмешательством в естественный ход событий, особенно когда ощущаешь, что естественный ход подчиняется принципам, не чуждым человеческому разуму. Ибо, как мы видели, даосский духовный образ мысли ничего не творит заново и никогда не принуждает, но всё растит. Когда человеческий разум понимается как выражение того же принципа равновесия между ян и инь, который существует во вселенной, воздействие человека на окружающую среду не воспринимается как принуждающее действие извне. Поэтому разница между принуждением и выращиванием не может быть выражена в виде определённых указаний на то, что следует, а что не следует делать. Она заключается в первую очередь в том, как делается дело и что при этом чувствуется. Но западному человеку это трудно объяснить, потому что в спешке люди вообще ничего не могут чувствовать.

Выражение этой целостной позиции в искусстве легче всего, вероятно, ощутить в живописи и в поэзии. Хотя может показаться, что термин «искусство Дзэн» относится лишь к наиболее утончённым формам культуры, не следует забывать, что почти любая профессия или ремесло считаются в Японии до, т. е. Дао или Путь — на Западе этому, пожалуй, соответствует слово «тайна». Всякое до некогда являлось общедоступным средством проникновения в принципы, воплощённые в даосизме, Дзэн и конфуцианстве — так же, как современное масонство — это пережиток тех времён, когда ремесло каменщика было средством посвящения в некую духовную традицию. Даже в наше время в Осаке некоторые коммерсанты старшего поколения следуют до, т. е. «пути торговли», основанном на шингаку — психологической системе, тесно связанной с Дзэн.