Господин изобретатель. Часть III (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич

Рас достаточно долго говорил, а потом предложил высказаться мне. Я по-французски произнес заготовленную речь и после ответов на вопросы был отпущен. Выйдя из шатра, увидел Мохамада, второго телохранителя Мариам, спросил его, а где Хаким. Мохамад оглянулся вокруг и перейдя на шепот сказал, что рас прогнал Хакима, за то, что тот не уберег Мариам. Сначала вообще казнить хотел, но потом просто велел убираться с глаз долой. Я также тихонько спросил, а где сейчас Хаким? Мохамад ответил, что в Хараре, пытается устроиться к какому-нибудь купцу, но все боятся раса и работы ему не дают, а без денег он и уехать не может. Сказал, что если Мохамад увидит его, то передаст Хакиму – пусть он отыщет меня в Хараре, в старом дворце раса, там, где сейчас стоят казаки.

Потом пошел к шатру, что мне отвели. Возник слуга и спросил на ломаном французском, что господин желает. Попросил лимонаду, только чтобы лимонов побольше было – кислота убивает бактерии. С этим даже связано то, что, когда врачи-подвижники выпивали культуру холерных вибрионов, то заболевали, как правило, те, у кого была изначально низкая кислотность желудочного сока или они поели и часть кислоты ушла на переваривание пищи. Полежал, отдохнул, потом пришел слуга и сказал, что рас зовет меня. Мэконнын выглядел довольным – все шло по его плану и сейчас писцы согласовывают текст договора на трех языках. А чтобы послы были сговорчивее, он их пригласил через час на поле, где им покажут новое оружие, сейчас там ставят связанные из травы чучела-мишени. Сначала я говорил о том, что на мишени надо надеть мешки или старые шамы, в общем, какие-то тряпки. Но здесь так дорожат каждой дырявой тряпкой, что на полусотню чучел их не нашлось, зато из травы их сделали около сотни, плотно связав жгутами той же высокой травы, а пробоины будем отмечать бычьей кровью. Ашкеры уже расставляют мишени: три ряда на сто, двести и триста шагов.

Когда подошло время показа, ашкеры приволокли нам пулемет, пять коробок с лентами и ковер.

– Ну что, Иван Парфенович, – обратился к сотнику, – покажем, как русские воюют!

– Ага, в басурманских мундирах, – ответил Стрельцов, которого напрягала его одежда и он так и не мог понять, зачем мы так вырядились.

Установили пулемет, заправили ленту, накрыли все ковром. Впереди стояли травяные «солдаты», довольно густо и это – хорошо, нагляднее будет.

Рас махнул платком, мы сдернули ковер и легли на него. Разложили открытые коробки так, чтобы быстро менять полотняные ленты и я надавил на гашетку. Вот полетели клочья от первого ряда, от второго, от третьего. Быстро сменили ленту, и повторили. Хватит пока: 500 пуль улетели попусту, а могли бы в мясо… К мишеням поскакали наиболее недоверчивые зрители и побежали ашкеры с ведром и палкой, которой, обмакивая в бычью кровь, будут отмечать пробоины. Смотрю: задерживаются почти у всех чучел – значит, хорошо попали. Еще десяток любопытных поехал посмотреть. Наконец, насмотрелись, подъехали к расу и о чем-то с ним разговаривают. Между тем ашкеры сняли два десятка чучел, погрузили их на мула и повезли поближе. Я пошел посмотреть, как их расставляют в круг. Отсчитал количество шагов и положил палку – это будет рубеж для метания. Метатели рядом ждут. Спросил у переводчика, все ли помнят. Сказали что все. Попросил их повторить порядок действий – вроде помнят. Выкрутил взрыватели и попросил бросить в центр круга из чучел со словами – «выдернул кольцо, бросаю». Все сделали правильно, сбегали за гранатами, я их снарядил и через переводчика сказал – сначала бросает один, потом другой. Посмотрел на раса, подняв руку, тот махнул платком – мол, начинай! Отослал Стрельцова на 15 сажен и дал команду. Первый метатель выдернул кольцо и бросил прямо в центр. Хорошо! Теперь второй – пошел. Что такое? Граната не взорвалась, а я ведь видел, что он ее бросил. Спросил – где кольцо? Так и есть – этот растяпа не выдернул от волнения кольцо и бросил как есть. Пошли искать гранату. Вот она родная, лежит с колечком. Сказал ашкеру: «Бери гранату и давай по новой пошли, бросим», а он не хочет, побледнел, дрожит от страха, думает, что сейчас рванет. Я подошел поближе, посмотрел и так и сяк – кольцо на месте и не выпадет. Поднял гранату и пошел на рубеж. Подошел Стрельцов, объяснил ему, что своей рукой могу не добросить.

– О чем разговор, Александр Павлович, – давайте я брошу, – эка, какое дело, ну, сробел солдатик, с кем не бывает.

– Ну, тогда с богом, Иван Парфенович! – и я демонстративно остался на месте.

