Краски - Павел Ковезин

дальше. Но в следующее мгновенье я понял, что Лейла не собирается снимать с меня рубашку. Она копошилась в своей дамской сумочке.

– Плюсы работы в борделе в том, – сказала она, – что никогда не знаешь, какие игрушки тебе пригодятся. Поэтому некоторые из них приходится носить с собой.

Лейла достала наручники и, наклонившись, защёлкнула один на моём запястье.

– Нет, стой, что ты делаешь?! – запротестовал я и одёрнул руку,

но было поздно. Второй наручник она защёлкнула на трубе от батареи.

Она упала на диван и запрокинула голову.

– Лей, расстегни меня, – сказал я, дергая рукой.

– Это для твоего же блага, – тихо сказала она.

– Что?

Она резко села на диване, облокотившись на колени, и посмотрела на меня.

– Я говорю, что это для твоего же блага. После побега из лечебницы ты подрался в баре. После того, как первый раз ушёл из дома, нашёл воображаемого друга. Теперь ты снова не понял моей фразы «сиди дома и не высовывайся» и опять вышел из квартиры. И к чему это привело? К убийству.

– Лей, я…

– Что?

У неё была такая интонация, будто она разговаривает с надоевшим капризным ребёнком, по её щекам текли слёзы, размазывая тушь.

– Что? Скажешь, что это сделал Сиджи? Пойми, я верю тебе. Только поэтому и привела тебя сюда, а не оставила валяться там. И если это сделал Сиджи, где гарантии, что он снова не появится в твоём сознании?

Я не ответил ей.

– Поэтому прости, но ты останешься сидеть тут.

Она была права. Она заставила меня смириться с собственным положением. Именно здесь мне и место. На полу квартиры убитого мной наркомана в окровавленной рубашке и пристегнутым БДСМ-наручниками с розовым мехом к батарее.

– Дай мне хотя бы воды.

Лейла встала с дивана и прошла на кухню. Через минуту вернулась со стаканом воды. Я залпом осушил его и поставил на пол перед собой. Лейла же откинулась на спинку и сделала несколько глотков из бутылки с виски.

– Я просто устала, – тихо сказала она.

– Я… я понимаю.

– Пойми, ты… ты мне не безразличен. И никогда не был безразличен с той самой встречи. Но я… – она сделала ещё глоток, – я просто устала постоянно спасать тебя.

– Прости.

– Если тебе интересно, то Рокси – моя хорошая подруга.

Это имя залетело в мою голову, словно назойливая муха, и начало кружиться там. Мне никак не удавалось вспомнить, где я его слышал. Рокси.

– Медсестра в клинике, – поняв, что я не вспомнил, кто это, добавила Лейла. – Это я помогла тебе оттуда сбежать, Йохан. Я вытащила тебя из дерьма.

Я с шумом проглотил слюну. Я одновременно почувствовал и удивление, и страх, и невероятный прилив благодарности к Лейле. Мне захотелось её крепко обнять и больше никогда не отпускать. Я обязан ей всем.

Сколько знаю Лейлу, она пьянела после даже небольшой дозы алкоголя. Поэтому остатки виски в бутылке пробили её на ещё большую откровенность.

– Я любила лишь однажды, – сказала она, – и это закончилось очень плохо.

По какой-то непонятной причине я удержался от вопроса «как?». Вероятно, не хотел тормошить прошлое.

– Не знаю, можно ли назвать любовью то, что происходит между нами, – она допила оставшийся виски и поставила бутылку на стол, – я всегда думала, что любовь – это нечто возвышенное. Нечто… романтичное. В общем, явно не то, что у нас, – усмехнулась Лейла. – Но потом я поняла, что любовь заключается в другом. В том, чтобы принимать человека со всеми его изъянами, неважно, убийца он, бизнесмен или… или беглый псих. Любовь – это когда ты можешь даже пойти на преступление ради близкого человека, когда можешь вытащить его из любой задницы. Без раздумий о том, что плохо, что хорошо. Просто спасти без задней мысли.

Лейла села на пол. Искренне и по-детски улыбнувшись, она протянула руку и потрепала меня по волосам. С одной стороны мне было приятно, а с другой не покидало чувство, что я как пёс, которого очень любят, но которого посадили на цепь, чтобы больше не лаял.

