И жили они долго и счастливо - Алёна Селютина

терпеть не могла выяснять отношения в спальне: почему-то именно здесь их ссоры всегда заканчивались особенно плохо.

– Не смогла, – честно ответила она. – Сначала думала, а вдруг ты согласишься, я бы с ума сошла. А потом мы приспособились, прижились, ты повеселел… Ну, и у моих извинений, пожалуй, вышел срок годности.

– И что все это значит? – спросил Сокол.

Голос его все еще был холодным и жестким.

– Прекрати со мной так разговаривать, – потребовала Настя. – У тебя для этого твои темные есть. А я твоя жена.

– Тридцать лет вины? Настя, я тебя слишком хорошо знаю. И теперь все твои командировки, все твои вечерние отлучки предстают передо мной в другом свете. Я думал, ты испытываешь этот мир на прочность, развлекаешься, наконец-то получив все, о чем мечтала, а ты… бежала от меня?

– Не от тебя. – Настя покачала головой.

– От чего же?

– Я боялась за тебя, невыносимо просто сидеть дома и ждать… И ты изменился. Как будто бы ты мог не измениться после всего этого… Но иногда я ловила себя на мысли, что вообще не узнаю тебя…

Сокол опустился в стоящее рядом с кроватью кресло. «Наверное, – подумала Настя, – ему тяжело стоять после ранений». Нужно было помочь. Осмотреть раны, уложить в постель, напоить горячим и дать поспать. Сейчас они договорят и…

– Ты что, хотела от меня уйти? – тихо спросил Сокол.

– Нет конечно! – воскликнула Настя. – Разве я могла бы уйти от тебя после того, во что ты из-за меня вляпался?

Этого говорить точно не стоило. Она поняла это сразу же, как последнее слово сорвалось с губ. На лицо мужу будто маску надели.

– Я не это имела… – начала было Настя, но Финист перебил.

– Так, – продолжил допрос он. – Тогда зачем же ты согласилась на еще одного ребенка? Ты ведь сама предложила.

Настя сглотнула. Что ж, кажется, время поговорить начистоту пришло. И придется раскрыть все карты. Так пусть…

– Черный шабаш на Велесову ночь три года назад, – негромко ответила она, прикрыв глаза. – Кинжал почернел наполовину. Я пообещала себе и богам, что, если ты вернешься живым, я сделаю то, что ты хочешь, и рожу тебе еще ребенка.

В спальне повисла страшная мертвая тишина. Настасья боялась открыть глаза и наткнуться на взгляд мужа, но зря: Сокол на нее не смотрел. Вдруг он подскочил, открыл шкаф, выхватил из него первые попавшиеся футболку и джинсы, поспешно надел их и вылетел из комнаты. Настя сорвалась за ним. Он обувался в коридоре.

– Не уходи, – взмолилась она, – давай поговорим.

– Поговорили, – ответил он, не глядя на нее, и едва ли не выбежал в подъезд, грохнув дверью.

Из детской подала голос Яра. Настя тоскливо взглянула в просматривающееся из коридора окно спальни. Иногда ей хотелось поступить так же, как поступал Финист, когда оказывался в сложной ситуации или просто желал остаться один и подумать: взобраться на подоконник, замереть на мгновение, а потом устремиться в небо…

* * *

Сокол пил. Баюн дал ему отгул на сутки, о чем известил всех его подчиненных, и Финист был уверен, что рабочий кабинет – последнее место, где его станут искать. Сюда он и направился сразу после того, как наконец принял душ в подвале общежития. Там, как всегда, были проблемы с горячей водой, и, хотя подогреть ее было несложно – запитать силой руну, начертанную на лейке от душа, – он не стал этого делать: ледяной поток оказался именно тем, в чем он нуждался. Минут на пятнадцать мысли стали кристально чистыми, и за это время Сокол успел составить план. План был предельно прост: напиться до беспамятства, чтобы спасти себя от помешательства. Вот его он сейчас и реализовывал с завидным упорством. Наверное, поэтому и оказался не готов к тому, что кто-то все же откроет вообще-то запертую дверь и шагнет к нему без стука. Но мест, куда Кощей стучался, прежде чем войти, было не так много.

– Чего тебе опять? – буркнул Сокол, с тоской ощущая в сжатой под столом ладони стакан с хмельным медом, который успел спрятать. – Мне снова поиграть для тебя в живой щит?

Кощей выглядел уставшим. Извиняться за вторжение он не стал, как и расшаркиваться. Сокол за это был благодарен: он любил в людях прямоту и терпеть не мог длительные вступления.

