Три последних дня - Анна и Сергей Литвиновы

– Бе-рем! Бе-рем! – начали скандировать остальные трое.

Таня забилась, заорала что было мочи:

– Help!!!

Но ряженые, заполонившие улицу, равнодушно текли мимо. Лишь две пожилые чернокожие дамы (несмотря на позднее время, обе под зонтиками) опасливо посмотрели на мизансцену и ускорили шаг.

А огромный негритос триумфально выкрикнул:

– Grand prix!!!

И поволок девушку за собой под одобрительные крики друзей.

– Таня? – растерянно молвила ей вслед мама.

– Да сделай же что-нибудь! – заорала, перекрикивая шум толпы, дочь. – Беги! Зови на помощь!

Но Юлия Николаевна не двинулась с места – взгляд затравленный, плечи опущены.

А огромный главарь глумливо прошептал Татьяне на плохом английском:

– Ох, принцесса, и вылечу же я тебя сегодня!.. От всех болезней!

Вцепиться зубами? Вонзить ногти? Только сильнее его разозлишь. Весу (и силы) в нем раза в три больше, чем у нее.

И тут вдруг она увидела… У нее, что ли, тоже крыша поехала, как у мамы?

Путь пьяной компании преградил… Майк. Ну, да. Он. В той же самой футболке – в ней пару часов назад он вел женщин на расстрел. Лицо невозмутимое, даже, показалось, сонное.

Указал на Татьяну, что-то коротко, небрежно молвил. Девушка ожидала, что в ответ парни снова разразятся омерзительным хохотом. Сметут нахального белого с пути. Однако голоса похитителей зазвучали на удивление покаянно. Садовникову тут же отпустили, главарь забормотал на креольском, судя по тону, извинения.

И растворились в толпе – будто не было их.

Таня одернула задравшийся подол. Ее трясло. Она растерянно посмотрела вслед похитителям. Потом – в бесстрастное лицо Майка. Пробормотала – голос дрожал:

– Что ты здесь делаешь?

Подошла мама – топчется за Таниной спиной, на недавнего палача глядит с неприкрытым ужасом.

Однако флюидов опасности от человека-горы сейчас не исходило. Даже наоборот: слегка виноватым он выглядел. Или это просто наваждение в блеске карнавала?

Майк шагнул к Тане, хотел взять ее за руку – девушка дернулась назад. Настаивать он не стал, лишь придвинулся, произнес, перекрикивая рев толпы:

– Пошли. Надо поговорить!

– О чем? – Таня не двинулась с места.

– Таня, не беседуй с ним! – предостерегающе произнесла мама.

И подалась вперед, заслонила дочь своим телом.

– Дьявол! – Майк, похоже, начал злиться. – Вы что, обе не понимаете? Желай я вам зла, разве пришел бы сюда?!

Совсем рядом с ними разорвалась петарда, Юлия Николаевна зажала уши, закашлялась от чада. В паре метров, у стены запертого магазинчика, пристроилась парочка. Чернокожий мужчина навалился на даму в цветастой юбке. Таня скосила глаза: джентльмен уже запустил лапищи своей пассии в корсаж, задрал юбку, а та лишь глаза блаженно закатывает.

– Пойдемте. Просто поговорим, – продолжал давить Майк. – Или вы хотите, чтоб кто-нибудь нас здесь увидел? Доложил мистеру Трэвису?..

И Таня решилась.

* * *

Они укрылись от окружающего оголтелого торжества в пустом, но почему-то не запертом баре. За пыльным окошком по-прежнему бушевал карнавал, феерия барабанного боя, криков, истошного визга.

Мама – она продолжала держаться от Майка на безопасном, как ей казалось, расстоянии – забилась в угол. Секундное ее просветление, что недавно имело место на улице, сменилось новой порцией бреда. Юлия Николаевна продолжала разговаривать сама с собой, с Мирославом, Таниного отчима, Валерия Петровича, тоже упоминала.

