Господин изобретатель. Часть III (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич

Через день увидели сверху холма военный лагерь. Мне это напомнило фильмы про воинов Чингис-хана: рев верблюдов и ослов, дым костров, столбами поднимающийся к небу, всадники в пестрых лемптах[81], скачущие туда-сюда, хорошо, если по делу.

Разномастные шатры и палатки, на первый взгляд, стояли совсем бессистемно, но, если приглядится, то было видно, что они «кучковались» вокруг некоторых центров притяжения – видимо, ставок расов.

Наш авангард и слуги, шедшие впереди, уже поставили шатры. Мой был рядом с большим шатром раса и Мэконнын пригласил меня зайти. Рас сказал. что сейчас поедет докладывать негусу о прибытии и наличии войск. Он сказал, что узнает о том, был ли приказ негуса забрать мой караван и, по его мнению, лучше, если русский попробует договорится с русским, а уж если не получится, тогда будем требовать суда. Еще Мэконнын узнает, когда я могу вручить негусу верительные грамоты и подарки, и, наконец, покажет Менелику флаг, после чего рас продемонстрировал мне полотнище пурпурного шелка, размером два на три метра, сложенное для прочности вдвое и прошитое нитками с вышивкой золотом льва. Флаг получился – заглядение!

Пошел посмотреть, как устроили казаков. Они поставили свои палатки, а для турк-баши Нечипоренко был выделен отдельный шатер, куда перенесли отрядную икону. Отдельная палатка с часовым была для денежного ящика, велел поставить туда же под охрану и мой сундук с верительными грамотами и письмом царя. Знамя пока зачехлили и тоже поставили в оружейно-денежной палатке. Спросил, где Артамонов, сказали, что ему поставили маленькую палатку рядом с моим шатром. Вроде как казаки довольны, поставили кипятиться чай (вот с дровами, чувствую, будет плохо) придется кизяком[82] топить, сказали, что через час кормить будут.

Пока смотрел, как устроились казаки, вернулся рас, пошел узнать новости. Мэконнын был озабочен и сказал, что две недели назад итальянцы выдвинулись вперед и заняли форт Мэкеле, там находится около семисот местных эритрейских солдат при двух орудиях, командует итальянский майор.[83] Форт Мэкеле находится на холме, обнесен высоким земляным валом, из-за которого удобно стрелять, подступы к форту изобилуют «волчьими ямами» с кольями, поэтому попытка взять укрепление в лоб провалилась – абиссинцы, потеряв несколько сот человек, отступили. У форта Мэкеле есть уязвимая точка – источник воды находится в 400 метрах от укрепления, и местность простреливается.

Зная, что у русских есть пушки и пулеметы, негус попросил недавно прибывшего к нему русского офицера по фамилии Лывретей или что-то похожее, оказать помощь осадившим форт пяти тысячам абиссинцев и выбить оттуда итальянского майора с его черным батальоном, тем более, что ему на выручку двигалось две с половиной тысячи итальянцев при четырех горных пушках Гочкиса. Русский забрал пушки и пулеметы и отправился к Мэкеле – он ушел пять дней назад и пока вестей нет никаких.

При себе русский имел подорожную, подписанную русским послом и его опознал его баши, который полгода назад привез ящик старых ружей. Когда негус спросил, где этот офицер был полгода и где его грамоты, русский ответил, что его передали русскому послу после того, как какой-то рас Искендер разгромил в пустыне войско кочевников. Мэконнын объяснил Менелику, что русский посол и рас Искендер – одно и то же лицо и негус назначил мне аудиенцию завтра с утра (рас рекомендовал мне прибыть за два часа до полудня). Мэконнын сказал негусу, что я дважды спас жизнь его Мариам – сначала, прыгнув за ней в море, кишащее (ну так уж и кишащщее…) огромными хищными рыбами и второй раз – от кочевников Абу-Салеха, которого я потом вылечил от смертельной раны (так уж и смертельной, оклемался бы и так, воин пустыни) за что он отпустил русского офицера Лывретея и поклялся быть кровным братом победившего его раса Искендера. Эта победа и показ стрельбы пулеметов и взрывов ручных бомб – собственного изобретения посла, во многом облегчила переговоры по заключению перемирия между африканскими мусульманами и христианами на случай, если какая-то европейская держава нападет на одну из них, трехсторонний договор подписан и Мэконнын вручил его расу, удостоившись похвалы негуса.

