Бриджит Джонс: грани разумного - Хелен Филдинг

23:00. А-а-а... только заснула – тут же снова проснулась от того, что кто-то сосал мою шею. Целое кольцо лесбиянок, они добрались до меня. Все начали меня целовать и щупать. Откупиться от них нечем – лифчик уже отдала, трусов на мне тоже нет. Позвать охрану – хуже здесь ничего не может быть. Пришлось поменять джинсы на отвратительный, старый саронг. А ещё, хотя я чувствовала, что меня насилуют, какая-то часть меня, сама того не желая, испытывала удовольствие просто от того, что до меня дотрагиваются. Га-а-а! Может, я лесбиянка? Нет, не думаю.

* * *

24 августа, воскресенье

Минут, потраченных на слезы, – 0 (ура!)

После сна чувствую себя бодрее. Надо бы поискать Фрао. Фрао – моя подруга: её перевели сюда одновременно со мной, и я одолжила ей свой лифчик. У неё нет груди, чтобы туда поместить, но он ей нравится: Фрао всё время ходит вокруг и повторяет: «Мадонна...» Не могу избавиться от мысли, что это корыстная любовь, но нищие не выбирают и приятно иметь подругу. Потом, не хочу попасть в ситуацию, похожую на ту, когда освободились бейрутские заложники и стало ясно, что никто не любит Терри Уайта.

Вот видите, при желании человек может привыкнуть к чему угодно. Не собираюсь сдаваться и впадать в хандру. Уверена – они там дома что-то делают. Шеззер и Джуд организуют газетные кампании, как в защиту Джона Маккарти; стоят перед палатой общин, а в руках – знамена с моим изображением и ещё размахивают факелами.

Что-то же и я могу сделать. Если моё освобождение зависит от поимки Джеда и выуживания из него признания – пусть они, чёрт возьми, прилагают побольше усилий к поимке и выуживанию.

14:00. Ура, стала вдруг самой популярной девушкой в камере! Тихонько разучивала с Фрао слова песен Мадонны – она помешана на Мадонне, – и тут вокруг нас стала собираться небольшая толпа. Кажется, меня посчитали какой-то богиней, поскольку я знала слова всех песен «Девственной коллекции». В результате по требованию народа пришлось мне исполнять песню «Как девственница», забравшись на кучу матрасов, в лифчике и саронге, будто держа в руке микрофон. Тут охранник истошно завопил. Оглянулась – помощник британского консула, его только что впустили в камеру.

– А-а, Чарли! – грациозно улыбнулась я, спрыгнула с матрасов и поспешила к нему, пытаясь по дороге натянуть саронг на лифчик и восстановить достоинство. – Как я рада, что вы пришли! Нам надо многое обсудить!

Чарли явно не знал куда деть глаза, но, кажется, склонялся в направлении лифчика. Принёс мне пакет из Британского посольства: вода, печенье, сандвичи, средство от насекомых, ручки, бумага и, что лучше всего, мыло. Чувства меня переполняли – лучший подарок во всей моей жизни.

– Спасибо, спасибо, не знаю, как вас и благодарить! – взволнованно восклицала я, еле сдерживаясь, чтобы не обхватить Чарли руками и не прижать к решётке.

– Нет проблем, стандартный набор. Принёс бы вам раньше, но эти бездельники в офисе постоянно таскают сандвичи.

– Понятно, – кивнула я. – Теперь, Чарли, – Джед.

Непонимающий взгляд Чарли.

– Вы помните о Джеде, – произнесла я по-родительски наставительным тоном. – Парень, который дал мне сумку. Нам очень важно его поймать. Хотела бы, чтоб вы записали побольше деталей про него. И ещё: пришлите ко мне кого-нибудь из отдела по наркотикам, пусть возглавит поиски.

– Так, – серьёзно, но с глубокой неуверенностью отреагировал Чарли. – Так.

– Теперь слушайте, – продолжала я, оборачиваясь Пегги Эшкрофт в последние дни Раджа, когда она собирается стукнуть его по голове зонтиком. – Если тайские власти так хотят показать пример борьбы с наркотиками, что сажают в тюрьму без суда и следствия невиновных европейцев, им придётся хотя бы проявить интерес к поимке наркокурьеров.

Чарли тяжело уставился на меня.

– Угу, так, так, – пробормотал он, сдвинув брови и сердечно кивая, – при этом взгляд его не осветился ни малейшей искоркой понимания.

После того как я объяснила свою мысль ещё несколько раз, Чарли неожиданно уловил суть.

– Угу, угу, понимаю, что вы хотите сказать. Угу, им надо искать парня, который вас сюда упрятал; иначе это выглядит так, будто они ничего не предпринимают.

– Верно! – просияла я, в восхищении от результатов своего труда.

– Так, так, – заключил Чарли, поднимаясь со стула; с лица его так и не сошло выражение крайней озабоченности. – Пойду прямо сейчас, заставлю их почесаться.