– Что это с ней? – тихонько обратился к Тане Майк.

– А ты не видишь? – злобным шепотом откликнулась она. – Нервный срыв. А может, вообще с катушек слетела. Навсегда.

– К врачу надо. – В тоне человека-горы прозвучали нотки искренней заботы, и Садовникова-младшая вспылила:

– Слушай, ты, папочка! Добрячок!! По-моему, еще пару часов назад ты собирался в нас стрелять!

– Но не выстрелил же, – невозмутимо пожал плечами тот. – И отпустить вас именно я настоял. Дэна еще уговаривать пришлось. И вообще, – хмуро добавил, – хватит истерик. У меня к тебе дело.

– А с чего ты взял, что я хочу вести с тобой дела? – выкрикнула она.

Майк никак не отреагировал на ее выпад. Вместо ответа извлек из кармана пачку стодолларовых купюр, протянул ей:

– Держи. Все, что у меня есть.

Таня в недоумении уставилась на него, а он деловито продолжил:

– Лучше было б карточку твою кредитную принести. Увы – не смог. Она у Трэвиса в сейфе осталась. Там же и паспорта ваши – что хуже. Потому только финансами могу помочь. А, и вот еще что подобрал. – Он протянул Тане ее любимое талисман-колечко (девушка сняла его, чтоб не мешало в рискованном спуске с третьего этажа). – Почему-то решил, что оно тебе дорого.

Садовникова смотрела на него во все глаза. Дары пока не брала – думала. Майк же продолжал свои искушающие речи:

– Денег тут тысяч пять. Хватит, чтоб себя в порядок привести, пересидеть где-нибудь в тихом месте. А дня через два-три я или твой паспорт у Трэвиса вытяну, или новый документ тебе сделаю…

– Ты уже обещал мне документ, – иронически протянула она. – Когда мы сюда, на Гваделупу, летели. Американский паспорт, если мне память не изменяет? Да и тихое место тоже сулил. На круизном теплоходе.

– Таня! – Лицо Майка посуровело. – Когда я вез тебя к Трэвису, выполнял приказ. А главное, не сомневался: ты в этом деле замешана. Но сейчас-то я понял: ты ни при чем. Зачем жизнь твою губить?.. Я – человек справедливый.

– Скажи еще, добрый! – горько усмехнулась она.

Майк снова будто не услышал. Метнул в Юлию Николаевну сочувственный взгляд, продолжил:

– И маму твою жаль. Ее ведь к врачу срочно надо! Нервное расстройство – оно как инсульт. Если сразу меры принять – может, отойдет. А нет – навсегда такой останется.

– Ты, значит, вдобавок доктор, – покачала головой Таня.

– Не доктор, но хорошего врача знаю. Здесь, на острове, – пожал плечами Майк. – И примет он без документов, и в клинику, если надо, положит.

– Просто сплошной шоколад, – саркастически протянула Татьяна.

Однако с денег в руках Майка глаз не сводила.

В добрый порыв с его стороны не верила ни на грош. Не сомневалась: опять он ведет очередную игру. Но все ж таки: лучше, когда у тебя в кармане доллары шуршат, чем абсолютно неприкаянной оставаться на далеком карибском острове.

В обычной жизни ей даже в голову бы не пришло принять у Майка помощь подобного рода. Однако сейчас выхода не было.

– Ты точно не обманываешь меня? – тихо спросила девушка.

Ответа, слов, не ждала – хотела посмотреть, дрогнет ли его лицо, метнется ли предательски взгляд.

Что ж, если он играет, то хорошо выучил свою роль.

Майк шагнул к ней – большой, устрашающий, сильный. Коснулся ладонью ее подбородка. Усмехнулся:

– Что мне сделать, чтоб ты поверила?

– Уже ничего, – вздохнула она. – Тому, кто один раз предал, веры нет.

– Ох, Танечка, – вздохнул Майк. И вдруг предложил: – Хочешь, одну историю расскажу?