– Я знаю, чего ты ждешь, рас Александр, – улыбнулся Мэконнын, – ты хочешь узнать, как быть с разрешением жениться на Мариам. Я рассказал о тебе негусу и о моем отношении к тебе – завтра ты услышишь решение нашего государя.

– Рас Мэконнын, я услышал, что императрицы Таиту нет в лагере, как мне быть с подарками для нее?

– Я уже говорил тебе, что будет для нее лучшим подарком, поэтому можешь вручить всякие тарелки и ткани прямо сейчас. Да, еще тебе хотел сказать: знамя очень понравилось – ты подсказал правильную мысль, молодец.

На следующий день с помощью Артамонова я облачился в расшитый золотом парадный дипломатический мундир, надел все ордена, треуголку и лаковые ботинки. В бричку погрузили подарки и под развернутым посольским знаменем с почетным эскортом из двадцати всадников при параде и в крестах, с папахами на голове, поехали к шатру негуса. Ждать пришлось недолго, скоро нас пригласили. Первым шел я, держа в руках грамоты и письмо императора, за мной несли знамя, шли офицеры при орденах, и затем унтера несли наиболее ценные подарки: на большом серебряном блюде бархатную коробочку с перстнем, миниатюрным портретом царя выложенным бриллиантами и шкатулку с диадемой. Там же лежали золотые часы с портретом и альбом с видами Петербурга. Затем казаки несли златоустовскую шашку в золоте, серебряную посуду и рулон пурпурного шелка.

Менелик сидел на походном троне, стоящем на небольшом помосте, устланном коврами. Сзади него было пурпурное императорское знамя со львом. Вокруг толпилось человек двадцать придворных в пестрых одеждах и мундирах (Sic!), заметил, что никого – босиком.

Я отдал честь, потом снял треуголку и поклонился. Знамя отнесли в сторону к стене шатра, так, чтобы приносящие подарки казаки свободно могли приблизиться к трону. После этого, отдав треуголку ближайшему казаку в шеренге (караул выстроился в две шеренги), я вручил верительные грамоты и запечатанный пакет с письмом. Менелик, мельком взглянув на грамоту, милостиво кивнул, а ведь это его первый прием иностранного посла по всей форме, так что я становлюсь зачинателем местного дипломатического протокола. Подозвав казака с серебряным блюдом, я подал коробочку с перстнем и сказал, что это, как и портрет, личный подарок от русского императора абиссинскому императору. Менелик открыл коробочку, попробовал одеть перстень пришлось – подобрать, на какой палец, но все же место среди других колец и перстней нашлось. Я был в шелковых белых перчатках, поэтому свой синий перстень оставил под присмотром денщика. Потом посмотрел на портрет Александра III, я открыл крышку часов и сказал, что здесь русский царь получился лучше, все же писал один из лучших наших художников-миниатюристов. Менелик долго рассматривал портрет, как будто решая, стоит ли доверять этому европейскому государю, потом закрыл крышку и опять кивнул головой, мол, продолжай дарить.

Тогда открыл шкатулку и сказал, что много слышал о красоте абиссинской императрицы Таиту Бетул, жаль, что ее нет здесь, но время военное… Мой государь посылает ей это украшение, что еще больше оттенит ее красоту. Открыл сафьяновую коробку и поднес диадему негусу. Он полюбовался игрой камней, видно, что – знаток и опять милостиво кивнул. Мне показалось, что на этот раз он даже улыбнулся. У меня было немного времени рассмотреть его лицо, пока Менелик любовался игрой камней диадемы. Вообще-то негус производил впечатление незлобивого человека, но волевого. Его не портили даже негроидные губы и приплюснутый нос – память генов какой-то бабки или прабабки из центральноафриканского племени, взятой когда-то в жены потомком соломоновой династии с дипломатическими целями. В глазах негуса светился природный ум, который никаким образованием не приобрести: либо он есть, либо – нет.