И жили они долго и счастливо - Алёна Селютина

чем утро лучше, чем сейчас?

Кощей вздохнул, и Василиса потянула его на себя, уложила обратно, снова спрятала лицо у него на груди.

– Начинай, – предложил он, и она уловила в его голосе нотки хорошо скрываемой обиды.

Василиса кивнула. Она не хотела обижать его отказом, но ей нужно было сказать все это сейчас, прежде чем она передумает, сказать, чтобы утром не смалодушничать и не промолчать. Она набрала полную грудь воздуха. Это было невероятно сложно произнести.

– Только ты не перебивай, – попросила она.

Кощей молча кивнул: просили же не перебивать. Его пальцы снова легли ей на голову, начали монотонно перебирать пряди, успокаивая.

– Я была очень плохой женой Ивану, – начала Василиса.

Пальцы дрогнули, но не остановились; это вселило надежду на то, что она будет понята правильно, и дало силы продолжить.

– И я была уверена, что в нашем с тобой браке все иначе, что я люблю тебя и, значит, по определению забочусь о тебе и что ты счастлив. Однако вчера ночью на поляне я… я видела кое-что.

Пальцы замерли, Василиса заставила себя говорить дальше.

– У меня открылось что-то вроде истинного зрения. Только не так, как его описывают… Я видела все и сразу, словно… словно с мира сняли покров, обнажив его, словно… Я не знаю, как это точнее объяснить… Но я видела тебя. Ты… устал.

Кощей убрал руку. Василиса приподнялась на локте, чтобы заглянуть ему в лицо, и наткнулась на холодный, колючий взгляд, на дне которого, она могла поклясться, все еще был отголосок страха, увиденного ею в лесу.

– Что еще ты видела? – спросил Кощей.

– Много чего, – честно ответила Василиса и продолжила, не давая ему вставить хоть слово. – Но сейчас это все не важно и ничего не меняет. Ты мне не рассказывал, значит, у тебя были причины, значит, так было нужно.

В слабом отсвете пущенных ею светлячков лицо Кощея казалось вырезанным из камня, и Василисе на мгновение стало не по себе. В конце концов, он был тем, кем был и… Она не позволила себе додумать эту мысль до конца, села, обхватила его лицо ладонями, прижалась лбом ко лбу и быстро зашептала в губы:

– Я люблю тебя. Знаю, ты не любишь, когда я говорю это, считаешь, что не можешь ответить мне тем же, но я люблю тебя. Мне все равно, как ты получил свое бессмертие, зато мне не нужно бояться за тебя, я счастливая женщина…

– Хватит, – резко оборвал ее Кощей, отстраняя. – Хватит, я же просил…

– Нет, не хватит! – возразила Василиса. – И ты обещал не перебивать. И да, я верю, что ты любишь меня. Ты заботишься обо мне, даешь мне полную свободу, уважаешь, бережешь, терпишь… Что тогда любовь, если не это, Кош? Страсть?

– Скажи это Настасье с Соколом, – буркнул Кощей, явно пытаясь уйти от темы, но Василиса аж подпрыгнула.

– Чушь! У Насти все четыре беременности были тяжелыми, а потом еще восстанавливалась долго, и Сокол не прикасался к ней почти по году!

– Так, давай не будем тащить их в нашу постель.

– Ты первый начал! – возмутилась она. – Любовь – это не про чувства. Это про поступки. Я раньше думала – ты считаешь, будто не можешь любить, потому что темный, а теперь поняла. Это из-за души, да? Так мне все равно. Поверь мне, сотни, тысячи людей обладают душой, но не умеют любить. Дело не в ней. Я раньше не понимала до конца, но ночью поняла. Любовь – это… решение. День за днем, с одним и тем же человеком, с его недостатками, с его ошибками, осознавая, что так будет всегда… Что я, не знаю, что несовершенна?! И не смотри ты на меня так! Но сейчас и это не важно, потому что…

Василиса вдруг растеряла весь свой пыл, сдулась, села прямо и сказала спокойно:

– Ты так устал, и я едва не потеряла тебя. Я не хочу так. Я не могу позволить тебе тащить это все на себе и дальше. Я знаю, что ты остаешься здесь ради меня. Тебе нужно вернуться в Навь. И я пойду туда с тобой.