Стрельцов спокойно выдернул кольцо и запулил лимонку прямо в центр чучел, все грохнуло штатно.

Я опять поднял руку, в знак того, что показ окончен. Рас махнул мне рукой, – мол, подойди. Я оставил возле пулемета Стрельцова и пошел к «гостевой трибуне» – то есть, пригорку, застеленному коврами с ковровыми же подушками. Меня стали о чем-то спрашивать, но больше про пулемет, к счастью, никто не заметил заминки с гранатой, наверно решили, что так и нужно.

Потом было подписание договора и пир горой. Я посидел немного за общим столом, почти ничего не ел, а потом улизнул и отправился спать. Ночью мне приснилось, что я беру гранату, она взрывается и я оказываюсь в московской больнице без кисти руки и никто ко мне не подходит. Проснулся в холодном поту, нет – это сон, в лагере тихо, только время от времени перекликаются часовые.

Потом был путь назад, доехали без проблем. Нас уже заждались, где это мы четвертый день гуляем, ответил: «Пьянствовали» и почувствовал, что поверили. Вечером мне сказали, что у ворот меня дожидается давешний разбойник, ну, тот, что дорогу показывал до Харара.

Вышел и узнал Хакима, пошли с ним ко мне в кабинет, попросил Ефремыча приготовить нам кофе и что-то принести поесть с ужина, только не свинину.

– Откуда у нас свинина, только баранина, – ответил денщик, – надоела уже, каждый день она.

– Ефремыч, вот пойдем в поход, опять на консервы сядем, так тебе здешняя баранинка по ночам сниться будет.

Пока Хаким ел, отошел с Ефимычем в сторону и попросил узнать, есть ли место переночевать проводнику, рас его выгнал и у него ни копейки за душой.

Потом поговорил с Хакимом, узнал что «заложил» его третий телохранитель, Саид. который оказался очень даже разговорчивым, просто при «немом» языки развязываются и люди болтают свободнее – немой ведь никому не скажет. Теперь Саид получил местечко мелкого начальничка – шума, где-то в дальней провинции. Хакима же выгнали и никто его на работу не берет, надо ему отсюда выбираться и заново пристраиваться.

– Хаким, а зачем тебе куда-то пристраиваться, иди на службу ко мне. Сколько тебе рас платил? Это в месяц? Как! За год!?

В общем, договорились за 150 талеров в год при моих харчах.

– Только в Хараре тебе делать нечего! Поедешь в Россию? В Петербург – столицу посмотришь, дальние края. Денег тебе дам на дорогу, а чтобы время зря не шло – помню про твою беду: сделают тебе новое лицо, только это долго, может, полгода, а может, год будут делать[77]. Нос, конечно будет не римским, а, скорее, толстым, негритянским (нет, цвет кожи твой будет, не черный, не беспокойся), но это будет твой нос, и дефекты щек закроют и будешь ты красавец хоть куда, еще и женишься на русской. В Петербурге отдашь письмо от меня русскому дэджазмачу и пойдешь к лекарям, я им тоже письмо напишу, чтобы к тебе хорошо отнеслись. В крайнем случае, поедешь в другой город – Москву, это наша древняя столица – там у меня большой дом и можешь там меня дожидаться: кормить-поить тебя там хорошо будут, я главному по дому про тебя напишу.

Хаким упал на колени и хотел поцеловать мне руку, но я его поднял и опять усадил на стул.

– Сейчас иди, отдыхай, Ефремыч покажет, где, а утром обо всем поговорим.

Ночью писал и шифровал письмо для Обручева, где описал результаты, достигнутые на конференции племен, теперь Менелику не надо опасаться удара в спину от мусульман во время войны с итальянцами. Какое-то количество войск придется держать в Хараре, мало ли, вдруг нарушат договор, но это, если у мусульман власть сменится, а у махдистов сейчас основное беспокойство – агрессия с севера англо-египетских войск. С кочевниками я меньше беспокоюсь, так как их вождь – теперь мой кровный брат. Агеев должен быть отпущен немцами, так как я обменял его на немецкого полковника – военного советника кочевников и получил от Агеева подтверждение, что он в безопасности, находится в Швейцарии. Знаю это путем получения от Агеева информации личного характера, ответы на которые можем знать только мы двое. Причем я нигде не говорил, что Агеев – русский, ответы были по-английски и не связаны с Россией. Отправил курьера в госпиталь, если он еще в Джибути, князь Мэконнын, здешний правитель, и второе лицо в Абиссинии после негуса, обещал помочь, если нужны верблюды для транспортировки госпиталя. С негусом надеюсь увидеться через неделю, поскольку на это время назначен сбор войск в местечке Гоуани, на реке Аваш, а сейчас Менелик ездит по стране и собирает войска. Леонтьев уехал к месту сбора войск, туда же приедет на верблюдах, посланных в Джибути из Харара, вторая часть отряда, ведомая бароном фон Штакельбергом.