– Я не знаю, что тебе ответить, – сказал я, – ты мне тоже небезразлична. Думаю, ты это знала и так. И именно поэтому я не хотел подвергать тебя опасности. Но… мы оба опять оказались в эпицентре взрыва.

– Значит, и последствия разгребать нам вместе, – улыбнулась она.

Лейла встала с пола и выдохнула.

– И ещё кое-что… что бы ты об этом не думал, но я сейчас пойду и найду Рут.

Странно, но Рут была как третья часть нашего пазла, без которого он не собирался. За эти дни мы невероятно сблизились, и я понимал желание Лейлы не оставлять её одну.

– Но…

– Никаких «но», – строго сказала Лейла, показав на меня пальцем, – ты остаёшься тут. Наручники я не сниму. Пожалуйста, продержись хотя бы несколько часов, не доставляя проблем ни себе, ни окружающим. – Она нагнулась и поцеловала меня в макушку. – Хорошо?

– Хорошо, – неуверенно ответил я.

Может, так будет даже лучше. Лейла принесла с кухни бутылку воды и завалявшуюся пачку чипсов.

– Извини, но нормальной еды у тебя нет.

– Спасибо и на этом, – кивнул я.

Когда она уходила, я крикнул «удачи» ей вслед, но она либо не услышала, либо решила пропустить это мимо ушей и захлопнула дверь.

Я остался наедине с самим собой. Сначала почувствовал жалость, а потом и презрение к себе. Вот до чего я докатился – сидеть в наручниках на полу. Как можно всё было запустить до такой степени? Первый час после ухода Лейлы я пытался освободиться. Поняв, что наручники всё же не полицейские, а значит, могут быстро сломаться, со всей силы дёргал рукой. Но они были сделаны на совесть. Теперь я знаю, что, если в каком-нибудь борделе девушка захочет тебя приковать, а потом уйдет – выхода не останется. После вспомнил, что в подобной ситуации делают герои триллеров – ломают себе кость большого пальца, чтобы рука могла спокойно пройти сквозь наручник. Но это были радикальные меры. Как в книге «Игра Джералда» Кинга. Главное, чтобы за мной не пришли демоны, как за главной героиней. В конце концов, я не в лапах психопата. Лейла скоро вернётся и освободит меня. Не стоит жертвовать рукой.

Я съел чипсы и сделал несколько глотков воды, приведя себя в норму. Одной рукой закрутив крышку, кинул бутылку обратно на пол. Следующие пару часов я пытался заснуть, но не получалось. Было крайне неудобно, рука немела. Перед глазами мелькали картинки прошлой ночи. Я пытался вспомнить, что произошло. Какой бы псих ни завладел моим сознанием, убийство совершил я, а значит, должен это помнить. Ну же. Вот мы стоим с Грет на пороге дома Рут. Вот её ничтожный отец посылает нас куда подальше и грозится полицией. Вот я выхватываю шлем и бью его по лицу. Дальше – темнота. Следующий кадр в сознании – лицо Лейлы. Чёрт. Что если я навредил ещё кому-то? Рут? Лейле? Откуда на шее Лейлы были синяки? Твою мать, только не это… я не мог… Грёбаный Сиджи.

Как только имя «Сиджи» появилось в моей голове, я тут же попытался выкинуть его. Нет. Нет никакого Сиджи. Это я. Грёбаный я. Я убил отца Рут. Я убил бомжа в переходе. Я искалечил ухажера сестры несколько лет назад. Я доставляю проблемы всем, кто ко мне неравнодушен. И я заслуживаю то, что со мной происходит. Хотел же обезопасить Лейлу и Рут от себя? Нужно было сразу надевать наручники и оставаться в квартире. Может, тогда и не было бы никакой трагедии. Но сейчас уже поздно. Я едва дотянулся до стола, взял бутылку виски и вылил в себя те пару капель, что оставались там, а после бросил её на пол.

Стрелки часов двигались очень медленно. Прошло часов семь с момента моего заключения, прежде чем меня начало ломать. Вчерашняя доза давала о себе знать. По телу словно пропускали слабый электрический разряд, по вискам тёк холодный пот, но всё, что я мог – это как червяк извиваться