Господин изобретатель. Часть III (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич

Написал, что письмо передаст наш проводник Хаким – очень опытный и незаменимый в пустыне боец, ему мы во многом обязаны нашим успешным переходом в Харар. У него изуродовано лицо, и я прошу оказать содействия Военно-Медицинской Академии в лечении Хакима. Отдельное письмо начальнику ВМА я передам с проводником.

Потом написал письмо Пашутину, где в общих словах описал метод лоскута на ножке, разработанного Филатовым в 1917 г (применяется и поныне, Андрей Андреевич видел таких ребят в госпитале, когда лечил свои травмы, полученные на военной службе, да и после читал про пластическую хирургию в журнале «Наука и жизнь»). Понятно, в деталях метода Андрей Андреевич, а, значит, и я, не осведомлены, но сама идея изложена, а ее конкретным воплощением пусть занимаются специалисты. Не разберутся – пусть делают пластику итальянским методом, он уже во всем мире известен, только пусть порошка СЦ не жалеют: главная опасность в пластической хирургии того времени – отторжение аутотрансплантата из-за нагноения (если занесли инфекцию). Итальянский метод более длительный и неудобный для пациента, но Хаким терпеливый, справится.

Наконец, третье письмо для моего дворецкого с Рогожи, написал ему какой Хаким хороший, даром, что мусульманин. Чтоб не обижали его и свининой-салом не кормили, а он пусть меня дожидается и вообще, он охранник хороший, пусть дом охраняет, только скажи, пусть никого не убивает. Плати ему как охраннику, помесячно.

Написал Хакиму адреса крупными русскими буквами и французской транслитерацией. и нарисовал, как везде доехать, даже написал, чтобы в Петербурге не давал больше полтинника (полталера) извозчику, а в Москве – рубль (талер), там дальше ехать придется.

Потом вызвал Хакима. Вручил ему 100 талеров и 30 золотых по 10 франков на дорогу. Сказал, чтобы он узнал, когда в Джибути будет русский пароход и купил билет 3 класса до Петербурга или Одессы (прямо в Петербург лучше, но, если до Одессы, то потом придется добираться по суше поездом). В России талеры не ходят, поэтому, поменяй деньги в банке как приедешь. Менял никаких нет, только банк, там золото с удовольствием поменяют на рубли, рубли могут быть бумажные, не обязательно монеты, а талеры потратишь здесь. Хаким ответил, что он служил в Северной Африке в иррегулярных войсках, оттуда и французский язык знает, поэтому в европейских порядках и деньгах немного разбирается.

– Вот и отлично! – обрадовался я. – Тогда точно не пропадешь, даже если с пересадками поедешь. В Александрии консул меня знает, он даже без денег тебя посадит на русский пароход. Только и у него бумагу возьми, хоть не паспорт, но с такой справкой от консула у тебя проблем ни в одном порту не будет. Если деньги кончатся или украдут – вот адрес в Москве моего дворецкого он тебе поможет, можешь телеграмму послать или сам приезжай. Только бумаги в русский Главный Штаб, где генерал Обручев, никому, кроме него попасть не должны. Если не сможешь доставить – уничтожь пакет, лучше сожги.

Написал письмо от имени русского посла, то есть меня, оказывать содействие Хакиму, посланному в Петербург и Москву с заданием государственной важности (написал приметы Хакима – только по-русски, а то обидится за то, что я его уродство описал). Объяснил, что это письмо можно показывать всем русским и просить помощи. Поставил посольскую печать и запечатал в конверт. Потом отдал запечатанный печатью конверт для Обручева, рассказал, что нужно отдать его офицеру на входе и дождаться ответа.

Объяснил, что даю ему письмо к русским врачам в Петербурге: место это называется Военно-Медицинская Академия – нужно отдать письмо для главного начальника Пашутина, а в случае его отсутствия для профессора Субботина или любого хирурга и дождаться ответа. Почти все офицеры и врачи понимают по-французски, поэтому с ними можно объясниться. Спросил, нужна ли ему лошадь или дать денег, чтобы купил сам. Хаким ответил, что лучше – мул, он выносливее. Велел дать ему мула, на котором немец ехал, уж если он толстого полковника вез, то тощего Хакима и подавно, нож, бурдюк с водой, баранины и лепешек (казаки сами их пекли из купленной на базаре пшеничной муки, наша давно кончилась) и Хаким уехал еще до рассвета.