Она хотела посмотреть, как изменится его лицо, взгляд, но Кощей резко дернул ее за руки, опрокинул на себя, прижал, не давая встать. Он тяжело дышал, словно ему было больно, сердце у него частило. Василиса положила руку ему на грудь, провела пальцами по старому шраму, полученному в неизвестной ей битве. Ей вдруг вспомнилось, как она сделала это в первый раз, как почему-то удивилась, когда поняла, что его сердце бьется, и как обиделся на ее восклицание Кощей, заявив, что он вообще-то человек, а не нежить какая-то…

– Не надо так, – попросил тот Кощей, что был реальным. – Больше так не говори, а то я могу, чего доброго, и поверить.

– Я серьезно, – ответила Василиса. – Я очень серьезно. И если ты скажешь, чтобы я сейчас пошла и собрала вещи, я пойду и сделаю это. Только буду тебе благодарна, если дашь попрощаться со всеми.

– И именно поэтому ты дрожишь, – вздохнул Кощей. Он дотянулся до одеяла и накрыл их обоих. – Мы оба знаем, что ты не хочешь этого. И такие решения не принимают за полчаса. Я не хочу, чтобы ты снова страдала.

– Я думала об этом не полчаса. – Василиса пошевелилась, устраиваясь поудобнее. – Воздействие цветка чем-то похоже на воздействие моего эликсира – помнишь, того, что лишает чувств? Я мыслила кристально ясно. И я приняла это решение там. И обдумала его позже. И не решай за меня, что мне нужно, а что нет. Ты пятнадцать лет заботился обо мне, не щадя себя.

– Это было не так долго и не так сложно, – возразил Кощей.

– Не ври мне, ты обещал! – взмолилась Василиса. – Дай же и мне позаботиться о тебе. Я больше не хочу думать только о себе. Я твоя жена. Я знала, за кого выхожу. И я выбираю следовать за тобой. И потом, ты мне как-то сказал, что отпускал бы меня…

Она с надеждой подняла глаза, и Кощей хрипло рассмеялся.

– Ну вот, – горько улыбнулся он, – не успели отбыть, а ты уже строишь планы побега. Ты не сможешь.

Василиса стукнула его по груди, и он ойкнул.

– Не смей! – воскликнула она. – Не смей решать, что я могу, а что нет. Хватит. Просто скажи, когда…

– Точно не завтра, – перебил Кощей. – И даже не в этом месяце. Успокойся. Это все нужно обдумать, и я еще не сказал, что согласен. Поэтому хватит бояться, что я прямо сейчас заверну тебя в одеяло, закину на плечо и совершу променад через зазеркалье. Нет.

Василиса почувствовала, как отлегло от сердца. Где-то глубоко внутри она действительно боялась, что Кощей именно так и сделает. А с другой стороны, ей отчасти хотелось этого – чтобы она не успела передумать и пожалеть о своем предложении еще здесь и – не дай боги – не пошла на попятную.

– Ты что-то еще хотела мне сказать? – спросил он.

Она покачала головой.

– Нет. Теперь твоя очередь.

– Пожалуй, я пока воздержусь, – вздохнул Кощей, пальцами прошелся по ее предплечью, огладил плечо, задержался на шее и убрал назад выбившиеся волосы. – Для начала мне нужно обдумать твое предложение, а это займет время. И раз уж мы оба не хотим спать, и ты уверяешь, что все еще любишь меня, а я не держал тебя в руках целый месяц…

Он резко развернулся, подминая ее под себя, и Василиса наткнулась на его ищущий взгляд, горящий просьбой. Кощей мог сколько угодно скрывать это от себя, но Василиса знала, что он хочет услышать. Более того, сейчас она могла сказать больше.

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Люблю. Несмотря ни на что. Ты мой. И на той поляне… Ты боялся за меня и боялся потерять меня, и твоя душа рвалась ко мне… Если это не любовь… Не знаю… Мне все равно. Мне этого достаточно.

Она приподнялась и поцеловала его в нос.

– Ты большой и страшный царь Нави, великий колдун, победитель богатырей, владелец меча Кладенца, ты – Кощей Бессмертный. А я просто девчонка, которая подглядывала за тобой в щель между бревен в подполе у Яги. Мне нравился твой конь, ведь я тогда понятия не имела, каким безумным он может быть во время скачки. И я понятия не имела, куда нас с тобой все это приведет. Но я рада… нет, я счастлива, что привело. Я счастлива, что я сейчас в твоем доме и что это и мой дом, что я в твоей постели, с тобой, что я