– Объяснишь мне, в чем твой интерес? – мгновенно среагировала она.

– Нет у меня никакого интереса, – усмехнулся он. – А история… много, очень много лет назад произошла. Но помню, как будто вчера случилось. Я тогда еще совсем мальчишкой был. Жили мы с родителями в скучном крошечном городке. Единственный магазин, до ближайшего шоссе – десять миль по грунтовке, а до клиники, школы, киношки тащиться минимум час. Если машина, конечно, есть.

Сейчас-то в любой дыре – Интернет, общайся по Сети, качай игры, а тогда у нас даже с теликом были проблемы. Передатчик далеко, еле-еле показывал… Потому всех развлечений было по окрестностям шляться. Бродили по лесам, ловили рыбу, на велосипедах гоняли. Компания, в основном, мужская – девчонки особняком держались. Журнальчики модные рассматривали, сплетничали, макияж друг дружке наводили. – Майк усмехнулся, лицо его смягчилось. – Но была во всем курятнике одна нормальная. Линн. Шустрая, худенькая, некрасивая. Однако мы, парни, ее обожали. Нет-нет, – он встретил насмешливый Танин взгляд и поспешно добавил, – никакого секса. Линн даже пощупать себя не давала – врезать могла почище любого мужика. Мохаммед Али у нее в кумирах был…

– К чему все это? – перебила Татьяна.

Мама по-прежнему сидела на грязном полу, в пустой бар в любой момент могли ворваться одурманенные карнавалом аборигены.

– Я просто отвечаю на твой вопрос – почему я тебе помогаю, – пожал плечами человек-гора.

Свет с улицы упал на его лицо, и Таня про себя хмыкнула: дед дедком, а рассказывает какие-то подростковые истории!

Майк же по-прежнему неспешно продолжил:

– Для всех мальчишек Линн всего лишь отличным товарищем была. Ее всегда приглашали в походы, на охоту. Не боялись, что сдаст после любой проделки. Но у нас с ней отношения были немного иными. Читали друг другу, по очереди, «Над пропастью во ржи». От остальных парней прятались, чтоб на смех не подняли. На звезды смотрели вместе. Я… я, конечно, немного влюблен был. Хотя Линн со мной держалась исключительно как с другом. И вот однажды, – Майк сглотнул, – отправились мы всей компанией папашу Фила дразнить. Он у нас в городке единственный магазин держал. Продавалось там все: еда, гвозди, белила, горшки, посуда, пиво. А забава была такая: распределяли заранее роли. Кому-то доставалось старика Фила (он всегда сам за прилавком стоял) отвлекать. Остальные тем временем в торговом зале шебуршили. А потом хвастались, кому чего удалось вытащить. Побеждал тот, у кого добыча по размеру больше. Линн как-то смогла огромную, на пятнадцать галлонов, бадью вынести… Но в тот день ей выпало у кассы вертеться, хозяина комплиментами смущать. А мы с парнями – в магазин. Ума-то не хватило предположить, что Фил, конечно, старик и мозгов у него негусто, но и он смог догадаться – после нескольких-то набегов, – в чем тут дело. И, когда выходили мы, всех сцапали. Причем Фил (видно, допекли мы его!) нет бы нашего шерифа из городка к делу привлечь – настоящую полицию вызвал… А у меня под курткой – магнитофон ценой в семьдесят долларов. Давно к нему присматривался. Все, понимаю, тут уж на жалость бить бесполезно. Попытался – когда полицию увидел – выбросить, да поздно уже, ко мне бегут, магнитофон еще в складках куртки запутался… И тут вдруг Линн. Нагоняет, шепчет в ухо: «Давай!» Я… я, конечно, отказался бы, – Майк понурился, – но она ведь сильная была. Просто вырвала у меня из рук «Панасоник» этот. И потом на своем стояла упорно: воровала – сама. Никто не помогал.