Смотрела, как он уходит, и поражалась: каким образом такое создание поднялось по служебной лестнице британской дипломатической службы? И вдруг меня осенило.

– Чарли! – окликнула я его.

– Угу, – отозвался он, наклонившись проверить, застегнута ли ширинка.

– Чем занимается ваш отец?

– Папа? – Лицо его посветлело. – О, работает в министерстве иностранных дел. Старикан что надо.

– Он политик?

– Нет, гражданский служащий. Уже много лет правая рука Дугласа Херда.

Молниеносно удостоверившись, что на нас не смотрит охранник, я наклонилась к нему.

– Как здесь складывается ваша карьера?

– Чёрт, немного статично, по правде сказать, – бодро признался Чарли. – Как в этой проклятой чёрной дыре Калькутте, – если, конечно, не понизят и не отправят на острова. Ох, простите...

– Разве не здорово, если вам удастся предпринять удачный дипломатический ход? – с соблазняющими интонациями в голосе начала я. – Почему бы вам не сделать один маленький звонок вашему папе...

* * *

25 августа, понедельник

100 фунтов (внимание: худоба); кол-во... да чёрт с ним, мозг разжижается. Наверняка полезно для похудения.

Полдень. Плохой, мрачный день. Должно быть, я обезумела, решив, что могу как-то повлиять. Москиты и вши закусали до смерти. Тошнит и лихорадит от постоянного поноса, что составляет большую трудность в свете ситуации с горшком. Хотя в определённом смысле это очень даже хорошо – лёгкая голова позволяет всё воспринимать как нереальное, а это гораздо лучше, чем реальность. Заснуть бы... Очень жарко. Может, у меня малярия?

14:00. Проклятый Джед. Ну как человек может быть таким... Нет, нельзя таить обиды, самой тебе хуже, надо отстраняться. Не желаю ему плохого, не желаю ему хорошего – отстранилась.

14:01. Проклятая свинская собака, подлая сволочь, грязный ублюдок из самого ада! Надеюсь, он угодит лицом в дикобраза.

18:00. Сработало! Сработало! Час назад пришёл охранник и вытолкал меня из камеры. Как здорово выбраться из этой вони! Меня привели в маленькую комнатку со столом «под дерево», металлическим шкафчиком и номером японского порнографического журнала для геев, – охранник поспешно его убрал, когда вошёл маленький, изящный таец средних лет и представился именем Дудвани.

Оказалось, он из отдела по борьбе с наркотиками и довольно крепкий орешек, – где старый добрый Чарли. Стала вспоминать детали: номера рейсов, которыми прилетел и, возможно, отбыл Джед; сумка; описание его самого.

– Вы ведь наверняка можете выследить его по всему этому, – заключила я. – На сумке наверняка есть его отпечатки пальцев.

– Мы знаем, где он, – отмахнулся Дудвани. – И у него нет отпечатков.

Ого, нет отпечатков! Всё равно что нет сосков, например.

– Так почему же вы его не схватили?

– Он в Дубай, – без всякого выражения произнёс Дудвани.

Это меня порядком разозлило.

– Вот как, он в Дубай? И вы всё про него знаете! И что я этого не делала, а он подстроил всё так, будто я это сделала. А я не делала! Но вы вечером идёте домой, к вкусной тушёной курице, и жене, и семье, а я застряла здесь до конца детородного периода за нечто, чего не делала, просто потому, что вам лень пальцем пошевелить и поймать того, кто признался бы в том, чего я не делала!

В оцепенении он уставился на меня.

– Почему вы не заставите его признаться? – не отставала я.

– Он в Дубай.

– Ну так найдите ещё кого-то, кто признался бы.

– Мисс Джонс, мы здесь, в Таиланде...

– Наверняка кто-то видел, как он взламывал нашу хижину, или сделал это за него. Кто-то должен был зашить наркотики под подкладку. Шов сделан на швейной машинке. Идите и расследуйте, это же ваша работа!

– Мы делаем всё, что возможно, – холодно заметил Дудвани. – Наше правительство очень серьёзно относится к каждому случаю нарушения закона о наркотиках.

– А моё правительство очень серьёзно относится к защите своих граждан, – парировала я, на секунду представив, как в комнату врывается Тони Блэр и шарахает тайского служащего дубинкой по голове.

Таец прочистил горло и начал снова:

– Мы здесь, в Таиланде...

– А я – журналист, – перебила его. – На одной из лучших телевизионных новостных программ Великобритании.

Добавляя это, пыталась отогнать образ Ричарда Финча, твердящего: «Думаю, Хариетт Хармен; думаю, чёрное нижнее бельё; думаю...» Продолжала:

– Планируется кампания протеста в мою защиту.

Снова мысленный образ Ричарда Финча: «Эй, Бриджит-Косое-Бикини не вернулась из отпуска? Обжимается с кем-нибудь на пляже, забыла сесть в самолёт?»