– Не злись на Василису, – сказал Кощей. Наверное, это должно было прозвучать как извинение или просьба, но у Кощея не получилось использовать нужный тон. А может, он изначально не собирался к нему прибегать. – Она была не в себе, когда рассказала мне, а я этим воспользовался.

Сокол обжег его взглядом.

– Как же вы, темные, мне осточертели, – с нескрываемой неприязнью ответил он. – Когда-то я сохранил твой секрет просто потому, что ты попросил. Я прекрасно представлял, что начнется, если кто-то узнает, что вы вместе. Пожалел. И вот как ты отплатил мне… Впрочем, теперь я знаю, что все время в этом мире моя жена была глубоко несчастна и, кажется, вообще хотела уйти от меня, а дочь мне родила из чувства долга. Если это знание того стоило, то, наверное, спасибо.

Мед в стакане и хмель в нем манили прямо-таки непреодолимо. «Зачем я ему все это рассказываю? Не пошел бы ты, Кощей, вон», – беззлобно подумал Сокол. Злиться еще и на него сил не было.

– Я ошибся, – уверенно произнес Кощей.

Сокол вскинул бровь.

– Это у тебя вместо «извини»? – усмехнулся он. – Тогда будь спокоен, на Василису я зла не держу. Она меня сдала, она же меня и спасла. А решение использовать меня принял ты. Но тебе повезло, у меня выходной. А по выходным я скидываю маску жестокосердного охотника на темных и превращаюсь в послушную комнатную болонку, которая не способна ни на кого сердиться…

– Ты что, пьян? – нахмурился Кощей и перевел взгляд на лежащую на столе упаковку нарезного бородинского и бутылку из темного непрозрачного стекла.

Сокол хохотнул.

– Будешь читать мне мораль? Меня дважды за ночь едва не укокошили, и все стараниями твоей бывшей. Причем в ситуации, которой вообще бы не было, если бы ты все нам нормально рассказал сразу… И вот я лежал, умирал и думал о том, что оставляю свою жену вдовой, а свою малолетнюю дочь сиротой, потому что один дебил решил, что ему все можно, а потом эта самая жена, без которой я… Она сказала, что… Да не важно… И после этого ты считаешь, что мне нельзя выпить? Тогда ты и правда мудак… Иди-ка домой. Твоя семейная жизнь ведь спасена…

Но Кощей вместо того, чтобы ответить или выйти из кабинета, неожиданно придвинул к столу один из стоящих у стены стульев и сел.

– Нальешь? – спросил он.

Сокол посмотрел на него с недоверием.

– Ты же вроде у нас тут главный трезвенник? – прищурился он.

– До вчерашнего дня Василиса не помнила меня месяц, а этой ночью я отрубил голову своей бывшей жене, которая едва не убила нынешнюю. Многовато для двадцати четырех часов. Ситуация располагает…

Сокол помолчал, потом хмыкнул.

– Да пожалуйста…

Он достал из нижнего ящика стола кружку с не смытыми до конца кольцами от заварки на стенках и налил в нее из бутылки. Сверкнула в свете окна струя медового золота.

Кощей поднял бровь.

– Вот это сюрприз, – протянул он.

– А то! – довольно улыбнулся Финист. – Настоящий хмельной мед! Мой старшенький, Борислав, поставляет. Он у нас все никак остепениться не может. Много удали и все гоняется за какой-то призрачной великой любовью. Светозар, средний, уже скоро, наверное, моих правнуков нянчить будет, а младший, Тихомир, весь ушел в книги, хочет стать великим волхвом, как его дед… Это Настя имя выбирала, хотела, чтобы хоть один ребенок был поспокойнее… перестаралась малость…

Вспомнив жену, Сокол осекся, снова помрачнел лицом и пододвинул к Кощею кружку. Тот осушил ее в несколько глотков, словно воду выпил, со стуком поставил на стол.

– Хорошо! – сказал он и потянулся к хлебу.

Сокол довольно усмехнулся. Он налил Кощею еще, и в этот момент ожил экран мобильного, переведенного на беззвучный режим. Звонила Настя. Финист сбросил вызов и закинул телефон в ящик стола.

– Ладно, – буркнул он и сделал большой глоток из своего стакана. – Выкладывай, зачем на самом деле пришел.

Кощей, погруженный в собственные мысли, не обратил внимания на его махинации с телефоном. Он нахмурился, цокнул языком, повертел кружку, сделал еще глоток.

– За этим в том числе. Но еще – и Баюну я уже об этом сказал – Марья была не одна, – вздохнул он. – Кто-то помогал ей. Слишком красиво все сложилось. Она вышла в нужном городе, тут же наткнулась на ведьму, схоронилась