Глава 13. Рас Аруси

Прошло еще пару дней, прежде чем меня позвали во дворец к расу. За эти дни получил с курьером от католического аббата подтверждение того, что мой отчет ушел в Петербург. Приехав во дворец, обратил внимание, что начались какие-то работы над фасадом – трудится индус, навертели ему хвоста. Мэконнын встретил меня в кабинете и сказал, что через три дня выступаем в поход – негус собирает войска в лагере на Аваше. Караван верблюдов уже перебросил туда артиллерию. На днях должен быть ответ от начальника госпиталя, выйдут они сами или их надо транспортировать. Пока верблюды окрепнут, мы уже будем знать, посылать ли этот караван обратно в Джибути, или пусть он возвращается в Харар. Чтобы перебросить мой отряд, у раса достаточно других средств – это капля в море: он идет в Аваш с двадцатитысячным войском и большим обозом. Чтобы полностью завершить переброску такой массы войск, потребуется месяц, а то и два, поэтому авангард уже вышел сегодня. Северная армия под командованием императрицы уже завершила сосредоточение в горах и готова спуститься на равнину.

Северная армия состоит из трех корпусов: корпус Семиен под командованием императрицы Таиту Бетул (она же командует армией): 6 шесть тысяч пехотинцев, 800 всадников и 6 орудий. Второй корпус: Тиграи (рас Менгеша) и Намасен (рас Алула): всего двенадцать тысяч пехоты при шести орудиях.

Центральная Ударная армия Шева; командующий Негус негешти Менелик II в том числе личная гвардия императора – две тысячи пеших и три тысячи конных гвардейцев при тридцати двух орудиях, 25 тысяч пехоты. Годжиам и Олия – «сборная солянка» из 15 тысяч пехоты.

Южная армия – командующий рас Мэконнын – два корпуса: Харар – 20 тысяч пехотинцев из них 3 тысячи посажены на мулов; Уолло-Гала– рас Микаэл (основная масса конницы негуса) – пять тысяч всадников и 6 тысяч пехоты, половина на мулах; По замыслу негуса Северная армия будет сдерживать наступление итальянцев, которые уже взяли три города на этом направлении, в случае неудачи она отступит в горы и закрепится на перевалах, не дав дойти до столицы с севера. Основной удар будет наноситься Центральной армией с наиболее хорошо подготовленными и вооруженными воинами. А Южная армия при удачном развитии событий должна нанести противнику фланговый удар мобильными войсками – конницей и пехотой на мулах. При неудачном развитии кампании – Южная армия имеет целью прикрыть Центральную группировку и позволить ей отойти, нависая над противником с фланга, немобильные части (обычная пехота) корпусов Харар и Уолло-Гала (пехота) остаются в резерве для пополнения Центральной группы, а Корпус Годжиам и Олия охраняет лагерь и коммуникации.

По мнению раса Мэконнына, слабой частью Южной армии является отсутствие артиллерии, поэтому он очень надеется на наши орудия и пулеметы, тем более, что они мобильны и отвечают общей поставленной его армии задаче. Пока итальянцы на юге имеют слабейшие части, в основном из уроженцев Эритреи, итальянцы там – только офицеры. Наиболее сильные части потихоньку перемещаются с севера на юг-запад. С востока в тылу у итальянцев находится пустынная впадина[78], которую можно обойти либо с севера, либо – с юга. Войска по ней не пойдут: это равноценно самоубийству – источников воды там нет, и температура даже зимой такая, что впадину считают самым жарким местом на Земле[79]. То есть, у противника два пути – либо идти в горы, строго на запад, либо сместится на юго-запад и, обойдя горы по долине реки Аваш, вторгнуться вглубь территории Абиссинии, разрезая страну напополам и имея целью Аддис-Абебу. Преимущество второго решения – наличие дороги и постоянный источник воды (Аваш – непересыхающая и довольно полноводная река). Места вокруг реки обжиты и недостатка в продовольствии быть не должно – реквизиция, а проще, грабеж местного населения. Чтобы этого не было, и было принято решение создать укрепленный лагерь вблизи местечка Гоуани, прикрывая караванный путь на Джибути и не дав отрезать Харар.